Кристиан Берг - Пингвин Тамину и великий дух Маниту
— Ты пингвин или кто? — перебил его чей-то голос.
— Я пингвин и горжусь этим, — спокойно ответил Тамино. — Но я считаю неверным объявлять большелапых нашими заклятыми врагами!
Тамино подумал в этот момент о своем друге Фите, который спас ему жизнь. Никогда, ни за что на свете не предаст его!
— Да что мы его тут слушаем, этого птенца желторотого! — возмутился кто-то.
— Сначала подрасти, а потом будешь советы давать! — послышалось из зала.
— Долой большелапых! Долой большелапых! Смерть большелапым! — неслось со всех сторон.
Громче всех голосил Голиаф, который теперь даже не глядел на Тамино.
Тамино посмотрел на обезумевшее собрание и направился к выходу.
Он уже был у самой двери, когда Большой Императорский Пингвин заметил, что новоиспеченный член Совета, кажется, собирается покинуть зал заседаний.
— Тамино! — зычным голосом крикнул он. — Никто не может самовольно уходить с заседания Большого совета!
Крики тут же смолкли, и стало так тихо, что, если бы кто-то уронил на пол косточку от макрели, это прозвучало бы как оглушительный залп.
Тамино спокойно обернулся:
— Я не могу здесь оставаться. Всего доброго, — сказал он и вышел, оставив Совет в полном недоумении. Такого еще в этих стенах не случалось.
Вне себя от возмущения, Тамино взлетел по лестнице, миновал большой зал со скульптурами, выскочил из ворот и помчался, не разбирая дороги.
Он был в ярости: «Еще Большой совет называется! Это же надо такое придумать — министр по борьбе с большелапыми! Постановления они, видите ли, принимают!» Первый раз в жизни он столкнулся с такой несправедливостью. Ему было горько.
Глава третья, в которой Тамино узнаёт кое-что об индейцах
«Ну, какая подлость! Как это гадко, скверно, мерзко, как противно!» — все еще ругался про себя Тамино, подходя к дому. Никогда прежде он так не сердился. Ни на кого и никогда. Даже когда Атце заехал ему снежком в глаз, и то он на него не рассердился!
«Ругают большелапых почем зря, а сами что затеяли — объявить им настоящую войну! Нет, господа хорошие, это без меня!» — Тамино все никак не мог успокоиться. В таком состоянии лучше маме на глаза не показываться. Тамино отправился к морю. Там, на берегу, у него было любимое место, куда он уходил, когда ему хотелось побыть одному. Вот и сейчас он вышел к морю и сел на ледяной валун, продолжая тихонько ругаться. «Тупицы! Идиоты! Придурки!» — не стеснялся он в выражениях. Слышала бы его сейчас мама…
Неизвестно, сколько бы он так просидел, отчаянно бранясь, если бы к нему не приплыл кит Эфраим.
— Что такое опять с тобой стряслось, Тамино? — пробасил он, пуская фонтан.
Увидев мудрого кита, Тамино обрадовался.
— Добрый день, господин Эфраим, — поприветствовал он своего давнего друга. — Вот сижу тут, ругаюсь, потому что это прямо безобразие какое-то!
— Оттого, что ты ругаешься, безобразие никуда не денется, — сказал кит Эфраим. — Лучше расскажи, что случилось, и мы вместе подумаем, как быть.
Тамино немого успокоился и поведал киту о том, что он сегодня пережил на заседании Большого совета Южнополюсного сообщества.
— И почему, спрашивается, обязательно нужно с кем-то бороться, почему большелапые и животные не могут жить в мире?! — закончил возмущенный Тамино свой рассказ.
— Я бы поставил вопрос по-другому, — отозвался кит. — Почему основная масса большелапых не может жить с животными в мире?
— И вы знаете ответ на этот вопрос? — с волнением спросил Тамино.
Эфраим задумался и снова пустил фонтан, высокий-превысокий. Тугие струи падали вниз, барабаня по гладкой китовой спине. Тамино ждал. Он уже знал, что, если кит пустил высокий фонтан, лучше ему не мешать. Пусть думает.
— Главное, — сказал, наконец, Эфраим, — не валить всех большелапых в одну кучу. Я вот знаю разновидность большелапых, которые превосходно ладят с животными.
— И что это за разновидность? — поинтересовался Тамино.
— Индейцы, — ответил кит. — Это такой народ, который живет в Америке. Мне доводилось бывать в тех краях. Нда… Чуть было не угодил в лапы к охотникам за китовым усом. Но это были не индейцы, а другие большелапые.
— Ну а индейцы, они что за существа? — Тамино не терпелось узнать побольше о неведомой разновидности большелапых.
— Не могу тебе больше сказать ничего определенного, — честно признался Эфраим. — Знаю только, что они отличаются от других большелапых, потому что думают совсем иначе. У них головы как-то по-другому устроены. В переносном смысле, конечно. Знаешь что, друг Тамино, — сказал кит, подумав еще немножко, — придется тебе опять отправляться в путешествие. Может, эти индейцы подскажут тебе, как сделать так, чтобы звери могли договориться с большелапыми.
Тамино просиял. Отличный план! И как удачно все складывается: в школе его отпустили, родители тоже думают, что он там заседает, в этом дурацком Большом совете. Он сто раз успеет обернуться туда-сюда!
— Хорошая мысль, господин Эфраим, — сказал Тамино. — Только вот как мне туда добраться? Вплавь все-таки далековато будет. Мне не дотянуть!
Кит опять задумался.
— Придумал! — радостно сообщил он через некоторое время, расплываясь в счастливой улыбке. — Знаешь сказку про Пиноккио?
— Конечно, — сказал Тамино. — Это про пингвина, у которого длиннющий клюв вырос, потому что он все время врал. Он потом еще из дому сбежал, и его кит проглотил, а потом этот же самый кит его обратно домой отвез.
— Верно, — пробасил Эфраим. — Вот и мы так сделаем. Залезешь ко мне в брюхо, и поплывем себе. Я все равно в те края собирался. В Канаду. Хочу там себе невесту подыскать. Америка — это по пути. Выпущу тебя там где-нибудь, и пойдешь искать индейцев.
Тамино озадачился. Перспектива ехать в брюхе у кита ему не очень нравилась. А вдруг он там на всю жизнь застрянет?
— Не трусь! Ничего с тобой не случится! Доставлю в целости и сохранности! — решил подбодрить Тамино кит, видя, что тот колеблется.
— Я не трушу, я обдумываю, — не слишком уверенным голосом ответил Тамино.
— Ну-ну, думай, думай. Только долго ждать я не могу. Дела, брат. Так что решай, — пробурчал Эфраим.
— Я решил, — твердо сказал Тамино, поднимаясь с валуна.
— Тогда ныряй! — скомандовал кит и раскрыл пасть. Тамино заглянул внутрь и похолодел: ну и зубищи!
Но отступать поздно. Зажмурившись, он кое-как перебрался через «частокол» и пошагал дальше, в глубь «китохода», как он мысленно назвал для себя это странное плавсредство.
— Ой, щекотно! Ой, не могу! — захихикал кит и весь заколыхался, так что Тамино чуть не упал. — Ой, давай скорее!
Тамино с удовольствием бы перестал щекотать кита, если бы хоть что-нибудь видел в этой кромешной тьме. Где же ему тут притулиться? Он продолжал вслепую двигаться вперед.
— Ой, ты меня уморишь! Погоди, — простонал кит, — сейчас свет зажгу!
— Как это? — крикнул пингвин.
— Сейчас увидишь! — ответил кит.
Тамино замер. Кит перестал колыхаться и, кажется, поплыл. В ту же минуту послышалось какое-то тихое журчание, и китоход осветился красноватым светом, который шел от заработавшей системы кровоснабжения. Тамино огляделся. Изнутри кит был похож на здоровенную палатку, натянутую на каркас из огромных костей. «Ничего, жить можно, — подумал Тамино, — вот только куда бы мне сесть?» Приглядевшись получше, он обнаружил множество каких-то предметов, которые неизвестно как сюда попали. «Вот чудак, — усмехнулся Тамино, — напихал себе в пузо всякой дряни!» Обозрев все эти странные вещи, среди которых были, например, сапоги, тряпки, плошки, жестяные банки и прочая ерунда, Тамино нашел себе небольшую досочку, на которую и уселся, приготовившись к долгому путешествию.
Не успел Тамино как следует устроиться, как китоход еще раз тряхнуло и снаружи донеслось:
— Полный вперед! Курс на Америку!
Глава четвертая, в которой Тамино плывет в Америку и чуть не погибает
Много дней китоход был в пути. Он плыл, уверенно разрезая волны, стараясь не сбиваться с ритма — вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз. Так плыть Эфраиму было, конечно, скучновато. В дороге он любил покуролесить — хвостом побить, нырнуть поглубже и резко вынырнуть, разогнаться, а потом затормозить на полном ходу, фонтан пустить… Да много чего можно придумать, но сейчас он вез пассажира, и ради него Эфраим старался вести себя прилично, а чтобы тот не тосковал, сообщал громким голосом, какие земли они проходят.
— Мыс Горн! — протрубил Эфраим, когда они поравнялись с тем местом, где Тамино познакомился с Фредерико и Фредериком.
— Америка Южная! — возвестил он через некоторое время и попытался объяснить по ходу дела, что эта Америка, несмотря на название, на ту Америку, куда они направляются, совсем не похожа.
