Элинор Фарджон - Седьмая принцесса
Долл снова кивнула и закрыла лицо руками.
— Моя удивительная, моя чудесная девочка! — восхищённо воскликнул Нолличек и бросился её обнимать. Сам он однажды, тайком от Кухарки, съел дюжину пончиков, и в животе у него после этого так урчало, что Няньке пришлось дать ему лакричного порошку. А тут девчонка съедает дюжину беляшей! И не какая-нибудь чужая девчонка, а его собственная жена! Он обнял её так крепко, что чуть вовсе не задушил в приступе нежной любви. Долл едва слышно пробормотала:
— Ох, Ноллик, если б я только знала! Если б я знала, что ты полюбишь меня не только за лён, но и за белятши. Я не стала бы говорить, что я пряха, честное слово!
Тут её перебила Нянюшка:
— Но кто-то же спрял этот лён?
— Да! Вот именно! Кто спрял этот лён? — Все ждали ответа.
— Его спрял маленький, чёрный… бес, вот кто, — сказала Долл.
— Маленький чёрный бес? — Глаза у Нолличека чуть на затылок не вылезли от удивления.
— Да, и в прошлом году, и в этом, — подтвердила Долл. — А сегодня он придёт, чтобы я с ним расплатилась.
— Пускай приходит, — сказал Нолличек, вытаскивая кошелёк. — Мы заплатим.
— Деньги можешь убрать, они ему не нужны, — сказала Долл. — Он потребовал от меня совсем другого.
— Жемчуга и бриллиантов? — предположила Мамаша Кодлинг.
— Золотое блюдо? — предположил Дворецкий.
— Игрушечную железную дорогу? — предположил Нолличек. — С вокзалами семафорами, кассами и…
Но Долл его перебила.
— Меня, — сказала она печально. — Меня и ребёнка.
— Тебя и нашего сына? — Нолличек так и обмер.
— Королеву! И принцессу! — Все вокруг так и обмерли.
— Ну уж нет! — возмущённо сказал король. — Тебя он ни за что не получит.
— Получит, — сказала Долл, — Я сама пообещала. Иначе он не стал бы прясть лён.
— Ты дала ему слово чести? — спросил Нолличек…
Долл кивнула и снова потупилась.
— Как же ты могла?..
— Я боялась… — сказала Долл, не поднимая глаз.
— Чего? Доллечка, чего ты боялась?
— Что ты разгневаешься.
— Что я разгне… Ой-ёй-ёй! Какой я, должно быть, ужасный человек! — ахнул Нолличек и повесил голову от стыда.
— Тут уж ничего не поделаешь, — мягко сказала Долл. — Ведь у тебя двойная натура.
— Как это «ничего не поделаешь»?! Очень даже поделаешь! — возмущённо закричал Нолличек. — Отныне у меня будет только одна натура! И вставать я всегда буду с правильной ноги! И никогда, никогда, никогда не заставлю тебя больше прясть! Никогда!
Долл вздохнула..
— Это было бы очень хорошо…
— Было бы? Доллечка, почему ты так говоришь?
— Потому что слишком поздно! — Долл в отчаянье заломила руки и снова расплакалась, — Я же дала честное слово.
— Когда придёт этот бес? — воинственно спросил Нолличек.
— В любую минуту.
— Так что ж мы время теряем? — завопил Нолличек и, схватив блинный колокольчик, забегал из угла в угол и затренькал на весь дворец. — Все под ружьё! — кричал он. — Флот на воду! Гвардию сюда! Полицию сюда! Пожарных сюда! Тащите ружья, вилы, пики и перочинные ножи! Ставни на запор! Двери на засов! Заложить дымоходы! Заклеить замочные скважины! Замазать все щели! Чтоб этот бес сюда ни хвостом, ни копытом не пролез.
— Хи-хи-хи! Хи-хи-хи
Глава XX. ЧЁРНЫЙ БЕСЁНОК
Все замерли — недозаперев двери, недозаклеив замочные скважины, не дозамазав щели. Однако ставни были уже плотно закрыты, и в детской царила кромешная тьма. Откуда же доносится это мерзкое хихиканье, от которого стынет в жилах кровьи останавливается сердце?
— Хи-хи-хи!
Ваза, которую Кухарка недавно водрузила на верхушку праздничного торта, вдруг заалела, точно внутри неё разгорелось пламя, а потом — словно уголёк из печи — оттуда выпрыгнул препротивный чернющий бесёнок. Противней ни король, ни придворные в жизни не видали. Положив ногу на ногу, бесёнок уселся на веточку из слоновой кости, а потом, бешено вращая хвостиком, спрыгнул на пол.
— Вот и я! Вот и я!
— Кто ты такой? — требовательно спросил Нолличек и раздвинул занавески, чтобы получше рассмотреть непрошеного гостя. — Кто ты такой?
— Чур, я не подсказчик!
— Так чего ж тут подсказывать? Скажи своё имя, раз пришёл!!
— В том-то вся и беда, — всхлипнула Долл. — Имя у него есть, и назови я его сейчас — никакая беда нам бы уже не грозила. Я должна угадать это имя с трёх раз, и тогда бес будет надо мной не властен.
— С трёх раз? — Нолличек просиял. — Это же чепуха! С трёх раз что угодно угадать можно… Его зовут…
— Только не спеши! — умоляюще воскликнула Долл, — Не угадаешь — потеряешь и меня, и ребёнка.
— Хорошенького, голубоглазенького детёпыша, — подхватил бес. — И миленькую, красивенькую жёнушку!
Он заглянул в колыбель и потянулся приподнять вуаль, твёрдо зная, что ни за три, ни за тридцать три, ни за триста тридцать три попытки его имени никому не угадать.
Все женщины бросились на защиту ребёнка.
— Руки прочь! — прикрикнула на беса Нянька, и под её взглядом он съёжился и даже попятился. Она была, видно, из тех нянек, которым ие смеют перечить даже бесы. Нолличек тем временем перетряхивал содержимое своих карманов.
— Отдать тебе моего ребёночка? Отдать тебе мою Доллечку? Всё что угодно проси, но их не отдам, — бормотал он и вдруг подскочил к бесу: — Слушай! Хочешь корону? Хочешь скипетр? Хочешь перочинный ножичек с тремя лезвиями? Всё забирай и уходи подобру-поздорову. Ишь, какой выискался! Хапуга!
Бес осклабился, услышав про корону, ухмыльнулся, услышав про скипетр, и презрительно фыркнул, услышав про перочинный ножичек. Потом он бешено завертел хвостом-веретеном и завопил:
— Не на того напали! Я не тот! Это точно, как то, что зовут меня…
— Как? — спросил дружный хор.
— Я не дурак! И зовут меня неважно как! — издевательски захихикал бес.
Тут к нему подбежала Джен и плюхнулась на колени:
— Я отдам тебе все мои цветные ленты и серебряную монету — четыре пенса — в придачу, — сказала она. — Только убирайся куда подальшеу чтобы духа твоего здесь не было.
Бес осклабился, услышав про ленты, ухмыльнулся, услышав про четыре пенса, и, подкрутив хвостик, сказал:
— Не уйду.
Тут, размахивая медной кастрюлей и деревянной ложкой, к нему протопала Кухарка.
— Вот, — сказала она. — Забирай! Это моя лучшая кастрюля и почти лучшая поварёшка. Забирай! И мотай отсюда, да побыстрее.
Бес осклабился, услышав про кастрюлю, ухмыльнулся, услышав про поварёшку, и, подкрутив хвостик, сказал:
— Не уйду.
Вперёд выступил Дворецкий.
— Что ж, — сказал он. — Тебе, должно быть, понравится вот этот штопор моего собственного изобретения. Могу ещё налить тебе бокал шампанского. Соглашайся, поганый бес, и убирайся куда подальше.
Бес ухмыльнулся, услышав про штопор, презрительно фыркнул, услышав про шампанское, и, подкрутив хвост, сказал:
— Не уйду.
— Тогда, — обратилась к нему Мегги, — ты, верно, не откажешься от моих лучших лопаточек для сбивания масла и от доброй миски свежайшего творога. А хочешь — сыворотки попей. Только побыстрее! Бери и — уматывай, чтоб глаза мои тебя больше не видели.
Бес осклабился, услышав про лопаточки, ухмыльнулся, услышав про творог с сывороткой, и, подкрутив хвостик, заявил:
— Не уйду.
Тут его принялся увещевать Садовник.
— Послушай, — сказал он, — будь благоразумен. Я предлагаю тебе очень ценные вещи: мою лопату, совок и картофелекопалку. Лучше во всём Норфолке не сыщешь. Забирай и проваливай, мерзкий ты, мерзкий бес!
Но бес осклабился, ухмыльнулся и фыркнул, услышав про лопату, совок и картофелекопалку. Лихо подкрутив хвостик, он сказал:
— Не уйду.
— Да пропади ты пропадом! — взъярилась Мамаша Кодлинг. — Забирай дедову пивную кружку и бабкин бронзовый напёрсток, забирай, поганец, только чтоб духом твоим здесь больше не пахло.
Но бес осклабился, ухмыльнулся, фыркнул, подкрутил хвост И снова сказал:
— Не уйду.
Вперёд дружно вышли Эйб, Сид, Дейв и Хэл с мешками на плечах.
— В этом мешке лыко, — объявил Эйб.
— А в этом — ячмень, — сказал Сид.
— А в этом — овёс, — сказал Дейв.
— А в этом — прекрасный навоз, — сказал Хэл.
— Все мешки доверху набитые, — добавили они хором. — Хватай, бесёнок, и бери ноги в руки!
Бес ухмыльнулся, осклабился, фыркнул и, волчком закрутившись на хвосте, промолвил:
— Я не уйду!
Последней вперёд выступила Нянька — с пустыми руками и крепко сжатыми кулаками.
— Ну, а ты что хочешь мне предложить? — спросил её бес, но на всякий случай попятился.
— Я тебе сейчас уши надеру! — грозно сказала Нянька. — И отшлёпаю хорошенько. Прочь с глаз моих, а то узнаешь, где раки зимуют!
