Жаклин Уилсон - Четверо детей и чудище
Мы к этому времени умиляться и улыбаться перестали. Эти четыре стишка, честное слово, уже поперек горла стояли.
— До заката еще мильон часов, — сказал Робби, все пытаясь угомонить пса.
— Может, домой пойдем? — предложила Шлёпа. — Авось они за нами не потащатся. Пусть себе пиликают, и брешут, и пляшут, и чихают, и валятся, и таскают свой дурацкий чайник туда-сюда сколько душе угодно. Я на компьютере поиграю, ты почитаешь, Робби потетешкается со своим пластмассовым зверьем. Айда?
— Я не тетешкаюсь, — сказал Робби. — Я пытаюсь создать диким животным благоприятные условия для жизни в неволе.
— В смысле таскаешь льва по лестнице и причитаешь: «Какой лёвушка красавец, если будешь себя хорошо вести, лёвушка, я тебе дам медку»? — поддела Шлёпа.
— Моди так весело с этим народцем, — сказала я. Она как раз требовала «Еще! Еще!».
— Может, она уговорит их за нами пойти? Пусть в саду резвятся, а мы от них в доме спрячемся, — размышляла Шлёпа.
Идея была очень заманчивая, тем более что книжку я на пикник не взяла. Мы со Шлёпой попробовали убрести в сторонку. Чайник с тарелкой тут же побренчали за нами на тоненьких ножках.
Мимо как раз проходила женщина с собакой. Она испуганно уставилась на отплясывающую посуду.
— Это что же такое? — выдавила она, ловя ртом воздух.
— Да просто заводная игрушка, — сказала Шлёпа и схватила чайник с тарелкой.
Посуда возмущенно замахала ножками. Залаял стишковый щенок, собака женщины залаяла в ответ, и она на секунду отвлеклась, чтобы их растащить. Тут прибрела корова, выжидающе глядя в небо.
— Батюшки! Я и не знала, что в Оксшоттском лесу скот гуляет, — всплеснула руками тетка. — Здесь что же, пастбище устроили?
Тут она приметила кота — на задних лапах и со скрипкой. У женщины отвисла челюсть.
— Кошка на скрипке играет! — прошептала она. Она подкралась поближе и потрогала котовий хвост, ритмично покачивавшийся в такт музыке. — Это не игрушка! Он настоящий!
— Он… он не по-настоящему настоящий. Это человек очень-очень маленького роста в костюме кота, — сказала Шлёпа. Так себе объясненьице, конечно.
Подошли Джек и Джилл в поисках новой горки. Они размахивали ведерками и пели. Чихающая малышня передвинула свой хоровод поближе к нам. Притопали черно-белые Полли со Сьюки.
Собака истерично лаяла.
— Бегите! Спасайтесь! — завопила ее хозяйка и бросилась напролом через лес. Пес поскакал за ней.
— Кошмар! Она точно кому-нибудь расскажет! — испугалась я.
— Ну да, и все ей, конечно, поверят, когда она станет описывать, что тут было, — спокойно сказала Шлёпа. — Так, бестолковый народец, от песчаной ямы ни на шаг, ясно?
Куда там! Они таскались за нами по пятам. Соберись мы домой — вне всяких сомнений, пошли бы за нами. Я представила, как вереница песенных героев, двое из которых черно-белые, шагает по улице Акаций с нашим семейством во главе.
— Пожалуй, лучше нам тут посидеть, — сказала я. — А то хлопот не оберешься.
И мы сидели в лесу, а кошка играла на скрипке, корова скакала, чайник плясал с тарелкой, Джек и Джилл забирались на горку и скатывались с нее, дети водили бесконечный хоровод, а Полли и Сьюки тысячу раз ставили и снимали чайник. Мы сидели, пока солнце не съехало к горизонту и корова не узрела наконец-то в небе бледный серп луны. С ликующим «му-у-у» она подпрыгнула, воспарила прямо над месяцем — и исчезла.
Глава 11
На следующий день после завтрака папа позвал нас с Робби в гостиную. Робби состроил мне рожу.
— Что мы еще натворили? — спросил он одними губами. Вид у него был испуганный.
— Ничего мы не натворили, Робс, — успокоила я и сжала его руку. — Не бойся.
Но сама тоже переживала, из-за чего сыр-бор, хоть виду и не подавала. Я никогда не умела угодить папе. Всегда при нем была в каком-то напряжении, даже когда мы жили все вместе. То он ждал, что я буду ластиться к нему, как малютка Моди, то требовал, чтобы я стала взрослой и рассудительной. По-моему, он хотел, чтоб я была посмелей, как Шлёпа, — но, если я осмеливалась дерзить и спорить с ним, он сердился не на шутку. И если я чувствовала себя неуверенно, то бедняга Робби вообще блуждал в потемках. Он вздрагивал, стоило папе повысить голос, — и от этого папа злился еще больше.
Но сейчас папа нам улыбался, хотя и немного свирепо, показывая зубы, как пластмассовый лев.
— Что случилось, пап? — спросила я как можно бодрее и жизнерадостнее.
— Ничего, глупышка, — сказал он.
— Я провинился, пап? — прошептал Робби.
— Нет-нет. Боже мой, ребята, чего вы такие забитые! Я просто хотел поболтать с вами с глазу на глаз.
Элис с Моди мыли кукольный пластмассовый сервиз и посуду после завтрака, а Шлёпа села писать письмо своему папе.
Папа уселся на диван раскинув руки.
— Идите сюда, посидите со мной, — сказал он и поманил нас.
Мы терпеть не могли этот диван, потому что папа с Элис на нем частенько валялись в обнимку. Противно — аж с души воротило. Мы робко сели на краешек, папа обнял нас за плечи:
— Ну вот. Я просто хотел вам сказать, что я очень-очень-очень счастлив, что вы приехали.
Мы улыбнулись ему.
— Я страшно по вам скучаю, когда вы у мамы, — продолжал папа.
Он подождал ответа.
— Мы тоже скучаем, пап, — сказала я.
— Скажите честно, вы не помираете тут со скуки? — спросил папа. — А то мы же особо не развлекаемся. Только и делаем, что в лес на пикник шастаем.
— В лесу здорово, пап, — сказала я.
— Очень даже, — прибавил Робби. — Особенно в песчаной яме.
— Может, все-таки что-нибудь повеселее придумаем? — спросил папа. — В лесу тишь и благодать, я не спорю.
— Тишь? — переспросила я, вспомнив о вчерашнем бесконечном пиликанье, лае, мычании, чихании и пении.
— Чересчур тишь. Меня там в сон клонит, и с временем что-то чудно́е творится. Раз — и уже вечер. Так бездарно все каникулы и пройдут. Я хотел, чтобы у вас были суперские каникулы.
— Они и правда суперские, пап.
— Я не стал вас ни в какие летние школы и на экскурсии записывать, чтобы мы могли все вместе оторваться.
— Так мы и отрываемся, пап, — сказала я.
— Все вместе мы в машину не влезаем, но можно поехать куда-нибудь только втроем, а Элис с Моди и Шлёпой тут погуляют. Может, к морю выберемся — или в Лондон? Нет, знаю — давайте в зоопарк, а? Когда ты был совсем малыш, Робби, тебе нравилось в зоопарке.
Робби замялся. Сейчас-то ему очень хотелось в зоопарк. Он души не чаял в зверье. Но одного зверька, смахивающего на обезьяну, ему хотелось повидать еще больше — тем более что подошла его очередь загадывать желание.
— В зоопарке классно, пап, но я б лучше в Оксшоттский лес на пикник, — сказал он.
— Такой ты у меня чудак, — сказал папа и похлопал Робби по плечу. — Нам надо чаще с тобой видеться, сын. Куда это годится — чтобы парень рос без отца. Беспокойная ты душа, из-за всякой ерунды изводишься, на метро боишься ездить! Ты уже давно должен был все эти страхи перерасти. По-моему, мама тебя чересчур опекает.
— Да не беспокойный он, пап, — заступилась я. — Ну, в основном.
— Пусть он сам за себя скажет, Роз. Ты вечно за него вступаешься, выгораживаешь его. Знаю, это из лучших побуждений, и ты умница, что так защищаешь брата, но ему надо уметь самому за себя постоять. Ты же мужчина, Робби, помни об этом! А ты, Рози-Шмози…
Ну вот. Теперь за меня возьмется.
— …ты совсем уж книжный червячок, несовременно это, — папа дернул меня за косичку. — Может, мама не понимает, что ты уже подросла? Может, пора тебе модных вещей накупить?
Он ухватил меня за рукав футболки и поцокал языком, кивая на мои рваные джинсы.
— Не хочешь с Элис по магазинам погулять? Она в моде здорово разбирается, и вкус у нее что надо. Вместе что-нибудь тебе подберете.
— А мне нравится моя футболка, и джинсы тоже, — сказала я. — Не хочу по магазинам.
Конечно, мне бы очень хотелось новых вещей. Глядя на вещи в Шлёпином шкафу, я каждый раз с завистью вздыхала. Но идти за покупками с Элис? Как она умела смерить меня взглядом и вздернуть бровь! Говорить ничего не говорила, но в этом и не было нужды. Все было ясно по одному взгляду.
Папа вздохнул. Видно, мы завалили экзамен.
— Ладно, в лес так в лес, — согласился он. — Только маме вашей скажете, что я вам предлагал и туда и сюда, и дело не в деньгах. А то еще подумает, что я жмот и не могу собственных детей нормально развлечь.
Мы с Робби что-то пробубнили, улыбнулись и убежали. Робби улизнул в детскую, собрал свой зверинец и выпустил его побродить по пыльной равнине у Моди под кроватью. Я пошла к себе и уткнулась в «Детей железной дороги»[26]. Честно, я завидовала Бобби, Питеру и Филлис — их отец вообще не появлялся до самой последней главы.
В комнату вошла Шлёпа, пиная, как футбольный мяч, свою бархатную куртку на молнии.
