Сказки дедушки Матвея - Бондаренко Вениамин Никифорович

И — выскочила вдруг Мышь из мякины, потанцевала на крышке погреба. Подпрыгнула раз пять. Пискнула раз десять. О, радость! Радость! Радость! Придумала! Придумала!

Стемнело. Бежит Мышь по Круглому лугу — серым клубочком катится. Вот здорово придумала! Наскажу Сове на Мурлыку — в двойной выгоде буду: от Кота избавлюсь, и Сова, когда надо, поможет.

Вот и старая ветла стоит, чернеется, под ветерком поскрипывает: стук-постук.

— Эй, Сова! Сова-аа! Большая голова!..

— Кто там? Хо! Вот так гостья! Десять лет от меня ускользала, а тут сама вдруг пожаловала.

Схватила Сова Мышь за шиворот, втащила в дупло, терзать приготовилась.

— Подожди, Сова, — говорит Мышь, — я к тебе с такой вестью, что уши твои торчком встанут.

— Ладно, мне не к спеху. Теперь ты у меня в когтях. Ну, что у тебя — выкладывай.

— А знаешь, Сова, кто у тебя на рассвете был?

— Знаю, Мурлыка.

— А знаешь, что ты ему весь лоб расцарапала?

— И это знаю. Сама царапала.

— И думаешь — простит он тебе? Знаешь, он что говорит?

— Хо! А мне от его разговоров ни жарко, ни холодно.

Много всякого насказала Мышь, приврала еще больше. И впрямь нагнала на Сову страху.

— Пока он всех котов и кошек на помощь себе не собрал, — говорит Мышь, — пока он один, пойдем, я тебя проведу к нему. Подкрадешься бесшумно и придушишь.

— Пошли!.. Э, нет, подожди. А почему ты пришла?

— Глупая ты, Сова. Из любви к тебе. Но и не без корысти. Думаю: расскажу, авось, и ты меня при случае выручишь.

— Выручить-то я выручу, но чем ты докажешь, что не прислал тебя Кот, чтобы заманить меня в ловушку?

Опешила Мышь, но смекалка и тут ее выручила.

— Пока доказываю — поздно будет. Наступит полночь, соберутся коты, запоют песню и на штурм двинутся. Как ты одна с ними справишься?

— Права ты, Мышь, не справиться мне, но и с тобой не пойду. Я вот что сделаю. Ты со мной здесь останешься, чтобы не надумала ты к котам вдруг переметнуться, раскрыть мои замыслы. А я пока родичей своих позову. Сунутся коты — такую им трепку дадим, дорогу домой забудут.

Сжалась Мышка в комок: ни жива, ни мертва. Наговорила на свою голову. Что же теперь будет? А Сова высунулась из дупла, закричала, заухала:

— Ух-у-ху! Хо-о-хо! Филины, совы, сычи, слетайтесь сюда все на помощь! С войском Мурлыка идет.

Слетались филины, совы, сычи. Ветлу словно шалью накрыли. Ждут.

И — вдруг — мя-о-ооу! Ми-и-оу! — раздалось, поднялось, понеслось! Сидит совиная армия, когти и клювы о сучья точит. Насторожилась вся. Изготовилась.

Ждать-пождать — нет котов. Звезда померкла, луна укатилась, заря занялась. На селе тишина-а! — стрекот сверчка в подполье услышишь. Лишь кое-где по селу одинокие кошачьи песни звенят: коты с именин расходятся.

Разлетаются птицы, ругают Сову — обманула их. А Сова на Мышь напустилась, когтями прижала.

— Ах ты, предательница! Да как ты смела! Да я бетя! Да я бетя!

Захлебнулась Сова от злости, и получилось у нее вместо «я тебя» — «я бетя».

А мимо Сорока-сплетница летела. Не расслышала, как следует — и ну каждому встречному и поперечному рассказывать:

— Мышь-то, Мышь-то, слышали? Прибежала к Сове с доносом на Кота, а Сова как закричит на нее:

«Ябеда, говорит, ты, ябеда и есть!». И где только слово такое мудреное выискала?..

Перебралась в то же утро Сова из дупла в лес и по сей день там живет-поживает. Живет-поживает и кот Мурлыка. А на лугу под старой ветлой беленькие мышкины косточки моют дожди весенние, гложут вьюги зимние.

Маленькая это история, и все о ней забыли. Осело только в памяти круглое словечко: «ябеда».

Старая хлеб-соль

(по мотивам африканской народной сказки)

чень люблю я русские пословицы, — сказал однажды Николка. — Ох, и мудрые!

— Верно, внучек, — подтвердил дедушка Матвей. — Но есть и плохие. Только в плохой пословице весь смысл снаружи. А в хорошей он в глубине за словами таится. Над такой пословицей подумать надо. У доброго да хорошего человека и дела добрые да хорошие. А завистник и злой и за доброе дело порой злом платит…

Бежал Волк мимо горы, а камень возьми да и скатись сверху-то и прижал к земле волчий хвост. Волк — и туда, и сюда, эге, где там! — лежит камень, не шелохнется. Хоть в пору хвост отгрызай себе. Утомился Волк и говорит:

— Пропадать мне теперь. Или вороны меня заклюют, по косточкам разнесут, или…

— Или я убью, твоей крови попью, — сказала черная Змея, выползая из-под скалы.

Волк со страху совсем седым стал. А Змея и говорит:

— Ну, Волк, готовься к смерти, Какова будет твоя последняя воля?

— Ничего, — отвечает Волк, — мне не надо, только пошли ты за моим соседом Ежом Иглычем. Препоручу я ему за детками присмотреть.

— Что ж, это можно, — согласилась Змея. И послала за Ежом Иглычем лучшего ходока — быстроногого паука.

Явился Еж.

— Милый мой дружочек ежичек, — запел Волк сладким голосом, — пришла пора мне с жизнью распроститься. Пригляди-ка ты за моими детками, бедными волчатками… Если б знали они да если б ведали… О-ох…

И залился серый горькими слезами. А сам исподтишка моргает Ежу: выручай, мол, сосед.

Обернулся еж, да хвать Змею за хвост…

— Ах ты, сух-хомордый! — зашипела Змея. — Я вот тебя!.. — и жалом на него.

А еж — раз! — и в клубок! И ну кататься, и ну валяться по змеиному телу. Всю-то он ее искровянил, всю-то он ее изранил. Потом схватил ее за шею — и голову оторвал.

— Спасибо тебе, Иглыч! — говорит Волк. — Теперь за камнем дело.

Еж, не говоря ни слова, уперся в камень плечом, раз крякнул, другой крякнул — и отвалил камень, освободил Волку хвост.

— Спасибо тебе, Иглыч! — говорит Волк. — Теперь за тобой дело.

Еж так и ахнул.

— Как так? За мое мыло да меня же и в рыло?!

— А ты что думал? Голоден я — и все тут!

— Что ты, — говорит еж, — старая хлеб-соль не забывается.

— Твое дело ежачье: подставляй живот — драть, буду!

— Так ведь старая хлеб-соль не забывается? — упирается Еж.

— Кто тебе сказал?

— Все говорят. Все и живут по этому закону. Кого угодно пойдем спросим.

— Что же, — согласился Волк, — пройтись не мешает. Аппетит лишь сильнее взыграет. Но помни: кто первый скажет: старая хлеб-соль забывается, — тут тебе и крышка!

Пошли. Шли они дорогою, шли широкою, навстречу им Мышь, Куропатка и Журавль.

— Скажите, честная компания, — обратился к ним еж, — старая хлеб-соль забывается?

— Что ты? Разве можно? — отвечает Журавль. — Попался я однажды в силок. Бился-бился, бился-бился, из сил выбился. Думаю: все, конец! Бежала тут на мое счастье Мышка серенькая. Зубками силок погрызла, погрызла — и перегрызла. А сегодня она в мышеловку попалась. Попросила Куропатку, чтоб меня позвала. Пришел я. Носом клюк да клюк, клюк да клюк — вот и выклюкал ее на волю. Не-ет, что ты: старая хлеб-соль не забывается…

— Как, Волк, доволен? — спрашивает Еж.

— Нашел у кого спрашивать: Мышь дальше норы, Куропатка дальше травы, а Журавль дальше носа ничего не видят. Поищем кого поумнее.

Пошли. Шли-шли, долго шли. Попадается им навстречу Рысь.

— Скажи-ка, Рысь, — обратился к ней Волк, — старая хлеб-соль забывается?

— А в чем дело?

— Да так и так, — говорит Еж, — я Волка от верной гибели спас, а он…

— Спас-то он спас, — перебил Ежа Волк и подмигнул Рыси, — толька ежатинка уж очень нежна да вкусна.

— Так о чем же разговор? — удивляется Рысь. — Велика ль беда, если бы ты его и того…

Обрадовался Волк.

— Подставляй-ка, Еж, брюхо! — кричит.

— Нет, Волк, — говорит Еж, — если дам я себя съесть, то только по закону. Пойдем-ка, поищем сизого Орла. Он всем птицам и зверям судья. И ему все лесные обычаи ведомы. Как он скажет, так тому и быть.