Елена Соловьева - Цветник бабушки Корицы

— Ты продолжаешь поучать меня? — угрожающе спросила мадам, но на дорогу, однако, посмотрела. И сразу забыла про Адениума, который, едва она отвернулась, начал стремительно набирать вес и возвращаться к своим обычным размерам.

— Из-за тебя мы их почти упустили, — прошипела Блондинка, — черт побери, все из-за тебя!

Оцепенев, де Сюр молчал и наблюдал через лобовое стекло, как далеко впереди мелькает голубенький зад стремительно ускользающей от них «девятки». Его трясло мелкой дрожью, немилосердно кололо в груди, мысли путались, и дело было не только в изощренной пытке, которой подвергла его мадам. Де Сюр готов был поклясться: только что он слышал вовсе не дребезжащий голос Афелии Блюм. Такие интонации и выражения были свойственны лишь одному человеку на свете — его мамаше. «А ведь она могла выбраться и с того света, — лихорадочно соображал Адениум, — вернуться таким странным образом, замаскироваться и снова начать мучить меня!» Он испуганно покосился в сторону Мадам. Однако той было не до него — вцепившись в руль, Блондинка выжимала из своего автомобиля предельную скорость. Но преследуемая ими «девятка» вдруг задрала нос и как-то невероятно плавно пошла на взлет — буквально как истребитель, — ввинтилась в темное небо и стала удаляться вначале хвостатой кометой, потом искоркой, потом скрылась из виду. Оторопела даже Афелия.

— Вот это тюнинг! — пробормотала она, плавно тормозя и останавливая машину. Посидев в задумчивости, она с угрозой пробормотала «ну-ну!» и развернула машину в обратную сторону. — Ладно, — в голосе Блюм одновременно звучали усталость и злость. — Думаю, тех двух субчиков огоньки все-таки прихватили. Нам будет чем развлечься, верно, Адениум?

Де Сюр только слабо кивнул в ответ.

Уже светало, когда они подъехали к театру. В фойе, подсвеченном ядовито-зелеными сполохами, возбужденно сновали взад-вперед искрящиеся смерчи.

— Всех, кого взяли ночью, тащите ко мне в кабинет, — на ходу распорядилась Афелия. — И принесите две чашки кофе.

Один за другим в директорскую вплыли: три больших светящихся кокона, кокон поменьше и два кокона совсем невеликих размеров. Огоньки прыснули в стороны. На столе остались дымящиеся чашки, сумка Маргариты, на полу — бездыханные тела Че, Сильвестра и тети Паши. Афелия задержала свой взгляд на последней. Смакуя кофе, она тронула кончиком сапога тети-Пашины тапочки в форме мордатых собачек, брезгливо осмотрела цветастый халат и бигуди.

— Эт-т-то что за мечта вдовца-сантехника в возрасте? — недоуменно спросила она. — Кого мне принесли вместо костюмерши? У той уровень энергии как у королевы, ей предназначено было стать королевской жертвой! А это что?

Блондинка даже не орала, она шипела. Но Адениума такой перепад звука испугал еще больше, он весь покрылся красными пятнами и даже не прикоснулся к кофе. А зря.

Потому что сумка на столе шевельнулась, из нее бочком выползла Перцовка, следом выкатилась банка с бившимся в ней мотыльком. Свинка хрюкнула, посмотрела на всех ясными голубыми глазами, невзначай опрокинула чашку и истошно заверещала.

— Та-ааа-ак. — Афелия ослабила узел шейного платка и опустилась в кресло. — Похоже, тут надо мной решили поиздеваться… Кто подложил мне эту свинью с крыльями? И кофе — дрянь, и вместо пекинеса тапочки, и вместо костюмерши тетка в бигудях… Да меня сейчас просто разорвет от злости!.. Хотя — не дождетесь. Это вас сейчас разорвет от моей злости!

Она заклекотала-закашлялась, радуясь своей шутке и испугу Адениума.

— Это была шутка, — откашлявшись, милостиво объявила режиссеру Блондинка. — Начинай готовиться к генеральной репетиции! Поросенка с крыльями и этих двоих мужского пола сегодня же пустишь на эксперимент. Оставлять их в живых до спектакля опасно, больно шустрые. Заодно проверишь оборудование. А эту грандиозную тетю на сладкое, то есть на место пропавшей костюмерши. Нашему спектаклю легкий уклон в китч не помеха — верно, де Сюр?..

Маргарита в это время сидела на заднем сиденье летящей над городом «девятки» рядом с Корицей. На руках у нее приютился Георгий. Спереди обзор загораживал облезлый воротник Крапивы, зато в боковое стекло открывался прекрасный вид на город: убегали вниз вереницы и островки огней, а машина поднималась все выше.

— Полегче, — попросила Корица, — у меня что-то с непривычки уши закладывает. Да и Маргарита, если мне память до конца не изменяет, еще ни разу в жизни не летала?

— Даже на самолете? — не поверила Крапива.

— Мама их не любит и очень боится, — ответила девочка, бесстрашно посмотрев вниз, но тут же отпрянув.

— Ничего, сейчас сядем, — подбодрила ее, не оборачиваясь, торговка, — только еще немного следы запутаем. Внимание! Начинается крутое пике! Пристегните ремни те, у кого они есть!

У Маргариты заложило уши, она крепко зажмурила глаза и открыла их, только когда «девятка» коснулась земли, мягко опустившись на все четыре колеса. Пустырь показался девочке смутно знакомым. Они проехали еще немного и остановились около платной автостоянки, над которой торчал огромный рекламный плакат с афелиумом.

— Привет, мальчишки! — салютовала Крапива шкафоподобным охранникам.

И те, как дети, разулыбались во весь рот при виде ее ободранного воротника. Похоже, охранники радовались искренне, так же как и их черный ротвейлер. О деньгах они не спросили.

— Она у нас великолепная дрессировщица, — пояснил Маргарите Георгий. — Еще увидите!

Кого он имел в виду — охранников или ротвейлера — девочка уточнять не стала.

ГЛАВА 35

По приказу Афелии светлячки притащили из реквизиторского цеха клетку с золочеными прутьями в стиле позапрошлого века. Когда раньше в театре ставили спектакли из жизни пиратов или помещиков, туда обычно засовывали чучело попугая. Но сегодня де Сюр, придирчиво проверив на дверце замок, посадил туда Перцовку. Клетку он втиснул между ксероксом и факсом. Оценивающие взгляды, которые бросал режиссер в сторону свинки, отвлекаясь от монитора, не предвещали ничего хорошего. Де Сюр будто что-то взвешивал и прикидывал. К тому же время от времени он украдкой и с большим недоверием рассматривал Афелию Блюм. Мадам сидела за другим компьютером и ожесточенно возила по коврику мышкой, приговаривая:

— Куда-куда вы удалились? Черт, не могу запеленговать эту колымагу, не могу…

— Как вам такой вариант, дорогая Афелия? — осторожно поинтересовался режиссер-постановщик, открывая файл «Стульчик».

— Оставь, а, свои нежности, терпеть не могу этих «золотых, дорогих», — проворчала Блюм, подходя к де Сюру.

На экране разворачивался эскиз декорации будущего спектакля. В центре сцены высилась пирамида со срезанной верхушкой, внутрь которой будто засунули обрывок северного сияния. Разноцветные сполохи завораживали, а на передней стенке сооружения, обращенной к зрителям, распласталась перевернутая пентаграмма, по которой, казалось, тек расплавленный огонь. У основания пирамиды в ряд были выставлены подобия тронов с подлокотниками. На усеченной верхушке, представляющей собой плоскую площадку, покачивал листьями Большой Афелиум.

Мадам рассматривала изображение то так, то эдак, увеличивала отдельные фрагменты, меняла перспективу. Ее черные очки зловеще отражались в поверхности монитора.

— Неплохо, — сказала она. — Огненная жемчужина, как я понимаю, опускается сверху на цепи. Вот только сияние в пирамиде притуши, до того момента, как наши жертвы шарахнет током…

— Зато после удара, — заискивающе подхватил Адениум, — от каждого устремится вверх, к Афелиуму, что-то типа зеленоватого всполоха — такое коллективное вознесение душ! Очень эффектно! И главное, все безупречно — без крови и прочей человеческой слякоти.

— Что-то ты разошелся, — оборвала его Афелия, — за работу давай! До спектакля осталось каких-то два дня. Я пока проверю, как у нас дела в подвале. Нет ли еще каких сюрпризов?

Мадам отошла к своему компьютеру и легонько щелкнула по монитору. На экране высветилась подземная зала, где вдоль стен на стеллажах по-прежнему лежала труппа театра, а огоньки гудящим роем вились вокруг тети Паши, водворенной на место Корицы. Сильвестр с Камрадом без сознания лежали просто на полу, для верности стянутые еще и веревками.

— Ну хоть что-то идет по плану! — проворчала Афелия и, не прощаясь с де Сюром, вышла из кабинета, хлопнув дверью. Адениум едва сдержался, чтобы не плюнуть ей вслед. Прежде чем приступить к работе, он достал из кармана надушенный платок и с брезгливым выражением лица протер монитор, особенно тщательно — то место, где прошелся коготь Афелии, процедив сквозь зубы: «Цэ-цэ, лю-лю!» Потом Маэстро воровато огляделся и зачем-то снял свои щегольские туфли, оставшись в бордовых шелковых носках. Пошевелил мизинцами на ногах и в сердцах прошептал: «Ну уж нет, слишком дорогая цена! Получить вознаграждение и валить отсюда. А что, если правда Афелия вовсе не Афелия, а…»