Вацлав Ржезач - Волшебное наследство
Позже обнаружилось, кто был тот благодетель, упредивший рейтар. Пан Рупрехт Борек. Воспользовавшись неразберихой и сутолокой, когда связывали вояк, он исчез. Он понимал, что дело хозяина проиграно окончательно, и нисколечко не желал предстать вместе с ним перед судом сената. А поскольку, кроме сына, служившего в рейтарах, у него никого не было, он, набив кошельки золотом, покинул город вместе с ними.
Пан Пруба возвратился на площадь, чтобы председательствовать в сенате во время суда над Янеком Псарем, или герцогом Густавом. Судебное разбирательство тянулось чрезвычайно долго, и те, кто не мог похвастать храбростью в борьбе за свободу, теперь громче и настоятельнее всех требовали или отсечь голову Янеку Псарю, или повесить его. Однако пану Прубе, мастеру Войтеху, Петру Ихе и другим рассудительным горожанам удалось настоять на том, чтоб просто изгнать Янека Псаря из города.
«Пусть себе уезжает, на чем приехал» — таков был окончательный приговор.
И тут перед судьями возник вездесущий кум Матей с повозкой, которую тянула собачья упряжка.
— Вы говорите, пусть уезжает, на чем приехал, господа, — рассмеялся кум. — Ну так вот, пусть получает свое имущество. Пусть сядет в повозку, щелкнет бичом и сгинет с глаз долой на веки вечные. Вот его повозка и его собаки. Когда он перестал быть Янеком Псарем и назвался герцогом Густавом, я купил их и ухаживал за ними все это время, надеясь, что наступит и на моей улице праздник. Садись, Янек Псарь, садись и свистни своим собачкам!
Герцог Густав покинул свободный город Дом так, как и пришел сюда: на повозке, впряженной в собачью упряжку. Вы спрашиваете, что с ним было потом? То есть кем он стал и что с ним стало? Стал он разбойничать на больших дорогах, и в конце концов его повесили на горе, где свищет ветер и каркает воронье. Ибо никогда еще в истории не бывало случая, чтобы добром кончали жизнь те, кто хотел силой удержать власть против воли народа.
А теперь, друзья, нам остается сказать совсем немного. Герцогских вояк подмастерья отвели за городские валы и разместили на расстоянии трех дней пути, тюрьму открыли и выпустили всех безвинных узников. Они вернулись к жизни, к своей работе и к своим близким. Вместе со всеми возвратился и ломбардский меняла, бывший хозяин Лохмуша; он поселился у шапочника Войтеха, чтобы не расставаться со своим псом, которого не хотел отнимать у мальчика в благодарность за то, что тот вернул ему свободу.
Так что все занялись своими делами: шапочник по-прежнему шил шапки, галантерейщик вел галантерейное ремесло, сукновал — сукновальное; все они прививали своим сыновьям любовь к труду и свободе, растили достойную смену.
Мы сказали, что все занялись своими занятиями. Оно, конечно, так, хотя возвращение это не всегда было радостным и легким. Вы только представьте себе, что нашли у себя дома шапочник Войтех и его сынишка. Они уберегли лишь душу и крышу над головой. И на том спасибо. Да и разве этого мало? По крайности, есть где голову преклонить, голубок мой. Коли сильных рук и твердой воли не потеряли, то можно и заново начать.
Однако дом был пуст, там не сохранилось даже стула, чтоб можно было присесть отдохнуть. Что не взяли мародеры Густава, то ночью растащили грабители. Лишь два шкафа, слишком большие и тяжелые, чтобы их унести, остались в печальном одиночестве; их покрыла пыль, поднятая сапогами грабителей. Да огромный кухонный стол, который нечем было накрыть и уставить. Внутренности шкафов зияли отталкивающей пустотой, а все углы обчистили ищейки и соглядатаи герцога. Там вообще ничего не осталось.
Вит чувствовал, как слезы сжимают ему горло, но мастер быстро совладал с собой и дружески потряс сына за плечи.
— Ну, что ж, дружок, не будем же мы из-за этого распускать нюни. Чтоб геройский парень, спасший Дом и одержавший победу над Янеком Псарем, вдруг заплакал? Нас ведь двое, сынок, и мы не сдадимся. Разве твои руки не такие же ловкие, как и мои? А может, и получше, потому что помоложе. Так за работу, дружок! Пока ты жив, все можно поправить. Вот если бы кто пришел к нам и спросил: «Ну что, ребята, с чего начнем?» — «А что тут думать! — вскричали бы мы в ответ на этот вопрос. — Шапки шить, чем всегда занимались! Они у нас неплохо получались, а сейчас еще лучше получатся. Таких шапок на всем свете поискать, вот мы и докажем, что одолеть нас — нельзя».
И стало так, как предрекал мастер Войтех. Потому что такой уж у всех жителей Дома был характер: не люди, а кремень. Город быстро залечил раны, нанесенные Густавом. Эй, соседи, вам нужна помощь? Так давайте мы поможем вам, а вы — нам. И все помогали друг другу, как крестьяне-погорельцы. В ту пору весь Дом, все его обитатели жили душа в душу. И стал город островом любви и преданности: один за всех и все — за одного. Так простимся же с ним теперь, когда он крепок и верен себе. Да живет он и процветает! Поклонимся его силе, отваге и твердости.
Все стало на свои места в городе Дом. Ибо помните: ничто не приносит большего вреда, чем невыполненные обязательства. А в Доме были снова восстановлены и обновлены цеха, пришли туда подмастерья, получившие право участвовать в управлении городом, и, как сказал когда-то пан Пруба, в один прекрасный день уселся возле него на консульской лавке бородатый подмастерье Яхим.
Все ли мы рассказали, что хотели? Не забыли ничего? Так и есть, о шапочке запамятовали.
Вы спрашиваете, что сталось с шапочкой Вита? К чему Виту заниматься ремеслом, если он обладал чародейской шапочкой?
Ну так вот. Во время ликования, которое охватило город, когда каждый кричал: «Да здравствует Дом! Да здравствует свобода!» — Вит подбросил шапку так высоко, что она уже не упала обратно. Наверное, улетела в те края, где люди ведут отчаянную борьбу за свободу.
Кто знает?
Да и к чему чародейской шапочке оставаться в городе, где у людей для жизни было все: и крепкие руки, чтобы работать, желание и воля, чтоб навеки сохранить свободу.
