Амалдан Кукуллу - Истории мудрого странника
– Нет, отец, не хочу быть третьим везиром.
Третий везир поклонился в сторону Наджаса, медленно выпрямил спину и сел. А падишах, тем временем, обратился к Наджасу с такими словами:
– Хвала тебе, сын мой!.. Вижу, ты и умом не обижен... Назначаю тебя вторым везиром!
Едва слова падишаха коснулись слуха второго везира, как тот бросил злой взгляд в сторону будущего зятя падишаха и нервно задвигал скулами.
«Ух, гадюка, от гадюки и умрешь!» – зло подумал Наджас о втором везире и также зло посмотрел на него. Из глаз второго везира неуловимо, но зримо сыпались тысячи ядовитых стрел. Но Наджас сдержал свою злую обиду, сделался вдруг вежливым и, отбив трижды общий поклон, сказал:
– Нет, отец, не хочу быть и вторым везиром.
Встрепенулся падишах, вскинул свою голову, подобно удивленному петуху, произнес гордо и учтиво:
– Хвала тебе, сын мой! Хвала!.. По всему видно, что ты можешь справиться с обязанностью и первого везира... Быть по-твоему: назначаю тебя первым везиром!
Прикрыл первый везир глаза рукой и медленно стал опускать руку на подбородок, а опустив, сжал свои челюсти пальцами и, глядя на Наджаса зло и лукаво, остался сидеть так в ожидании чего-то страшного.
«Ух, крысиный яд, от яда и умрешь!» – подумал Наджас о первом везире и, улыбнувшись ехидно в жидкие усы, ударил своего недруга пристальным взглядом.
– Нет, отец мой, не хочу быть и первым везиром, – наконец сказал он, отбив трижды общий поклон.
Первый везир освободил свои челюсти и мило раскланялся во все стороны.
А падишах тем временем ухмыльнулся, косо посмотрел на будущего зятя и полусердито спросил:
– А хотел бы ты, сын мой, стать казначеем?
У казначея задрожали руки, затряслись ноги, глаза судорожно забегали по стенам, будто искали убежище.
«Хозяин казны – голова!» – подумал Наджас, но тут же улыбнулся тонко и ехидно и, приняв внушительный вид, сказал:
– Нет, почтенный отец мой, не хочу!
Рассердился, наконец, падишах, приставил сжатые кулаки к бедрам, выставил нижнюю губу вперед и косо, спустив левую ногу, что означало: «Да я тебе голову сейчас велю отрубить!» – раздраженно спросил:
– Кем же ты хочешь стать, сын мой?! – Последние два слова он произнес так тихо и жалостливо, словно обращался к покойнику.
И вот тут-то Наджас, с достоинством отбив поклоны – три низких поклона падишаху и по одному поклону в правую и левую стороны, – смущенно и робко заговорил:
– Почтенный отец мой, великий падишах горной страны! -Он сделал общий поклон. – Я с детства любил играть в военные игры, а потому научился метко стрелять из ружья и крепко держать в руке любое оружие. Все говорили мне в нашем ауле: «О, Наджас, хороший из тебя нукер будет...» Прошу вас, почтенный отец, и вас, почтенные везиры и векилы, назначить меня старшим нукером...
Как услышал старший нукер – гроза всех и всему, – зло и резко повернулся в сторону Наджаса, коснулся рукояти кинжала и, покручивая свои длинные усы, вздохнул в злобе и ярости, подобно льву, готовому броситься на своего противника. О нет, не растерялся разбойник Наджас! Он то давно для себя решил, что, только охраняя падишаха, сможет его убить и остаться незамеченным! Улыбнулся он своей тонкой улыбкой, легко кивнул в сторону старшего нукера и, обращаясь к падишаху и придворной знати, продолжил в том же тоне свою речь:
– ...А старого нукера, уважаемого всеми, назначьте казначеем. А казначея ко мне – нукером... Я сказал все, почтенный отец мой! -Наджас поклонился низко-низко и сел.
Разве мог добренький и малодушный падишах отказать своему будущему зятю и спасителю его единственной дочери, возразить или не уважить его просьбу? Конечно же, нет!
– О, сын мой! – многозначительно произнес он, полный радости за умного и смелого Наджаса.
– Быть, по-твоему: назначаю тебя старшим нукером, а уважаемого нами нукера Али – казначеем, а казначея Вали – твоим нукером. Свадьбу сыграем через семь дней, – закончил совет старейшин падишах.
Все низко поклонились падишаху и стали расходиться. Наджас, Вали и Али ушли вместе.
Вот так разбойник Наджас стал старшим нукером падишаха далекой горной страны. О, если бы все на этом и закончилось! Но нет! Это было только началом черных и коварных планов разбойника Наджаса. Готовился он во что бы то ни стало скорее расправиться с падишахом.
Шесть дней с утра и до вечера, семь ночей с вечера и до утра, с высоких дворцовых башен до хрипоты в голосе возвещали хундекучи волю падишаха, созывали гостей, чтобы пожаловали они на свадебное торжество. Все дворцовые – от мала до велика – готовили вкусные яства и разливали по дорогим кувшинам изысканные вина. Где уж тут было им увидеть печаль в глазах дочери падишаха? Где уж тут было им заметить подлый огонек в глазах будущего зятя падишаха?
На седьмой день вечером закатили неслыханный свадебный пир. В разных местах, начиная от самого порога падишахских покоев и кончая входными воротами дворца и даже за дворцовыми воротами, на всех семидесяти лестничных ступенях звенела зурна, гремели бубны, барабаны; их сменяли нежные звуки тара и саза, все плясали до полной, но приятной и радостной усталости.
Столы ломились от всевозможных яств! – плов, епраги, шашлык, жареные бараньи туши, яблоки, груши и виноград, сладости и вина – всего было в изобилии; до самой последней ступени мраморной лестницы были поданы угощения. Все знакомые и незнакомые, все родственники и придворные принимали участие в этих торжествах. Был на этом пиру и уважаемый всеми местными жителями ашуг Агулменд со своей прекрасной женой, которую он очень любил и которой дорожил больше, чем самим собой.
А в центре дворца, подобно круглой луне на огромном небе, сияла неслыханной красотой невеста, озаряя своей доброй, прелестной улыбкой всех, кто смотрел на нее. Не сходила улыбка и с тонких бледных, как майский воск, губ подлого и коварного Наджаса. Временами он азартно рассказывал собравшимся выдуманную им ложь о том, как он хитро и незаметно пробрался в логово лесных разбойников и похитил, рискуя жизнью, из-под самого их носа красавицу, которую он впервые увидел, когда она проезжала в карете через их аул. «Увидел и сразу полюбил пылом тысячи юношеских сердец!» -говорил он и лукаво подмигивал своей невесте. А дочь падишаха молча кивала белокурой, как ясный день, головой: а что она могла сказать, если разбойник Наджас крепко повязал ее словом? Все смотрели на молодых умиленными, восторженными взглядами, и никто не подозревал, какую ядовитую гадюку привела под отцовский кров бедная красавица.
И только чуткий и разбирающийся в людях Агулменд заподозрил в поведении Наджаса что-то подлое, страшное. Он как раз сидел напротив жениха и невесты и внимательно наблюдал за ними.
Много песен пропел Агулменд, и все благодарили его возгласами «Машалла!», говорили в его адрес и в адрес его супруги добрые пожелания. А сидящая рядом с ним супруга, скромная и чуткая женщина, всей душой гордилась своим милым и любимым Агулмендом. Не сидел безучастным к ашугу и жених. Он сдержанно улыбался своей холодной улыбкой, благодарил кивком головы певца и нет-нет да посмотрит на его супругу. И было в этих урывчатых взглядах что-то необъяснимое, подозрительное, грязное.
Насторожился Агулменд, задумался и решил пропеть такую песню:
Если невеста на свадьбе своейТолько улыбку безвольно роняет,Если жених после длинных речей,Пламенный взор на нее не кидает...Зачем же тогда свадьба нужна?Будет ли счастлива мужа жена?
Услышал Наджас эту песню Агулменда, и кровь бросилась ему в голову, опьяненную вином и близким успехом коварного замысла.
Схватил он кинжал и хотел по своей разбойничьей привычке перерезать ашугу горло, но не устоял на ногах, поскользнулся и упал, да так, что нож прямо в подлое сердце вонзился!
Как увидела такую смерть от руки самого Худо дочь падишаха, так и разрыдалась. Только слезы ее были слезами радости и освобождения.
Немедленно рассказала она всем присутствующим правду: как ее разбойник Наджас в подземелье прятал, и как она дала ему слово хранить тайну о его подлом прошлом, чтобы вернуться домой. Все замолчали. А ашуг Агулменд сказал:
– И слава Богу, что так все кончилось! Кто знает, какие черные планы могли созреть в разбойничьей голове Наджаса и каких подлых дел мог он еще натворить. Верно говорит народ: «Безграничную подлость только смерть укоротит!» Так и случилось в этой истории.
Младший сын падишаха
В одном падишахстве жил падишах уже немолодых лет. И было у него трое сыновей. Двое старших отличались умом и трудолюбием, а самый младший – легкомыслием и ленью. Поэтому падишах и все его придворные считали юношу ненормальным и не обращали на него внимания. С годами падишах стал замечать, что начинает стареть. Глаза его стали с трудом различать окружающий мир; уши – слышать плохо; ноги – сдавать; тело -дряхлеть, да и движения стали замедленными, неуклюжими, а временами старость вынуждала этого падишаха целыми днями возлежать на троне и напрягать притупляющуюся память, чтобы давать нужные распоряжения своим подданным. Такое угрожающее состояние здоровья постоянно тревожило падишаха, и он, не желая больше откладывать на потом заботу о своем здоровье, пригласил мудрецов и стал просить совета как ему избавиться от постигшего его недуга.
