Алена Бессонова - Весёлые и грустные сказки обо всём на свете…
– Мы царя делаем или дворника? Царю двор хвостом не мести, – съязвил Песец, – мой хвост отнюдь не плох, но я же не выпячиваюсь.
– Хвост должен быть деловым, – произнёс медведь Кадо, произнёс и задумался. Над поляной митингов и демонстраций повисла тишина. Когда медведь задумывался, никто не осмеливался ему мешать – себе дороже!
После долгой паузы Кадо сказал:
– Хвост не должен быть просто верёвкой с кисточкой на конце, хвост должен быть орудием нападения и защиты, рулём при плавании и хранилищем жира на случай голодной зимы. Идеальный хвост у бобра. Пусть у нашего царя будет такой же. Кто, против?
Медведь обвёл внимательным взглядом ряды делегатов от фауны и увидел – против все, кроме бобра. Почесав, лапой загривок изрёк:
– Молчание – знак согласия. Бросай Бобёр хвост в коробку!
Бобёр думал недолго, бросил и сразу попал.
– Ох, ты! – завистливо пропищал Крот, и не с кем не советуясь, бросил в коробку защёчные мешочки, – пусть будут. На случай голодной зимы, ещё один запас царю зверей не помешает.
За такую самодеятельность он был награждён пинком под зад от главного придворного церемониймейстера, бурого медведя Кадо.
– Теперь – главный вопрос, – провозгласила старая Сова, – добрый он будет или злой?
– Добрый! Добрый! – зашумела поляна митингов и демонстраций.
– Добрый, но ядовитый, – прошипела Змея и прыснула в коробку порцию яда, – совсем доброго кто-нибудь из вас обязательно сожрёт…
– Всё! – топнул ногой медведь Кадо, – смотрим, что получилось.
Коробку перевернули. Увиденное повергло делегатов от фауны в изумление.
– Ах, негодяйка! – удивлённо воскликнула Лама, – выходит кряква в коробку свой утиный нос бросила…
– Да-а-а! – поперхнулся Кадо, глядя на нового царя зверей, – что получилось, то получилось. Лев, может, ты ещё подумаешь?!
– Ничего себе! – закашлялся лев, и, издав непонятный возглас, уселся себе на хвост. – Я, пожалуй, останусь, раз вы так просите!
– А с этим, что будем делать? – в замешательстве спросила старая Сова.
– Ну что?! – философски изрёк Носорог, – он получился забавный. Пусть живёт!
Так на земле появилось ядовитое животное с утиным носом, бобровым хвостом, петушиными шпорами, перепончатыми лапами, острыми когтями, густым короткий мехом с защёчными мешками под названием – УТКОНОС!
Ещё его называют «улыбкой Бога», до того он потешный и ни на кого не похожий.
И ещё он никогда ни на кого не обижается. Не избрали его царём – ну, и пусть! Теперь, проходя мимо замка царя зверей – Льва, и услышав его разъярённый рык в ответ на очередную жалобу, он хитренько прищуривает глазки и тихо шепчет:
– Хе-хе-хе! А я могу идти, куда хочу, хоть в прерии!
Почему страусы не умеют летать?
Давайте не будем нарушать законы сказки и начнём новую с известной фразы – «давным-давно»
Итак…
Случилось это давным-давно, можно сказать, давнее – давнего, когда на земле ещё не было людей, а было много гигантских диких животных. Все на планете было большим, таким большим, что можно было пропасть среди деревьев, гор и морей. Животным приходилось быть великанами, чтобы не затеряться. Именно тогда и появилась маленькая птичка под названием…, впрочем, какая разница, как она называлась, всё равно её потом переназвали.
– Как же так, – спросите вы, – только что сказка утверждала, что всё в ту пору было большим, а сейчас вдруг появилась маленькая птичка?
Да, утверждала! И всё равно маленькая птичка появилась, иначе, откуда она взялась, если нигде и никогда не появилась?
Птичка была похожа на небольшого индюка, только с длиннющими ногами, густыми пушистыми перьями, маленькой глупой головой, и огромными, как небо, близорукими глазами. В её глазах отражалось всё, что она ими видела и ещё одна мысль, которая всё же уместилась в её голове и которую она, наконец, для себя поняла.
– Я маленькая! Это мне мешает. Каждый может обидеть, раздавить, унизить. Надо как-то изменить мир или измениться самой. С кем бы посоветоваться? – задумалась птичка.
Оглядевшись вокруг, она увидела пасущегося на лугу мамонта. Мамонт – это большущий слон, такой, как три слона вместе, только мохнатый и с двумя огромными бивнями.
– Вот! – подумала птичка, – Какая большая голова у этого Трислона, наверное, умная. И нос длинный, видимо, суёт его везде – значит, много знает, а если даже не знает, то слышал. Эй! – закричала птичка, – Эй, Трислона, ты запомнил всё, что слышал, или, как всегда, мимо ушей пропустил?
Мамонт повернул большущую голову в сторону голосящего, и, не переставая жевать, проронил:
– Кто пищит – не вижу, а раз не вижу, то и отвечать не буду!
– Вот! – зарыдала птичка, – он унижает моё достоинство и никто, ни-и-икто не сделает ему замечание!
Захлёбываясь слезами, она взлетела и приземлилась мамонту на голову.
– Теперь видишь? – спросила птичка, прохаживаясь по лобастой голове Трислона туда-сюда. Затем она постучала лапкой по тому месту, где ходила и забормотала:
– Вот здесь, вот здесь, вот здесь у тебя что-нибудь есть или там пустота, чтобы сквозняк свободно проскакивал из одного уха в другое?
Мамонт, сосредоточившись на ответе, изрёк:
– Там мозг и я им думаю…
– Тогда ответь мне на один вопрос: Как мне стать большой? Такой большой, чтобы меня заметили, услышали и с моим мнением считались?
– Это четыре вопроса, – подумав, ответил мамонт. – Отвечаю по мере уразумения. Чтобы тебя услышали – надо много скандалить, как попугай. Чтобы тебя заметили – надо быть красивой, как попугай. Чтобы с твоим мнением считались – надо быть умной, как попугай. Чтобы быть большой – надо много есть!
– Во! – воскликнула птичка, – последнее мне подходит. В первых трёх вариантах: надо быть, как попугай, но я уже не попугай! А вот есть могу. Чего есть то?
– Да, всё! – прищуривая глаза от удовольствия, сказал мамонт. – Листья, ветки, зерно, травы, жучков, паучков, лягушек…
– Хватит! – завопила в ухо мамонту птичка. – Я столько не съем!
– Тогда не ной, уходи, – рассердился мамонт, – не мешай кушать. Пока я здесь с тобой толковал, на целый сантиметр похудел…
– Ну, и, пожалуйста, – обиделась птичка и полетела на поле туда, куда все древние звери ходили на откорм. Три длинных дня и три длинных ночи, птичка не переставая жевала. На четвёртый день на откорм пришли диплодоки – динозавры с большим, как гора телом и, маленькой с горошину головой. Если у птички в голове помещалась одна мысль – как стать большой. То у диплодоков и эта мысль не помещалась. Голова им нужна было только для того, чтобы в неё есть и из неё бояться. Боялся диплодок всех, потому что любил есть то, что растёт, а не то, что бегает. Зато желающих съесть самого диплодока было предостаточно.
Птичка не стала искушать судьбу, этот ходячий каменный валун, мог раздавить кого угодно. Диплодоки недолго побыли на поле, их спугнул пробегавший мимо гигантский заяц. Как только они убрались восвояси, птичка вернулась назад и продолжила своё занятие.
– Теперь, – решила она. – Я не буду сразу убегать. При резком перемещении все мои труды пропадают даром – я худею, – птичка чуточку подумала и обрадовалась пришедшей в голову второй мысли, – я спрячусь! Зарою голову в землю, авось никто не увидит.
Так и сделала, простояла с зарытой головой долго. Зато, когда голову вынула, первое что увидела, большие удивлённые глаза того самого зайца, что спугнул диплодоков. Заяц оглядел птичку со всех сторон, и изумлённо произнеся слово, – Обалдеть! – тут же убраться восвояси.
– Эхма! – восторженно воскликнула птичка, – Надо же, какой эффект! Только начала есть, а уже кое-кто стал бояться!
Проведя в поле много времени и, непрерывно набивая едой желудок, птичка, наконец, ощутила себя не такой уж и маленькой. Она вдруг заметила, что не только заяц, но и другие не очень крупные животные, с удивлением на неё оборачиваются. Постаралась взлететь, чтобы перебраться на другое пастбище, но не тут-то было, растолстевшее брюхо не пускало, набитый желудок притягивал к земле.
Птичка посмотрела на свои маленькие крылья и пригорюнилась.
– Неприятный сюрприз! – ухмыльнулась она, – крылья как были маленькие, так и остались. Хотя откуда им большим взяться, я в них не ем. Ну и пусть! – решила птичка, – если я буду такой же, как Трислона, меня и так никто не посмеет тронуть.
И с этой успокоившей её мыслью, птица принялась есть дальше. Так как взлететь она уже не могла, то неглядя на окружающий мир, птичка просто шла и ела. Она смотрела на еду и немножко себе под ноги, чтобы не упасть. Проев тропинку, больше похожую на дорогу, птичка уткнулась во что-то круглое, большое и железное. На этом «что-то» лежал огромный кусок жареной яичницы.
– Опаньки! – подумала птичка и с удовольствием приступила и к этой еде.
– Опаньки! – прорычал кто-то над головой обжоры.
