Владимир Бондаренко - Снежное чудо
P-разбойник! Р-разоритель! Р-разграбитель!
А медведь Тяжелая Лапа смеялся: он так и хотел — разорителем быть.
И еще Медведь вспомнил: поймал он однажды Зайца и привязал его к осине вниз головой. Вопит Заяц на весь лес и ногами дрыгает:
Кара-ул! Помогите!
А медведь Тяжелая Лапа смеялся: он так и хотел, чтобы вопил Заяц и ногами дрыгал.
И многое другое вспомнил медведь Тяжелая Лапа. Всю свою жизнь в памяти перебрал и увидел: нет ничего в ней светлого. Вся она из одних прокуд да безобразий сложена. И вот умрет он сейчас, и будут говорить о нем в лесу и не один год:
Жил когда-то среди нас медведь Тяжелая Лапа. Всю жизнь он только и умел, что охальства да пакости другим делать.
И зашевелились у Медведя реденькие волосы на голове. Выполз он из берлоги. Бурый. Уши в стороны торчат. Ни на кого не похожий. Подошел к Смерти, положил ей на узенькое плечо лапу.
Погоди острить нож свой.
Что это?
Нельзя мне, понимаешь, умирать пока.
Почему это? — спрашивает Смерть, а сама — жик- жик, жик-жик! знай себе точит, колдует над кирпичом.
Смотрит на нее Медведь грустными глазами и говорит:
Лежал я сейчас, слушал, как готовишься ты к часу моему смертному, и годы прожитые вспоминал. Столько я, понимаешь, за свою жизнь черноты пролил, и сказать даже страшно. Умри я сейчас, и никто меня добрым словом не вспомнит: в каждом сердце по занозе оставил.
Пожала Смерть узенькими плечами, ножик свой о ноготь опробовала.
Я-то здесь при чем? Пришло время умереть тебе, значит, должен ты умереть. И я пришла тебе об этом сказать — умирай. У меня нет для тебя другой жизни.
Это я понимаю, — говорит Медведь, — и готов к этому. Но исполни мое последнее желание: дай мне подышать хотя бы час еще. Хочу я перед смертью биографию свою подправить, подблестить ее немного: зайчика солнечного и пустить в нее для радуги.
Ладно уж, так и быть, — говорит Смерть. — Зажигай над своей биографией радугу: даю тебе два часа жизни. Иди.
И пошел Медведь. Спустился к речке. Решил он свалить через нее сосну-вековуху. Будут ходить по ней с берега на берег все и хорошо о нем думать. Покрепче сосну выбрал и попрямее, чтобы подольше мост его служил лесу. Уперся в нее грудью, крякнул, а сосна и не шелохнулась даже. Уперся еще раз, еще крякнул, и опять она неколышимо стоит.
И понял тут медведь Тяжелая Лапа, что стар он сосны о корнем из земли выворачивать. Только и может он теперь, что топтаться подле них да кряхтеть... невсемогуще, а бывало... И еще раз окинул медведь в памяти прожитые годы, а в такой час все круглее, объемнее видится, и повесил голову.
Эх, — говорит, — сколько ее во мне было когда-то, силы-то немереной, медвежьей. Всю на озорство да пустяки извел, а для дела потребовалось — и нет ее, исчезла, что птица осенняя.
И так ли ему жалко себя стало, что откуда вдруг что и взялось. Крякнул, уперся плечом — и легла сосна через речку. Крякнул еще раз, и еще одна вытянулась — сосна к сосне легли. Сел Медведь, где стоял, и никак отдышаться не может. Глядь, а уж по мосту, по его мосту, Заяц скачет, раздвоенной губой одобрительно оричмокивает:
Вот это мост! Сто лет пролежит и не истопчется. Не- износим.
Я сделал, — сказал медведь Тяжелая Лапа.
А Заяц засмеялся, даже о почтении и страхе забыл:
Ишь ты, так я тебе и поверил. Ты всю жизнь всем только разные пакости строил, меня вниз головой вешал — и чтобы такой мост положил! Не обманешь, не проведешь.
И другие звери пришли и тоже сказали:
Не обманешь, не проведешь.
И тоже смеялись.
Горячился медведь Тяжелая Лапа, доказывал:
Честное слово, я. Смотрите, даже плечо оцарапал, когда сосну валил.
Какой из тебя валильщик, — сказала Лиса. — Ты и ми ногах-то чуть стоишь. Дунет ветер и — упадешь. Скажи уж лучше по совести: чужое доброе дело за свое хотел выдать.
Клянусь! — ударил Медведь лапой в усохшую грудь.
А Барсук подошел к нему и сказал:
Хоть исклянись, не поверим.
Обвел Медведь всех печальным взглядом и опустил голову. Понял он, что опоздал подправлять свою биографию, подблещивать ее. За всю свою жизнь он никому ничего хорошего не сделал, и сколько бы он теперь ни говорил, что это он мост через речку навел, никто не поверит.
И о другом подумал медведь Тяжелая Лапа: вот умрет он сейчас и останется в памяти у всех и на многие годы не только как безобразник и шалостник, но теперь еще и как обманщик. Будут теперь говорить о нем в лесу:
Вы помните, как медведь Тяжелая Лапа обмануть нас хотел: кто-то добрый построил мост через речку, а он умыслил его за свой выдать, да мы ему не поверили.
И будут добавлять при этом:
Уж он такой был!..
Эх, начать бы все сначала! Но к речке от берлоги уже шла по тропинке его Смерть и поглядывала на часы.
ВОЛШЕБНЫЙ МЕШОЧЕК
Ох и озорником же рос у медведицы Авдотьи медвежонок '^Ивашка! Мать с утра до ночи по лесу ходит, еду добывает, а Ивашка с такими же, как сам, бездельниками озорничает. То Лису на Ежа посадят, чтобы посмотреть — далеко ли она на нем верхом уедет, то гнездо у Сороки разорят, чтобы посмотреть — крупными ли слезами сороки плачут. Вернется вечером мать с охоты, ей бы полежать часок-другой, отдохнуть, а тут со всего леса к ней с жалобами на сына:
Житья от безобразника не стало. Приструнь ты его. И что за охальник растет?
Начнет медведица совестить сына:
Нельзя так жить, Ваня.
Огрызается Ивашка:
Сегодня нельзя, завтра нельзя, когда же можно? Долго думала медведица Авдотья, как беде своей помочь,
по ночам не спала, ворочалась. Придумала-таки. Повесила у берлоги на сосну мешочек, сказала сыну:
Давай, Ваня, договоримся с тобой: хочется тебе озорничать — озорничай, ни слова не скажу. Только наполни сперва этот мешочек камешками.
ПО
Согласен! — сказал Ивашка и набрал сразу целую горсть камешков.
Погоди, больно быстрый ты, — остановила его медведица. — Я еще не все сказала. Камешек ты можешь в мешочек положить только тогда, когда сделаешь доброе дело. Сделал доброе дело — клади камешек. Еще сделал — еще клади. И так, пока не наполнишь.
И на это согласен, — сказал Ивашка и пошел по лесу посмотреть, какое бы ему доброе дело сделать'.
Навстречу ему товарищи. Зовут его:
Пойдем, Ваня, завалим медведю Спиридону вход в берлогу и спрячемся в кустах. Пока отвалит, досыта насмеемся.
Что вы, ребята, — стал их отговаривать Ивашка, — он же совсем старый, дядя Спиридон, еще надорвется.
И верно, — согласились медвежата и пошли на речку купаться, а Ивашка вернулся домой и положил в мешочек первый камешек: сделал доброе дело, защитил медведя Спиридона.
И повелось с той поры: утром поднимается Ивашка и идет в лес посмотреть, не нужна ли кому его помощь. Решил он поскорее наполнить мешочек камешками и жить по воле своей — как вздумается. Но скоро никак не получается. Он вроде и небольшой, мешочек-то а прожорливый: глотает и глотает камешки. Много дней с той поры прошло, как повесила его мать, много раз луна полной делалась и снова худела, а мешочек все не наполнялся. И вот наконец принес Ивашка камешек и видит — класть его некуда, полон мешочек.
Сказал матери:
Все, мать, теперь что бы я ни сделал, ты мне ни слова. Эх, и развернусь я сейчас, весь лес на голову поставлю. Мне теперь можно и нужно — натосковался.
Выломал дубину, чтобы шуму было побольше и пошел просекой. Идет, смотрит: Бельчонок чужой в орешнике желтеется. «Ох, — думает Ивашка, — и футбольну я его сейчас». Подходит, спрашивает грозно, чтобы начать с чего- то:
Ты чего, забредыш, в нашем орешнике делаешь?
И уже футболить было его собрался, а Бельчонок протянул к нему лапки, залился слезами:
Заблудился я в вашем лесу. Он вон какой большой да темный. Меня теперь обязательно кто-нибудь обидит.
Говорит, а сам так жалобно на Ивашку смотрит, как никто еще не смотрел. Поворчал на него Ивашка:
— Что ж ты думаешь, если наш лес темный да большой, то и помочь тебе некому? А я, ты думаешь, зачем перед
тобой стою? Садись на меня, носильщиком твоим буду-
Отбросил дубину свою большущую, посадил Бельчонка на плечо и пошел с ним по лесу. Идет, кричит:
Эй, чей Бельчонок? Эй, чей Бельчонок?
До самого вечера ходил, нашел-таки. Из Осинников был Бельчонок. Обрадовалась его мать:
Вот спасибо-то! А я уж думала — навсегда пропал он. Много ведь еще по земле озорников ходит. Вон у меня на прошлой неделе чьи-то медвежата потехи ради крышу с домика палкой сшибли.
Смотрит Ивашка — в самом деле здорово кто-то созорничал над Белкиным домиком, без крыши стоит, всем дождям доступный. Сказал:
Охальники сшибли, а я сделаю.
