Хью Лофтинг - Опера доктора Дулиттла
Но Крякки не унималась:
— Чем больше у вас денег, тем быстрее вы их тратите, Как бы мне заставить вас вернуться в Паддлеби, пока вы не спустили все в Лондоне. Здесь такая дороговизна! Как подумаю, что мы снова окажемся без гроша, так у меня сразу же начинает голова болеть.
Но переупрямить доктора было трудно, почти невозможно.
— Думай что хочешь, — сказал он утке, — а я считаю, что это деньги О’Скалли и что их надо положить в банк на его имя. Кто знает, вдруг наступит день, когда ему понадобятся деньги. Да и вам всем не мешало бы отложить что-то на черный день. Вдруг со мной что-нибудь случится.
— Ничего с вами не случится, — возразила утка, но на всякий случай трижды сплюнула через левое крыло. — Да и какой банк откроет счет поросенку или собаке?
Доктор был прав в одном — его звери сами стали зарабатывать деньги. О’Скалли был нарасхват — теперь его приглашали в магазин, торговавший ошейниками, поводками и всем прочим для собак и кошек. Дамы из высшего общества покупали там за бешеные деньги стеганые жилетки для своих болонок и шелковые штанишки для левреток, фарфоровые блюдца и выложенные пухом корзинки для персидских кошек. Но когда пес узнал, куда его зовут, он гордо отказался.
— Знаем мы такие магазины, — фыркнул он презрительно. — Там продают дорогие безделушки вроде резиновых костей. Кому нужна вся эта чушь? Сотни настоящих, смелых собак вынуждены скитаться по городу и с боем добывать себе пищу, в то время как подхалимы ходят на задних лапках перед хозяевами и получают все из их рук За что? За какие заслуги? Только за то, что их называют породистыми? Да что толку в породе, если голова пуста!
Доктор Дулиттл поддержал пса, и остался бы злосчастный магазин без рекламы, не вмешайся в это дело Крякки. Она отозвала О’Скалли в сторону и зашипела ему на ухо:
— Немедленно соглашайся. Если вам с доктором удастся сорвать хороший куш с хозяина магазина, то часть денег можно будет потратить на твоих бездомных приятелей. И вообще, нам пора возвращаться в Паддлеби, а на это тоже нужны деньги.
— Ладно уж, — согласился О’Скалли. — Попробую что-нибудь придумать. Но ни к каким кошачьим финтифлюшкам я в магазине и близко не подойду.
О’Скалли позвал на помощь Скока, Тобби, Джерри и Грифа. Одна собачья голова — хорошо, а пять — лучше. Сообща они придумали небольшие представление и разыграли его в витрине магазина.
О’Скалли изображал продавца. Он приносил другим собакам ошейники, попонки, поводки, а те примеряли их. Тобби играл комнатную собачонку, капризную и избалованную. Он примерял все подряд, смотрел на себя в зеркало и оставался недоволен. Тогда он швыряя ошейники и попонки на землю и требовал принести другие. Скок ради смеха путал все на свете, надевал ошейник на хвост, а жилетку выворачивал наизнанку. При этом он забавлял публику ужимками и прыжками. Бульдог Гриф прикидывался бродягой, который надевает в магазине новый жилет, а затем пытается удрать, не заплатив. Тогда появлялся Джерри с каской полицейского на голове и хватал мелкого жулика.
Словом, собаки устраивали в ширине магазина веселую кутерьму. Иногда они менялись ролями, иногда — на ходу придумывали новые шутки. Прохожие останавливались на улице и подолгу смотрели на собак. Нередко около магазина собиралась целая толпа, и тоща появлялись настоящие полицейские, чтобы проверить, не происходит ли там что-нибудь неладное. А это, в свою очередь, привлекало еще большее число зевак.
Хрюкки наотрез отказался рекламировать колбасы, но с большим удовольствием выступал в витрине магазина игрушек. Дети визжали от восторга, когда смотрели на поросенка, который прыгал через скакалку, стучал копытцами в барабан, дудел в дудки. Но больше всего им нравилось, когда живой поросенок играл с заводными поросятам. Заводной поросенок стоял на задних ланках и очень смешно пиликал на скрипке. В одну неделю благодаря Хрюкки заводной поросенок стал самой модной игрушкой.
Пипинелла тоже согласилась на рекламу клеток.
— Я не вижу в клетке ничего плохого, — сказала она доктору. — Для птиц, родившихся в неволе, это такой же дом, как и конура для собаки.
Она порхала по витрине магазина, вила в клетке гнездо и пела. Всем своим поведением она показывала публике, что клетка ей по душе. А люди приходили в магазин, чтобы послушать ее пение.
Глава 4. Карманная лошадь
Тем временем Королевское общество скотоводов готовило свою ежегодную выставку. Строились павильоны, сооружались загоны для скота и птицы, сколачивались ларьки для продажи всякой всячины. На эту выставку съезжались крестьяне из самых отдаленных мест. Но там выставлялись не только лошади и коровы, но и все, что имело хоть какое-то отношение к животным.
Мэтьюз Магг решил, что пора сделать рекламу самому доктору Дулиттлу. Он надел свой новый фрак и, ничего не сказав доктору, оправился к директору выставки. Директор его принял, и Мэтьюз тотчас же сел на своего любимого конька. Он битый час расхваливал доктора медицины Джона Дулиттла, расписывал его открытия и не жалел красок. По правде говоря, он ничуть не преувеличивая.
Таким образом Мэтьюзу Marry удалось расшевелить директора выставки. Тот заинтересовался человеком, о котором рассказывают чудеса, и через два дни нанес визит Джону Дулиттлу. Для доктора это била немалая честь.
Он с гордостью показал директору выставки свой цирк. Тот пришел в восторг от зверинца, где лев, леопард и слон чувствовали себя как дома. А перед двуглавым тяни-толкаем директор выставки открыл от изумления рот и добрых пять минут не мог его закрыть.
— Не может быть! — шептал он. — А я-то думал, что знаю о животных все.
Но больше всего директору выставки понравилась конюшня — чистая и свежая, е окном, откуда открывался вид на зеленую лужайку. Сложная система рычагов позволяла лошадям самим открывать и закрывать окна, дли этого достаточно было нажать копытом на доску под кормушкой. Но главным новшеством в конюшне были хитроумные поилки. Когда лошади хотели пить, они нажимали головой на особого рода рычажок, и вода сама лилась из труб в ведро.
— Как вам все это удалось сделать? — спрашивал доктора директор выставки.
Джон Дулиттл смущенно молчал, но гость настаивал:
— Неужели вы сами до всего додумались?
В конце концов доктор Дулиттл решил сознаться:
— Боюсь, что вы мне не поверите. Обычно мне никто не верит, но я уже давно к этому привык и не обижаюсь. Дело в том, что вот эти окна, которые можно открыть, ударив копытом по доске, придумали сами лошади. А я всего лишь изготовил механизм.
— Но как они вам сказали? — поразился директор выставки. — Я охотно верю, что лошади могут что-то придумать, они умные животные. Но как они вам сказали?
— Я понимаю их язык, — ответил доктор.
Директор выставки задумался. С одной стороны, этот толстяк не был похож на умалишенного, с другой — только умалишенный мог утверждать, что понимает язык зверей, В конце концов директор решил, что этого чудака необходимо пригласить на выставку. Если он сумасшедший, то все равно большого вреда не нанесет, а если он в здравом уме, то польза может получиться большая, и даже очень.
Теперь каждый день с утра доктор отправлялся на выставку. Вместе с ним шли О’Скалли, Хрюкки, Крякки и белая мышь. Крохотной белой мыши были совершенно не интересны коровы, лошади, овцы, зато она с большим любопытством рассматривала устройство мышеловок, которые там предлагали торговцы.
— Как работает эта мышеловка? — спрашивала она у Джона Дулиттла.
Доктор терпеливо объяснял. Белая мышь удовлетворенно кивала головой и говорила:
— Ну уж теперь-то я уверена, что мои дети в нее не попадутся. Я научу их, как утащить приманку и остаться целыми и невредимыми.
Хрюкки невозможно было оттянуть от витрин, полных отборных овощей: огромных тыкв, морковки, репы.
— Господин доктор, купите мне семена этой тыквы, — клянчил он. — И морковки тоже. Я высажу их на грядках в Паддлеби.
Крякки с удовольствием гуляла среди загонов с домашней птицей. Она даже встретила там родственников и знакомых и подолгу болтала с ними, обмениваясь новостями.
А О’Скалли все дни пропадал на выставке собак. Там были овчарки-колли, охраняющие от волков стада овец, огромные и лохматые сенбернары, спасающие людей в заснеженных горах, собаки-пожарные, выносящие детей из огня, и многие-многие другие. О’Скалли расспрашивал их, слушал всяческие истории о собачьих приключениях и с каждым днем все больше гордился тем, что собака — друг человека.
А Джону Дулиттлу было интересно все. Он бродил среди коров, овец, домашней птицы, рассматривал плуги, бороны, жатки, сеялки, ножницы для стрижки овец, одним словом, ничто не осталось без его внимания.