Древневосточная литература - Тысяча и одна ночь. Том III
И затем он позвал своего казначея и сказал ему: «Дай этому купцу триста двадцать тысяч динаров, – пусть ему будет сто двадцать тысяч динаров прибыли». А потом султан Шарр-Кан призвал четырех судей и вручил купцу деньги в их присутствии, а судьям он сказал: «Беру вас в свидетели, что я освободил эту невольницу и желаю взять ее в жены». И судьи составили свидетельство об ее освобождении, а потом они написали ее брачную запись, и царь бросал на головы присутствующих золото во множестве, и слуги и евнухи подбирали деньги, которые царь кидал им.
А после этого царь Шарр-Кан велел написать купцу указ, вручив ему сначала деньги, и написал постановление на вечные времена, чтобы ему никогда не платить со своей торговли ни десятины, ни пошлины, и чтобы никто во всем царстве не причинил ему зла. И затем он велел дать ему великолепную одежду…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Ночь, дополняющая до шестидесяти
Когда же настала ночь, дополняющая до шестидесяти, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царь Шарр-Кан приказал написать купцу указ, вручив ему сначала деньги, и написал постановление на вечные времена, чтобы ему не платить со своей торговли десятины и чтобы никто в царстве не причинил ему зла, и велел дать ему великолепную одежду. И все ушли, и у него остались только судьи и купец. И Шарр-Кан сказал судьям: «Я хочу, чтобы вы послушали речи этой девушки, указывающие на ее образованность и знания и осведомленность во всем, о чем говорил этот купец, и проверили истинность его слов». – «Это не плохо», – ответили судьи. И царь велел опустить занавес, чтобы закрыть себя и тех, кто был с ним, от девушки и сопровождающих, и все женщины, бывшие с девушкой за занавесом, начали поздравлять ее и целовать ей руки и ноги, узнав, что она стала женой царя, а затем они принялись ходить вокруг нее и сняли с нее платье, облегчив ее от тяжести одежд, и смотрели на ее красоту и прелесть. И жены эмиров и везирей прослышали, что царь Шарр-Кан купил невольницу, которой нет равной по красоте, знанию и мудрости и искусству считать и что она объяла все науки, и царь отвесил в уплату за нее триста двадцать тысяч динаров.
И он освободил ее и написал свой брачный договор с ней, и призвал четырех судей для испытания девушки, чтобы она им ответила на то, о чем ее спросят, вступив с нею в диспут.
И женщины отпросились у своих мужей и пошли во дворец, где была Нузхат-аз-Заман и, войдя к ней, они увидели, что евнухи стоят перед нею. И когда Нузхат-аз Заман увидела жен эмиров, везирей и вельмож, которые входили к ней, она поднялась на ноги и пошла им навстречу, а невольницы встали сзади нее, и она встретила женщин словами: «Добро пожаловать!» – и улыбнулась им в лицо, пленив их сердца, а затем она обещала им великие блага, и рассадила их по местам, словно она воспитывалась вместе с ними. И они удивились, как она умна и образованна при своей прелести и красоте, и говорили одна другой: «Это не невольница! Нет, это царевна, дочь царя!»
И они сидели, возвеличивая ее сан, и говорили ей: «О госпожа, наш город озарен тобою, и ты оказала почет нашей местности и стране и родине и царству. И это царство – твое царство, и дворец – твой дворец, и мы все – твои невольницы. Ради Аллаха, не лишай нас твоих милостей и лицезрения твоей красоты!» И девушка поблагодарила их за это.
И при всем том занавеска была опущена, отделяя ее и женщин, бывших с нею, от царя Шарр-Кана, четырех судей и купца, которые сидели рядом с царем. И царь Шарр-Кан позвал ее и сказал: «О царица, великая в свое время, этот купец приписывает тебе знания и образованность и утверждает, что ты сведуща во всех науках, даже и науке о звездах. Дай нам услышать что-нибудь из того, о чем ты упоминала этому купцу, и изложи из этого немного глав».
Услышав его слова, девушка сказала: «Слушаю и повинуюсь, о царь! Первая глава – о делах управления и достоинствах царей и о том, что подобает вершителям судеб и какие должно иметь им качества, угодные Аллаху. Знай, о царь, что хорошие свойства права объединены в делах веры и мирской жизни. Никто не достигнет вершин иначе, как через жизнь долгую, ибо она – прекрасный путь к будущей жизни, а обстоятельства дальнего мира украшаются деяниями его обитателей; занятия же людей делятся на четыре разряда: властвование, торговля, земледелие и ремесла.
Властвующему приличествует совершенное умение управлять и безошибочная проницательность, ибо власть – стержень благополучия в здешней жизни, она есть путь к жизни будущей. Аллах великий предназначил жизнь для рабов своих, подобно запасам для путника, помогающим достичь цели. И надлежит всякому человеку брать от нее в той мере, чтобы приблизиться к Аллаху, и не следовать в этом своей душе и своим страстям. И если бы люди брали от благ мира по справедливости, наверное бы прекратились распри; но люди захватывают их насилием, следуя своим страстям, так возникают из увлечений их тяжбы. И нужен им поэтому властитель, чтобы устанавливал он справедливость между ними и устраивал их дела. И если бы царь не удерживал людей друг от друга, сильный наверно одолел бы слабою.
Говорил Ардешир:[54] «Вера и власть – близнецы, вера – сокровище, а власть – страж». Установления веры и умы людей указывают, что людям надлежит назначить власть, которая защищала бы обиженного от обидчика и оказывала бы справедливость слабому против сильного, сдерживая злобу преступных и насильников.
И знай, о царь, что каковы достоинства султана, таково и время.
Сказал посланник Аллаха, – да благословит его Аллах и да приветствует: «Если два сословия среди людей праведны, – и люди будут праведны, а если они не праведны, то неправедны и люди, – это ученые и эмиры».
Сказал некий мудрец: «Царей бывает три рода: царь благочестивый, царь, оберегающий святыни, и царь, предающийся страстям». Что до царя благочестивого, то он понуждает подданных следовать их вере, и ему должно быть благочестивей всех, так как он тот, чьему примеру подражают в делах благочестия. И людям надлежит повиноваться его велениям, согласным с законами; он не должен ставить гневного на то же место, что и довольного, будучи покорен судьбе.
А царь, охраняющий святыни, – тот печется о делах мирских и о делах веры, заставляет людей следовать закону и блюсти человечность. Он должен соединять в руках меч и перо, ибо кто отступит от начертанного пером, – оступится нога его. И царь выпрямляет искривленное острием меча и распространяет справедливость среди всех тварей.
Что же до царя, предающегося страстям, то нет у него веры, кроме удовлетворения своей страсти, и не страшится он гнева своего владыки, давшего ему власть. Исход же царства его – уничтожение, а предел его преступлений – обитель гибели.
Сказали мудрецы: «Царь нуждается во многих людях, а люди нуждаются в одном человеке. Поэтому необходимо ему знать их качества, чтобы мог он привести разногласия их к согласию и объять их своей справедливостью и осыпать их милостями». И знай, о царь, что Ардешир, называемый Джамр Шедид[55] (а он третий из царей персов), покорил все области и разделил их на четыре части. И он сделал себе поэтому четыре перстня – по перстню на каждую часть своего царства. И первый перстень был перстень моря, стражи и охраны, и он написал на нем: «Власть»; второй перстень был перстень подати и сбора денег, и он написал на нем: «Процветание»; третий перстень был перстень продовольствия, и на нем было написано: «Изобилие», а четвертый перстень был перстень жалоб, и на нем он написал: «Справедливость». И эти обычаи остались и утвердились у персов, пока не появился ислам.
Хосрой написал своему сыну, который был во главе его войска: «Не будь слишком щедр к своему войску, – оно перестанет нуждаться в тебе…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Шестьдесят первая ночь
Когда же настала шестьдесят первая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Хосрой написал своему сыну: «Не будь слишком щедр к своему войску, – оно перестанет нуждаться в тебе. И не стесняй его, чтобы оно не стало тяготиться тобою. Одаряй его даром умеренным и награждай его милостиво; при изобилии будь щедр и не стесняй в беде».
Рассказывают, что один араб-кочевник пришел к аль-Мансуру [124] и сказал ему: «Мори свою собаку голодом, и она пойдет за тобою». И аль-Мансур разгневался на араба, услышав это от него, но Абуль-Аббас ат-Туси сказал ему: «Я боюсь, что кто-нибудь другой махнет ей лепешкой и она пойдет за ним и оставит тебя». И гнев аль-Мансура утих, и он понял, что это слово безошибочное, и велел дать арабу подарок.
Знай, о царь, что халиф Абд-аль-Мелик ибн Мерван написал своему брату Абд-аль-Азизу, когда отправил его в Египет: «Наблюдай за твоими писцами и за придворными. Писцы скажут тебе о положении, от придворных ты узнаешь дворцовые обряды, а уходящий от тебя познакомит тебя с твоим войском».
