Михаэль Энде - Приключения Джима Пуговицы
— Я не могу остаться без лучшего друга! — упрямо заявил Джим. — Или мы все трое остаемся или все трое уезжаем.
— Приятно слышать, старина Джим, — Лукас обнял мальчика. — Боюсь только, королю все это не понравится. На это он не рассчитывал.
— Ну и пусть. Я все равно уеду с тобой!
Лукас совсем окутался дымом из трубки — он всегда так завешивался, когда был взволнован, чтобы никто не заметил этого. Но Джим-то его хорошо знал.
— Ну ладно, — наконец донеслось из-за дымовой завесы. — Жду тебя здесь ровно в полночь.
— Договорились! — ответил Джим.
Он уже убегал, когда Лукас снова окликнул его:
— Джим Пуговица! — торжественно сказал Лукас. — Ты самый лучший мальчишка, какого я только встречал.
И Джим побежал домой. Слова Лукаса сладко повторялись у него в мыслях, а еще он думал о госпоже Каак, которая всегда была так добра к нему. И было ему и радостно, и грустно.
Четвертая глава, в которой в море появляется странное судно
После ужина Джим так зевал, что казалось: он уснет, не добравшись до постели. Госпоже Каак это было удивительно, ведь обычно Джима не уложишь. Видимо он взялся за ум, решила госпожа Каак. Она ласково укрыла его одеялом, выключила свет и вернулась на кухню вязать для него новый пуловер.
Джим ждал, лежа в постели. Луна светила в окно. Было тихо, только море слегка шуршало на государственной границе, да с кухни доносилось тихое постукивание спиц.
Джим подумал, что не придется ему носить пуловер, который вяжет сейчас госпожа Каак. И представил, как она огорчится, когда узнает об этом…
От этой мысли ему стало так грустно, впору заплакать или побежать на кухню и во всем сознаться. Но он снова вспомнил прощальные слова Лукаса и сдержался. Хоть это и было трудно, почти непосильно для человека, который еще пока только полподданный.
К этому добавилась усталость. Джим не учел, что в это время он обычно уже спит, и сейчас глаза у него слипались. Постель была такая мягкая, под одеялом так тепло!
Он протер глаза и ущипнул себя за руку, чтобы проснуться. Но все равно задремал.
Ему приснилось, что он стоит на границе страны, а в море удаляется паровоз Эмма, колеса ее катятся по волнам как по суше. В освещенной кабине стоит его друг Лукас, машет красным платком и кричит:
— Что ж ты не пришел? Прощай, Джим! Прощай, Джим! Прощай, Джим! — и голос его гулко отдается в ночи.
Паровоз все уменьшается, удаляясь, Джим хочет броситься вдогонку, но ноги его будто приросли к земле.
Из-за отчаянных усилий оторвать их он проснулся — в комнате было светло от луны. Который час? Ушла ли госпожа Каак спать? Миновала ли полночь? Неужели его сон сбылся?
В это мгновение башенные часы на королевском дворце пробили двенадцать. Джим пулей вскочил с постели, оделся и хотел выпрыгнуть в окно, но вспомнил про записку, которую должен оставить госпоже Каак, иначе она будет ужасно волноваться.
Дрожащими руками Джим вырвал листок из тетрадки и нарисовал:
Это означало: я с Лукасом-машинистом уехал на Эмме. Ниже он нарисовал:
Это должно было означать: целую тебя. Джим.
Это означало: не горюй, а будь спокойна. И, наконец, быстренько добавил еще:
Он положил письмо на свою подушку и мигом вылез в окно.
Когда он прибежал на станцию, там не было ни Лукаса, ни Эммы. Джим помчался к государственной границе.
К счастью, они еще не уехали. Эмма плавала у берега в воде. На ней верхом сидел Лукас-машинист, укрепляя на крыше кабины мачту.
— Лукас! — отчаянно крикнул Джим. — Подожди, Лукас! Вот он я!
Лукас обернулся, и радостная улыбка расплылась по его лицу.
— Бог ты мой, да это никак Джим Пуговица! — сказал он.
— А я уж думал, ты не придешь. Полночь-то давно пробило.
— Да знаю! — Джим вброд добрался до Эммы, Лукас подал ему руку и втащил наверх. — Я чуть не забыл про записку, понимаешь? Пришлось возвращаться!
— А я уж думал, ты проспал, — сказал Лукас и задымил своей трубкой.
— Я вообще не спал! — заверил Джим. Он, конечно, соврал, но уж очень ему хотелось оказаться в глазах друга надежным человеком. — А ты бы так и уехал без меня?
— А что, — сказал Лукас. — Ну, я бы, конечно, подождал, но потом… Я же не знал, вдруг ты передумал.
— Но ведь мы договорились! — укорил Джим.
— Верно, — признал Лукас. — Я рад, что ты держишь слово. Теперь я вижу, что ты надежный парень. Ну, а как тебе наш корабль?
— Посудина что надо! А я думал, паровозы тонут в воде.
Лукас ухмыльнулся:
— Нет, если из котла слить воду, разгрузить угольный тендер и законопатить все двери. Этот фокус не все знают.
— А как же мы попадем внутрь, если двери законопачены?
— Будем вползать туда через тендер, — сказал Лукас. — Когда знаешь дело, даже паровоз может плавать, как утка.
— Ах! — восхитился Джим. — Но все же странно, ведь он железный.
— Ну и что, — ответил Лукас и довольно плюнул в воду мертвой петлей. — Корабли тоже железные. Пустая канистра, к примеру, не тонет, хотя и железная.
— Ага! — начал понимать Джим. Лукас, конечно, казался ему необыкновенно умным человеком. С таким не пропадешь.
Они отвязали трос, которым Эмма была привязана к берегу, ветер наполнил паруса, мачта тихо скрипнула, и чудной корабль поплыл.
Ни звука не было слышно, разве что легкий плеск волн о бока Эммы.
Лукас обнял Джима за плечи, и оба молча глядели, как удаляется от них Ласкания, тихая, освещенная луной, с домами госпожи Каак и господина Рукава, с маленькой станцией и замком короля.
По черным щекам Джима покатились две крупные слезы.
— Что, брат, грустно? — вздохнул Лукас. У него тоже подозрительно заблестели глаза.
Джим шмыгнул носом, вытер слезы и храбро улыбнулся:
— Ничего, уже прошло.
— Лучше давай не оглядываться, — Лукас похлопал Джима по спине, они отвернулись и стали смотреть вперед.
Лукас набил трубку, раскурил ее, и вскоре оба уже болтали и смеялись. И уплывали в открытое море, озаренные светом луны.
Пятая глава, в которой заканчивается плавание
Плавание проходило без особых приключений. Хорошая погода сопутствовала им. Легкий бриз днем и ночью наполнял паруса и подгонял Эмму вперед.
— Интересно, куда мы плывем? — задумывался временами Джим.
— Понятия не имею! — уверенно отвечал Лукас. — Пусть это будет для нас сюрпризом.
Несколько дней их сопровождала целая стая летучих рыб. Это очень веселый народец. Они носились вокруг Джима и играли с ним в салки. Он ни одну не догнал, такие они верткие. Зато сам несколько раз падал в воду, но, к счастью, плавать он умел. Когда Лукас доставал его из воды и втаскивал на крышу кабины, летучие рыбы высовывались из воды и разевали пасти, будто смеялись. Конечно, смеха не было слышно, ведь рыбы немые.
Проголодавшись, путешественники срывали с подводных деревьев несколько морских груш или огурцов. Подводные фрукты питательны и прекрасно утоляют жажду. Ведь вы же знаете, что морскую воду не пьют, она слишком соленая.
Дни напролет друзья рассказывали всякие истории или насвистывали песенки или играли в фишки. Ночью они открывали крышку тендера и пробирались в кабину. Лукас закрывал крышку изнутри, они укутывались в теплые одеяла, и им было хоть и тесновато, но уютно, особенно в качку, когда Эмма убаюкивала их.
Однажды утром — на четвертой неделе их плавания — Джим проснулся от сильного толчка.
— Что это? — подумал он. — И почему Эмма больше не качается, а стоит как вкопанная?
Лукас еще спал, и Джим осторожно, чтобы не разбудить его, встал, приподнялся на цыпочки и выглянул в окошко.
В лучах розовой зари он увидел живописную местность, какой и на картинках не встречал.
— Нет, — решил он. — Это я, наверное, сплю, и мне снится сон.
И он скорее лег и закрыл глаза, чтобы досмотреть сон, но больше ничего не увидел. Тогда он снова выглянул в окно — картина была на месте.
Деревья и растения были прозрачны, как из цветного стекла. Поблизости стояло могучее фиолетовое дерево, и сквозь него, как сквозь аквариум, было видно в фиолетовом свете все, что росло позади. На ветвях висели колокольчики и звенели, когда дул ветерок.
Душистый туман клубился над лугом, тут и там струились ручейки, через них были перекинуты фарфоровые мостики.
Большие бабочки со сверкающими крыльями порхали над цветами.
А вдали, на горизонте, высились горы, уходя вершинами в облака.
Джим от удивления забыл закрыть рот.
— Ну, старина, и выражение у тебя, — послышался голос Лукаса. — Не очень-то осмысленное. Впрочем, доброе утро! — И он от души зевнул.
— О, Лукас! — начал заикаться Джим, не сводя глаз с окна.
— Там… там… все прозрачное… и…
