Сергей Козлов - Всё-всё-всё о Ёжике
— Холодно? — спросила у него Травинка.
— Бр-р-р! — сказал Заяц.
— Мне тоже, — сказала Травинка.
— И мне! И мне!
— Кто говорит? — спросил Заяц.
— Это мы — трава.
Заяц лёг.
— Ой, как тепло! Как тепло! Как тепло!
— Погрей нас! И нас! И нас!
Заяц стал прыгать и ложиться. Прыгнет — и прильнёт к земле.
— Эй, Заяц! — крикнул с холма Медвежонок. — Ты что это делаешь?
— Грею траву, — сказал Заяц.
— Не слышу!
— Грею траву! — крикнул Заяц. — Иди сюда, будем греть вместе!
Медвежонок спустился с холма.
— Согрей нас! Согрей! Согрей! — кричали травинки.
— Видишь? — сказал Заяц. — Им холодно! — Снова прыгнул и лёг.
— К нам! К нам!
— Сюда! Сюда! — кричали со всех сторон.
— Что ж ты стоишь? — сказал Заяц. — Ложись!
И Медвежонок лёг.
— Как тепло! Ух, как тепло!
— И меня погрей, Медвежонок!
— И нас! И нас!
Заяц прыгал и ложился. А Медвежонок стал потихоньку перекатываться: со спины — на бок, с бока — на живот.
— Согрей! Согрей! Нам холодно! — кричала трава.
Медвежонок катался. Заяц прыгал, и скоро согрелся весь луг.
— Хотите, мы споём вам осеннюю песню травы? — спросила первая травинка.
— Пойте, — сказал Заяц.
И трава стала петь. Медвежонок кататься, а Заяц — прыгать.
— Эй! Что вы там делаете? — крикнул с холма Ёжик.
— Греем траву! — крикнул Заяц.
— Что?
— Греем траву! — крикнул Медвежонок.
— Вы простудитесь! — закричал Ёжик. А травинки поднялись во весь рост и запели громкими голосами.
Пел весь луг над рекой.
И последний лист, что трепетал на том берегу, стал подтягивать.
И сосновые иголки, и еловые шишки, и даже паутина, забытая пауком, — все распрямились, заулыбались и затянули изо всех сил последнюю осеннюю песню травы.
Радуга
Медвежонок прижался спиной к печке. Ему было тепло-тепло и не хотелось шевелиться.
За окном свистел ветер, шумели деревья, барабанил по стеклу дождь, а Медвежонок сидел с закрытыми глазами и думал о лете.
Сначала Медвежонок думал обо всём сразу, и это «всё сразу» было для него солнышко и тепло. Но потом под ярким летним солнышком, в тепле, Медвежонок увидел Муравья.
Муравей сидел на пеньке, выпучив чёрные глаза, и что-то говорил, говорил, но Медвежонок не слышал.
— Да слышишь ты меня? — наконец прорвался к Медвежонку Муравьиный голос. — Работать надо каждый день, каждый день, каждый день!
Медвежонок помотал головой, но Муравей не пропадал, а кричал ещё громче.
— Лень, вот что тебя погубит!
«Чего он ко мне пристал? — подумал Медвежонок. — Я и не помню такого Муравья вовсе».
— Совсем обленились! — кричал Муравей. — Чем вы занимаетесь изо дня в день? Отвечай!
— Гуляем, — вслух сказал Медвежонок у печки. — Так лето же.
— Лето! — взвился Муравей. — А кто работать будет?
— Мы и работаем.
— Что же вы сделали?
— Мало ли, — сказал Медвежонок. И ещё тесней прижался к печному боку.
— Нет, ты мне говори — что?
— Скворечник.
— Ещё?
— Камелёк сложили.
— Где?
— У реки.
— Зачем?
— По вечерам сидеть. Огонь разведёшь — и сиди. И Медвежонку представилось, как они с Ёжиком сидят ночью под звёздами у реки, варят чай в чайнике, слушают, как плещется рыба в воде, и чайник сперва урчит, а потом клокочет, и звёзды падают прямо в траву и, большие, тёплые, шевелятся у ног. И так Медвежонку захотелось в ту летнюю ночь, так захотелось полежать в мягкой траве, глядя в небо, что Медвежонок сказал Муравью:
— Иди сюда, садись у печки, а я пойду туда, в лето.
— А соломинку ты за меня понесёшь? — спросил Муравей.
— Я, — сказал Медвежонок.
— А шесть сосновых иголок?
— Я, — сказал Медвежонок.
— А две шишки и четыре птичьих пера?
— Всё отнесу, — сказал Медвежонок. — Только иди сюда, сядь к печке, а?
— Нет, ты погоди, — сказал Муравей. — Трудиться — обязанность каждого. — Он поднял лапку. — Каждый день…
— Стой! — крикнул Медвежонок. — Слушай мою команду: к печке бегом, марш!
И Муравей выбежал из лета и сел к печке, а Медвежонок еле-еле протиснулся на его место.
Теперь Медвежонок сидел на пеньке летом, а Муравей поздней осенью у печки в Медвежьем дому.
— Ты посиди, — сказал Медвежонок Муравью, — а придёт Ёжик, напои его чаем.
И Медвежонок побежал по мягкой тёплой траве, и забежал в реку, и стал брызгаться водой, и, если поглядеть прищурившись, в брызгах возникала каждый раз настоящая радуга, и каждый раз Медвежонку не верилось, и каждый раз Медвежонок видел её снова.
— Эй! — крикнул Муравей в лето. — А кто обещал работать?
— Погоди! — сказал Медвежонок. И снова стал, щурясь, брызгаться и ловить сквозь ресницы радугу.
— Обязанность каждого — трудиться, — говорил Муравей, прижавшись к горячей печке. — Каждый день…
«Заладил, — подумал Медвежонок. — Ну как он не понимает, что это — лето, что оно — короткое, что оно вот-вот кончится и что каждый раз у меня в лапах сверкает радуга».
— Муравей! — крикнул из своего лета Медвежонок. — Не бубни! Разве я не работаю? Разве я отдыхаю?
И он снова ударил по воде лапой, прищурился и увидел радугу.
Ёжикина гора
Давно уже Ёжик не видел такого большого неба. Давно уже не было такого, чтобы он вот так останавливался и замирал. И если кто у него спрашивал, зачем он останавливается, отчего замирает. Ёжик всё равно бы ни за что не смог ответить.
— Ты куда глядишь, Ёжик? — спросила Белка.
— А, — сказал Ёжик. И махнул лапой.
— Ты что там увидел? — спросил Муравей.
— Молчит, — сказала Белка.
— Задумался, — проворчал Муравей и побежал по своим делам.
А Ёжику вдруг показалось, что он впервые увидел этот лес, этот холм, эту поляну.
Что никогда-никогда до этого ничего подобного он не видал.
«Как же так? — думал Ёжик. — Ведь я столько раз бежал по этой тропинке, столько раз стоял на этом холме».
И деревья были такие необыкновенные — лёгкие, сквозящие, будто сиреневые, и полны такой внутренней тишиной и покоем, что Ёжик не узнавал знакомые с детства места.
— Что же это? — бормотал Ёжик. — раньше не видел всего?
И птицы, те немногие птицы, что остались в лесу, казались теперь Ёжику необыкновенными.
«Это не Ворона, это какой-то Орёл кружит над лесом, — думал Ёжик. — Никогда не видел такой огромной птицы».
— Всё стоишь? — спросил Муравей. — Я уже вон какую соломину оттащил, а он всё стоит.
— Не мешай ему, — сказала Белка. — Он думает.
— Думает, думает, — проворчал Муравей. — Что бы стало в лесу, если б все думали.
— Подумает, и всё, — сказала Белка. — Не мешай.
— Все вы бездельники, — сказал Муравей. — Все вы друг за дружку горой. — И убежал.
А Ёжик про себя поблагодарил Белку, потому что он слышал разговор где-то далеко-далеко, будто говорили на облаках, а он — на дне моря.
«Какая она добрая, — подумал о Белке Ёжик. — Почему я раньше никогда её не встречал?»
Пришёл Медвежонок.
— Ну что? — сказал он. — Что делать будем?
Ёжик смотрел на лес, на холм, на Ворону, кружащую за рекой, и вдруг понял, что ему так не хочется отвечать, так не хочется спускаться со своей горы… И он стал благодарно думать о том, по чьей доброте на этой горе оказался.
Птица
Всё лето Заяц плёл верёвку, и к осени она у него стала длиной до неба.
«Приделаю крючок, — думал Заяц, — заброшу на звезду и…»
Прибежала Белка:
— Ты что делаешь, Заяц?
— Верёвку сплёл, — сказал Заяц.
— А зачем?
— Залезу на небо, — сказал Заяц. — Хочешь, тебя возьму с собой?
— Возьми, — сказала Белка. Ночью высыпали звёзды.
Заяц забросил крючок на самую большую звезду, и верёвка тонкой паутинкой протянулась от земли до неба.
— Лезь, — сказал Заяц.
— А ты?
— Я за тобой.
И Белка побежала на небо.
Заяц полез следом, но он не умел лазать по верёвке, и поэтому сильно отстал.
— Ты где? Лезь скорее! — кричала Белка из темноты.
А Заяц лез и лез и уже стал уставать.
— Где же ты? — торопила Белка. Она давно забралась на звезду и ждала Зайца. А Заяц раскачивался посерёдке, между небом и землёй, и у него не было больше сил ни лезть вверх, ни спуститься на землю.
— Ну что ты там? — спросила из темноты Белка.
— Сил нет. Не могу, — сказал Заяц.
— Ты — как по веточке, как по веточке, — сказала Белка.
Заяц раскачивался во тьме, уши его трепал ночной ветерок, он видел далеко внизу родной лес, а вверху — большую звезду и понимал, что сейчас разожмёт лапы и упадёт.
«Всё лето плёл верёвку, — горестно думал Заяц, — и вот…»
— Эй! — вдруг услышал он знакомый голос с земли. — Кто там висит? И другой знакомый голос ответил:
— Далеко. Не видно.
— Как ты думаешь, Ёжик, кто там может быть?
— Птица, — сказал Ёжик.
— Какая же птица висит посреди неба?
«Редкая», — хотел сказать Заяц. Но промолчал.
— Это Заяц! — крикнула со звезды Белка. — Полез на небо и вот застрял.
