Эдит Несбит - Заколдованный замок
— Ой, да он ожил! — обрадовалась она. — Знала бы, могла бы и не ходить. Ну, раз уж принесла… — И, опустившись на колени, она подсунула открытый флакончик к самому носу своего пациента, который, громко чихнув, попытался оттолкнуть милосердную руку и слабым голосом вопросил:
— Что здесь произошло?
— Вы ушиблись, — ответил Джеральд. — Ударились головой. Вам надо еще полежать.
— Только без нюхательной соли! — устало попросил он и снова растянулся на траве.
Через несколько минут он вполне пришел в себя, сел, и огляделся по сторонам. Дети встревоженно притихли. Взрослый человек проник в их тайну, и никто из них не знал, что скажет закон о людях (пусть даже детях), которые изобретают пугал и наделяют их жизнью — активной, злобной и не вполне законной жизнью. Что скажет бейлиф — как он поступит с ними?
Бейлиф сказал:
— Что за дела! Давно я так валяюсь?
— Целый час! — торжественно уверила его Мейбл.
— Совсем недолго! — поспешила утешить его Кэт.
— Мы не знаем. Когда мы пришли, вы уже были без сознания, — пояснил Джеральд.
— Со мной все в порядке, — заявил бейлиф, скосив глаза на окровавленный носовой платок. — Похоже, я здорово стукнулся головой. Вы спасли меня. Большое вам спасибо. Однако, все это очень странно…
— Что — странно? — из вежливости переспросил Джеральд.
— Может быть, это не так уж и странно — несколько помню, я видел вас как раз перед тем, как потерять сознание, — но пока я тут лежал, мне привиделся удивительнейший сон. Вы тоже участвовали в нем.
— Только мы? — затаив дыхание, пискнула Мейбл.
— Нет, еще много всего… Какие-то совершенно немыслимые создания… Но вы-то были настоящими.
Все присутствовавшие вздохнули с облегчением. Похоже, все обошлось.
— Вы уверены, что хорошо себя чувствуете? — встревожились они, видя, что незнакомец поднимается на ноги.
— Замечательно, благодарю вас, — Договаривая эти слова, он бросил быстрый взгляд на статую Флоры. — Знаете, мне привиделось, что там, позади, есть дверца, которой, конечно же, на самом деле нет и быть не может. Не знаю, как и благодарить вас, — продолжал он, глядя на них прекрасными добрыми глазами (так о них позднее отзывались девочки). — Мне повезло, что вы забрели в сад. Отныне можете приходить сюда в любое время. Для вас вход свободен.
— Вы новый бейлиф, да? — осведомилась Мейбл.
— Да. Но… откуда ты знаешь? — спохватился он, но дети не стали объяснять ему, откуда они это знают, и как только он ушел, повернулись и пошли в другую сторону, вспоминая горячее рукопожатие незнакомца и его предложение заглядывать почаще.
— Вот что я вам скажу, — начал Джеральд, когда они, обернувшись на миг, провожали взглядом высокую крепкую фигуру незнакомца, исчезавшую за зеленым холмом. — У кого-нибудь есть предложения, как нам сегодня провести время? У меня-то есть идея.
У остальных подходящих идей не было.
— Надо избавиться от достопочтенного чучела — да не бойтесь, мы что-нибудь придумаем! Как только мы с этими покончим, вернемся домой и запечатаем кольцо в конверт, чтобы оно не сыграло с нами еще какую-нибудь шуточку. А потом заберемся на крышу и проведем денек мирно — почитаем книжку, погрызем яблок. Я по горло сыт приключениями, а вы как?
Остальные подтвердили, что и с них приключений достаточно.
— А теперь думайте — думайте, как на контрольной не думали! — как нам избавиться от этого Головастика.
Все принялись ломать себе голову, но головы у всех были уже утомлены и переполнены волнениями и страхом, а потому все их мысли не стоили даже того, чтобы их додумать (как заметила Мейбл), не говоря уж о том, чтобы высказать их вслух.
— Надеюсь, с Джимми все в порядке, — внезапно вспомнила Кэтлин.
— С ним все в порядке — я отдал ему кольцо, — успокоил ее Джеральд.
— Надеюсь, он не вздумает что-нибудь пожелать, — в свою очередь встревожилась Мейбл, но и ей Джеральд велел заткнуться и не мешать думать.
— Кажется, лучше всего я думаю, когда сижу, — объявил он, опускаясь на землю. — Иногда мне лучше думается вслух. Так вот, Головастик вполне живой — тут уж лучше не обманывать себя. И живым он стал в том коридоре. Если нам удастся снова заманить его туда, может быть, он еще раз заколдуется — то есть, расколдуется, — и тогда мы, наконец, соберем и унесем домой плащи и все прочее.
— Как-нибудь иначе нельзя? — осторожно спросила Кэтлин, а Мейбл, слишком отважная, чтобы стесняться выставлять себя трусихой, заявила откровенно: — Я туда не пойду, и не надейтесь!
— Струсили! И это среди белого дня! — расфыркался Джеральд.
— Там-то, в коридоре, темно! — заметила Мейбл, а Кэтлин вздрогнула.
— Лучше подойти к нему и внезапно сорвать с него пальто, — начала она. — Он ведь состоит только из пальто и того, что туда понапихано. Не мог же он и вправду стать настоящим.
— Не мог! — рассердился Джеральд. — Ты что, не видела, какой он теперь под этим пальто?
Кэтлин задрожала сильнее. Солнце по-прежнему весело играло на белом мраморе статуй и темной зелени рощи, а фонтаны и террасы итальянского сада по-прежнему сияли романтической красой, словно декорации любовной комедии.
— Как бы то ни было, — заключил Джеральд, — но надо загнать его в коридор и запереть за ним дверь. Больше нам надеяться не на что. А потом к нашим услугам яблоки и «Робинзон Крузо» (или «Семья в Щвейцарии» или любая книга, какую только захотите, лишь бы в ней не было волшебства). Видите ли, мы обязаны это сделать. К тому же, он теперь совсем не страшный. Он ведь стал совсем как живой человек.
— Это совсем другое дело, — согласилась Мейбл (и попыталась уговорить себя, что ожившее чучело и чучело, превратившееся в человека, и в самом деле большая разница).
— И потом, сейчас ведь день — вы только взгляните, какое яркое солнце! — уговаривал Джеральд. — Ну же, смелей!
Он подхватил обеих девочек под руки, и они отважно направились к кустам рододендрона, за которыми их ждали Джимми и «достопочтенный». И всю дорогу — а дорога была длиной шагов в сто — Джеральд повторял: «Он же совсем как человек!», «Смотрите, как солнышко светит!» и «Одна только минутка, и все будет в порядке!» Будем надеяться, что он их успел убедить.
Они подошли к кустам. Сверкающие листья зашуршали, зашевелились, раздвинулись, и прежде чем девочки успели отшатнуться и завизжать, из кустов, прищурившись от яркого солнца, вышел Джимми. Ветки сомкнулись за его спиной и больше не шевелились. Кроме Джимми, в кустах никого не было.
— Где оно? — вскрикнули девочки.
— А, гуляет там по дорожке, — махнул рукой Джимми. — Что-то подсчитывает в записной книжке. Он говорит, что страсть как богат, и собирается ехать в город к маклерам или брокерам — не понял точно, — в общем, туда, где умные люди меняют бумаги на золото. Вот что — я бы тоже не прочь отправиться к этим брокерам, а вы?
— Меня не интересуют ни бумаги, ни золото, — сурово ответил Джеральд. — С меня достаточно, ясно? Покажи мне, куда он девался. Должны же мы наконец от него избавиться!
— У него и автомобиль есть, — взахлеб рассказывал Джимми, вновь раздвигая теплые полированные листья рододендрона, — и сад с теннисным кортом, и озеро, и карета, и пара лошадей, и еще он ездит в отпуск в Афины, вроде как обычные люди в Маргейт.
— Раз так, — осенило Джеральда, пока они пробирались сквозь кусты, — то надо сказать ему, что самый короткий путь к воротам — это снова пройти через коридор гостиницы. А как только он войдет в этот коридор, мы подтолкнем его сзади, выскочим и захлопнем дверь.
— Он умрет с голоду, — вступилась Кэтлин. — Если, конечно, он по-настоящему настоящий.
— Я думаю, это продлится недолго — я имею в виду, колдовство этого кольца. И вообще, я больше ничего предложить не могу.
— Он страшно богат, — заливался Джимми, продираясь сквозь заросли. — Сейчас он строит общественную библиотеку в тех местах, где живет, и один художник уже рисует его портрет, чтобы повесить там в главном зале — он говорит, что людям такое нравится.
Они наконец прорвались сквозь заросли рододендрона и выбрались на ровную, поросшую травой тропинку, замкнутую высокими соснами и другими, менее привычными породами хвойных деревьев.
— Он там, за углом, — махнул рукой Джимми, — Он прямо-таки купается в деньгах, так и сказал! Не знает, куда их девать. Он построил конюшню и устроил фонтан с питьевой водой, а сверху поставило свой бюст. Чего бы ему еще не устроить бассейн прямо у себя возле кровати? Проснулся утром — хлоп! — и уже плывешь. Вот бы мне такое богатство — уж я бы.
— Вполне разумное желание, — согласился Джеральд. — Мы бы могли и раньше пожелать себе что-нибудь в этом роде. Ой, нет! — завопил он, но было уже поздно. На их глазах, в лесной тишине, нарушаемой лишь их собственным взволнованным дыханием, на темно-зеленой, покрытой тенью сосен траве, Джимми получил то, чего хотел. Почти мгновенно — хотя перед ними и прошли все стадии этого превращения — Джимми превратился в богача. Ужас охватил детей: они видели, что происходит с Джимми, но не понимали, как это происходит и, главное, не могли этому помешать. Они видели только, как Джимми, малыш Джимми, с которым они играли и устраивали всяческие проделки, ссорились и мирились, — их маленький Джимми мгновенно и уродливо стареет. Все свершилось за несколько мгновений, но они успели увидеть, как он становится юношей, потом молодым человеком, еще потом человеком лет сорока, и наконец — о, как страшна, как безнадежна была эта окончательность! — солидным пожилым джентльменом, добротно, но абсолютно безвкусно одетым. Пожилой джентльмен взглянул на них поверх очков и попросил указать ему дорогу к железнодорожной станции. Если бы они не видели своими глазами, как произошла эта перемена, то и не догадались бы, что этот полнотелый, преуспевающий пожилой джентльмен в цилиндре и старомодном пальто, в нарядной, натянувшейся на животе жилетке, украшенной огромным красным брелоком, когда-то был Джимми. Но они видели все своими глазами и знали страшную истину.
