Каштру Сороменью - Истории Черной Земли

В хижинах, где вождь народа много лет прожил со своими женами, несчастные вдовы лежали без сил на циновках. Слезы их истощились. Только стоны вырывались из их груди.

А в это время вдали от селения, у края большой дороги, старый Шапинда вместе с несколькими юношами заканчивал постройку хижины, которая должна будет принять тело вождя, после того как колдуны исторгнут из него душу умершего.

И сюда, в селение, доносились глухие удары ножей, вонзавшихся в дерево. Это колдуны с заклинаниями и молитвами переселяли в священное дерево — мулембу душу вождя. Они взывали к богам и к добрым духам когда-то умерших вождей, жизнь которых осталась в памяти народа. А потом, снова воткнув ножи в землю вокруг маски бога Камвари, нанеся дереву глубокие раны, в которые вошла душа умершего, колдуны закончили обряд переселения в священное дерево души вождя.

И завтра, и всегда лунда, живущие на этих равнинах, будут обращаться к своим предкам через дух вождя, отныне поселившийся в священном дереве — мулембе.

Голос равнины

Едва только солнце появилось над бесконечным простором равнины, Думба-иа-Квило покинул тепло костра — он встал, потянулся, плюнул несколько раз на землю, обругал племя киоков, насмешливо взглянул на спутников, спящих тяжелым сном около тлеющих углей, и быстро зашагал к реке. Густой туман висел над водой и над обоими берегами. И Думба-иа-Квило громко проклял реку, такую широкую, что с одного берега до другого еле слышен крик человека.

Река кормила и поила множество людей, но к нему, к Думба-иа-Квило, она всегда была немилостива. Вечно туманила ему глаза, крутила и поворачивала не в ту сторону его челнок, заставляя смотреть на торчащие из воды головы крокодилов, готовых сожрать человека. Сердце Думбы-иа-Квило сжималось от страха, но никогда ни одна жалоба не вырывалась из его сжатых губ. Он зажмуривал глаза, обливаясь холодным потом, и крепко цеплялся за борта лодки. Но все было напрасно. Думба-иа-Квило знал, что рано или поздно он заплатит собственной смертью за грехи, которые были известны богам. Он знал, что неведомое людям ведомо богам, которые сопровождали каждый его шаг. Вот поэтому Думба-иа-Квило больше всего боялся злых богов африканских рек — крокодилов, которые пожирали люден, если их души были отягощены грехами… Но он никогда не роптал, и никто не замечал, какой страх мучит его, когда on плывет по реке. И он никогда не произносил вслух имя священного животного — ни на воде, ни на суше, опасаясь, чтобы крокодил не услышал призыва и не утащил его в последний путь.

От реки повеяло холодной сыростью, и Думба-иа-Квило задрожал. Чтобы согреться, он быстро разложил костер у подножия огромного дерева, к которому обычно привязывали лодки. Вытянув руки над огнем, Думба-иа-Квило еще раз проклял киоков, потому что он, хотя и был сыном женщины киоко и храброго лунда, ненавидел соплеменников матери с тех пор, как его жену украли киоки. Сколько лесов и сколько степей прошел он тогда, разыскивая жену и похитивших ее киоков, Думба-иа-Квило старался не вспоминать и никому об этом не говорить. Но все-таки кое-кто знал эту историю, и когда, забыв о присутствии Думбы-иа-Квило, кто-нибудь начинал ее рассказывать, он, скрежеща зубами от гнева, набрасывался на насмешника. Многие уже были отмечены его зубами и ногтями. Вот поэтому и еще потому, что Думба-иа-Квило был действительно отважным охотником, люди и прозвали его так. Думба-иа-Квило значило — Лев с берегов реки Квило. И ему самому понравилось это прозвище. Он даже стал гордиться им. И вскоре только старики из родного селения могли припомнить его настоящее имя.

Вдруг резкий крик донесся сквозь туман, все еще окутывающий реку. Думба-иа-Квило поднял глаза от пламени и стал всматриваться вдаль. Мало-помалу он разглядел какую-то тень, двигающуюся в тумане, уже чуть поредевшем от первых лучей солнца. Тогда он вскочил на ноги и, приложив руки ко рту, крикнул.

Вот лодка приблизилась к берегу, и стоящий в ней человек, как только ее борт коснулся земли, крикнул:

— Прыгай!

И Думба-иа-Квило, легко вскочив в челнок, поплыл вниз по реке, в селение вождя Иакалы, где он должен был встретиться с девушкой, своей избранницей. А потом она разделит с ним его циновку, которую уже давно не согревало тепло женского тела.

На берегу Квило охотники из отряда Думбы-иа-Квило проснулись, когда солнце стояло уже высоко. Они взглянули на поднимающиеся вверх струйки дыма и покачали головами.

— Еще одно утро без ветра! — с досадой сказал один из охотников.

Полное безветрие стояло уже много дней. На лазурном небе не появлялось ни одной тучки. Солнце палило нещадно. На равнине, которая протянулась по обоим берегам реки, лишь кое-где виднелись обожженные солнцем, коричневые постройки селений. Не успели пожелтеть лишь небольшие лесные заросли, видневшиеся то здесь, то там, как зеленые островки в необъятном океане равнины.

Трава желтела и высыхала под безжалостными солнечными лучами, но ни один стебель не шевелился. На земле и на небе царил покой. И охотники приходили в отчаяние, глядя на безжизненную равнину. Люди уже устали от бездействия и постоянного ожидания ветра. Ослабевшие и потные, они безвольно лежали на циновках, не в силах подняться. Потому что только тогда, когда дует ветер, можно начинать охоту огнем. И все дни охотники проводили в безделье. Но они не ленились поддерживать пламя костров, да и то потому лишь, что должны были видеть, как дым поднимается к небу. И с каждым часом все сильнее хотелось им увидать этот дым не прямо поднимающимся в небо, а качающимся под радостную музыку ветра. Листва на деревьях не шевелилась, блеск неба становился невыносимым для глаз, и ни одна птица не прорезала крылом пылающие просторы неба. А из высокой травы не доносились шорохи, которые говорили бы о присутствии животных. Тишина и удушливая жара висели над равниной.

Измученные жарой животные укрылись в рощах, под зеленью неподвижных деревьев, обвитых цепкими лианами. Человек не решался проникнуть в эти заросли. Там он не мог быть спокоен за свою жизнь.

А между тем в этих живительных оазисах африканских степей, в их укромных зеленых уголках журчат чистые ручьи, созревают плоды, по стволам пальм стекает сладкий сок. Там прыгают зайцы, бродят чуткие газели и кормятся антилопы. И только человек терпит лишения, но обходит тенистые заросли, хотя мог бы здесь утолить голод и жажду. В этом особом мире для него нет места.

В самое жаркое время года в этих зарослях прячутся хищники, ведя смертельные схватки в борьбе за существование. Леопард выслеживает антилопу, мирно жующую свежую траву, и бросается ей на спину одним прыжком, чтобы перегрызть горло. Но на предсмертный крик антилопы выходит из своего убежища лев и в жестокой драке отнимает у леопарда добычу. Пакаса, набив брюхо травой, попадает в кольца удава-жибойи, а кобра одним прикосновением жала убивает льва или леопарда, и те падают на землю рядом со своими жертвами.

Звери боролись, убивали и пожирали друг друга в этих зеленых зарослях, таких мирных на вид. И огонь, пущенный по равнине, должен был выгнать их оттуда навстречу охотникам.

А вдали от этих зарослей, на самой равнине, распростертой по берегу Квило, ночи, одна за другой, беззвучные и спокойные, сходили на землю. Тишина этих ночей тревожила людей. Она их страшила. Охотники были печальными и молчаливыми, потому что ночь без батуке — это не ночь для африканца. Ночь существует для того, чтобы люди танцевали, любили и пили хмельной сок. Но теперь ночи были мрачными и наполняли страхом. Разложив костры, глядя на ровно поднимающиеся вверх языки пламени, покусывая трубки, мужчины тосковали о женах и детях, оставшихся в селении.

Уже все истории были рассказаны, и если вдруг кто-нибудь открывал рот, то лишь для того, чтобы проклясть ветер, который не приходил. Люди думали только об охоте, о ветре, о том, как вся степь превратится в огненное море… Но вокруг царила тишина и ничто не предвещало изменения погоды, и потому люди вздыхали и молча курили длинные трубки.

В этот день охотники больше чем когда бы то ни было обсуждали поступки Думба-иа-Квило. Он отсутствовал, и поэтому товарищи не щадили его, срывая на нем раздражение. Они не могли простить Думба-иа-Квило, что он отправился к женщине: они завидовали ему. Но если бы Лев с берегов Квило внезапно появился здесь, как смутились бы они, как быстро отвели бы свои глаза от жестоких глаз охотника! Они боялись его больше, чем хищных зверей, больше, чем ребенок боится призраков! И все это после одного случая, когда Думба-иа-Квило во время охоты огнем перерезал горло охотнику, который увидал случайно, как он, Думба-иа-Квило, спасаясь от леопарда, спрятался за деревом. Человек высмеял Думбу-иа-Квило и посоветовал ему в другой раз спрятаться в реке. И Думба-иа-Квило не простил его. Храбрецы никогда не прощают насмешку над их слабостью. И, покончив с леопардом, ослепленный гневом, он бросился на обидчика и убил его одним ударом ножа. Таким образом Думба-иа-Квило, вождь охотников, снова возвысился в глазах людей. Потом ему пришлось стоять перед вождем, выдумывая оправдания… И вождь оставил его безнаказанным. Но люди навсегда запомнили, как страшен Думба-иа-Квило в ярости.