Братья Бондаренко - Горицвет
И спрашивают друг у друга:
— Почему они всегда молчат?
И не догадывается никто в роще, что бледные и молчаливые они потому, что боятся, как бы не увидели и не услышали их деревья, у корней которых прижились они, и не объявили всём:
— Не разговаривайте с ними. Они живут нашими соками.
И тогда нужно будет от стыда прятаться в землю.
СКАЛОЗУБ И РЫБА-МУХА
Есть у Рыбы-Мухи сосед. Скалозубом зовут его. Нос у него длинный, на птичий клюв похож; Оттого и любит Скалозуб говорить о себе:
— Я не просто рыба, а рыба с клювом.
И еще любит Скалозуб кораллы жевать. Отколупнет кусочек покрасивее и жует, полипа из него выже- вывает, да еще и приговаривает при этом:
— Еда у меня коралловая.
Рыба-Муха часто у него в/гостях бывает. Приплывет и просит:
— Покажи, Скалозуб, как ты улиток грызешь?
— Очень просто: как семечки, — говорит Скалозуб и поднимает со дна моря улитку. Хруп! — улитку съел, скорлупку выплюнул.
— Вот так и грызу. — И еще одну поднял. Хруп!— улитку съел, скорлупку выплюнул.
— Ух ты! — ухает Рыба-Муха и шевелит плавничками. — Ну как тебя не расцеловать за это.
И тут же — чмок! — Скалозуба в бочок. Доволен Скалозуб. Еще ретивее улиток грызть начинает, совсем как семечки, — хруп да хруп. А Рыба-Муха знай себе ухает:
— Ух ты|
И чмок да чмок Скалозуба в бочок. Делает вид, что будто целует его, а сама со Скалозуба блошек-рачков счмокивает. Скалозуб доволен: Скалозуб хвастает:
— А еще я кораллы жевать умею.
Откусит кусочек покрасивее, жует. Рыба-Муха всплескивает плавничками, ахает;
— Хороший ты мой!
И — чмок.
— Ненаглядный ты мой!
И — чмок.
— Радость ты моя!
И — чмок.
Чмок да чмок, и все в бочок. Скалозубу щекотно. Смеется Скалозуб. Рыба-Муха тоже смеется: еще немножко почмокает и сыта будет.
ЛУЧШАЯ ПРИМЕТА
Прилетела осенью из тундры на зимовку в наши края молоденькая Пуночка, сама пегая, грудка светленькая, а носик желтенький. Веселенькая птичка.
Но недолго она веселой была: по родным местам затосковала. Что ни день, тормошит своего мужа, Снежного Подорожничка:
— Не пора ли домой лететь?
— А какая у меня голова? — спрашивает он.
— Рыжая.
— Значит, рано еще. Холодно в тундре. Вьюжно. Пропадем мы с тобой. Подождать надо.
Ждет Пуночка. А самой, ох, каноне терпится родные места поскорее увидеть. Капель с крыши закапала. Она опять к мужу:
— Может, теперь пора?
— А какая голова у меня?
— Рыжая.
— Значит, рано еще.
— Да ведь тепло уже.
— Здесь — тепло, а у нас — холодно. Подождать надо.
И опять ждала Пуночка. Но однажды смотрит, а у мужа голова белым-бела.
— Подорожничек, — говорит, — да ты у меня поседел весь.
А он смеется:
— Вот и хорошо. Значит, можно домой лететь.
— Откуда ты знаешь?
— Примета такая: побелела моя голова, значит, весна в тундре, лети спокойно. А если все еще рыжая она, значит, рано еще лететь, замерзнуть можно.
Так было в первую зиму. А уж теперь Пуночка и не спрашивает у него, пора ли домой лететь. На голову его смотрит: как побелеет она, так и начинает собираться в дорогу.
ТАЙНА ГУСЕНИЦЫ
На огороде бабушки Агафьи ползала по капустному листу Гусеница и говорила Помидорам, Огурцам, Арбузам:
— А скоро я стану...
— Кем? — спрашивали ее Помидоры, Огурцы, Арбузы,
— Это моя тайна,;— отвечала Гусеница и не говорила, кем же она собирается стать скоро.
Ползала Гусеница по капустному листу, ела его, росла, , говорила Помидорам, Огурцам, Арбузам :
— А скоро у меня будут...
— Что? — спрашивали ее Помидоры, Огурцы, Арбузы.
— Это моя тайна, — отвечала Гусеница и не говорила, что же у нее скоро будет.
А дни шли. Гусеница ползала по капустному листу, ела его, росла. Выросла. Перебралась на забор. Соткала себе из шелка мягкую перинку. Привязала себя к ней шелковым пояском. Окуклилась. Уснула.
Увидели Помидоры, Огурцы, Арбузы — спит Гусеница, сказали:
— Обманщица, обещала кем-то стать и не стала. Говорила, что у нее скоро что-то будет, а сама сплела себе спальный мешочек и спит. Ну разве не обманщица?
А дни шли, Гусеница спала — так думали Помидоры, Огурцы, Арбузы. Но однажды они все увидели: мешочек, в котором спала Гусеница, лопнул, и из него вылезла белая бабочка Капустница. Она посидела немного на заборе, огляделась и полетела над Помидорами, Огурцами, Арбузами.
И все услышали ее голос:
— Я та самая Гусеница, что ползала здесь по капустному листу, помните? Я говорила вам, что скоро стану, и не договаривала кем, помните?
— Помним, — неслось со всех сторон.
— А помните, я говорила вам, когда, еще была Гусеницей, что у меня скоро будут, и не договаривала, что же у меня будет, помните?
— Помним, — неслось со всех сторон.
— Это была моя тайна. А теперь я могу открыть
ее: я говорила вам тогда, что скоро стану бабочкой и у меня будут крылья.
— А что же ты нам сразу не сказала об этом? — спрашивали Помидоры, Огурцы, Арбузы.
И бабочка отвечала всем:
— Я не хотела прежде времени хвастаться. Да если бы я сказала вам тогда все, у меня бы не было тайны.
Так говорила бабочка, порхала над Помидорами, Огурцами, Арбузами и была счастлива.
Сидит на озере Уточка, отдыхает после дальней дороги: в Африке зиму зимовала, только что прилетела. Сидит она, а Селезень-чирок подплывает к ней, нарядный, вся грудь в радугах. Повернулся перед ней, всего себя показал.
— Что скажешь? — спрашивает.
А Уточке и сказать нечего. Вместе они в Африке были. Только он чуть пораньше улетел. Она еще его в дорогу провожала. Был он тогда сереньким, неприметным... А теперь так принарядился, что так бы и глядела на него, глаз не отрывая.
Сказала:
— Где это ты взял такой костюмчик?
— Весна подарила, — ответил Чирок. — Тебе нравится? Я ради тебя одел его. Свататься к тебе пришел. Пойдешь за меня замуж?
Если бы он ей в Африке предложил, когда сереньким был, Уточка и разговаривать бы с ним не стала, а теперь, когда он так нарядился, как за него не пойти. Пошла Уточка.
Свили они гнездо неподалеку от озера. Положила в него Уточка четыре яичка и села греть их, а Чирок товарищей отправился наведать. Неделю ждет Уточка — нет его, вторую ждет — все то , же. На третью заявился.
Глядит она на него и не узнает: куда его красота делась. Слинял весь, посерел, Таким же стал, как в Африке.
— Ты что такой? — спрашивает она его, а он смотрит на нее и улыбается:
— Обыкновенный, летний.
— А где же твой весенний наряд?
А он все глядит на нее и улыбается.
— Кто же, — говорит, — летом весенние наряды носит? На то весны бывают, чтобы в весенних нарядах ходить.
— И то верно, — согласилась Уточка, — зачем он тебе сейчас. Ты ко мне в нем весной приходи, а сейчас пусть он полежит пока, целее будет.
Уточка молодая была, всего год на земле жила,
многого не знала. Уверена она была, что Чирок спрятал где-то в камышах свой весенний наряд, и радовалась: какой бережливый муж ей попался. И богатый: два костюма имеет — весенний и летний. Летний для всех, а весенний только для нее, Уточки.
ЗАЧЕМ ЛЯГУШКА В ЛЕС ХОДИТ
Живет на озере Лягушка. Летом с раннего утра и до позднего вечера лежит она на широком листе кувшинки и говорит всем:
— Смотрите на меня: вот кувшинка, а вот — я. Нажжет ей спинку солнышко, бухнется она в воду,
искупается и опять лежит, глазками помаргивает. Глядели на нее деревья, из лесу, что рядом с озером рос, завидовали:
— Хорошо на озере жить: жарко тебе — искупался; прохладился — лежи грейся. А нам хоть бы раз искупаться.
Так было летом, а осенью, когда поприжали землю
утренние морозы, холодно стало в озере. Выбралась Лягушка на берег.
— Пойду, — говорит, — в лес, скажу деревьям: зря они завидовали мне. В озере хорошо жить только летом, а осенью жуть как холодно.
Пошла. А какой у Лягушки шаг, сами знаете: прыгнет — шлепнется и опять прыгнет. Прыг-шлеп, прыг-шлеп. Пока добралась до леса, дня как не бывало. Вечер уж был, а вечером какой разговор вести, вечером спать надо.
«Я им завтра все скажу», — подумала Лягушка и залезла в дупло. В дупле было тихо, тепло. Лягушка пригрелась и уснула. Сквозь сон слышала она: что-то гудело в лесу, шуршало. Трещали отчего-то деревья. Потом что-то капало, булькало. Запели птицы, и Лягушка проснулась.
