Витауте Жилинскайте - Путешествие на Тандадрику
— Попрошу сосредоточиться, — сказал Менес щенку, продолжавшему лежать на земле у вездехода.
Солнце почти целиком повернулось тёмной стороной, непроглядная ночь окутала «Серебряную птицу». Пилот подошёл к Кутасу и одной рукой проворно развязал ему лапы. Смотанную нитку он вернул назад со словами:
— Засуньте это сокровище в ваш тайник.
Щенок равнодушно кивнул.
— А сейчас давайте приступим к выяснению степени вашей вины.
От голоса и слов пилота веяло таким холодом, будто щенка столкнули в погреб. В другое время по его спине пробежал бы холодок, но сейчас он хотел лишь одного: чтобы ему не мешали лечь на серую от пепла выгоревшую землю и заснуть вечным сном — так же, как уснула навеки белая птичка.
— Вы понимаете, о чём я говорю с вами? — нагнулся над ним шлем.
— По… понимаю, — глухо, как из-под земли, ответил Кутас.
В следующее мгновение пилот схватил щенка за шкирку и начал трясти, как пуховую подушку.
— Да вы опомнитесь, наконец! Сосредоточьтесь! Будете слушать, что вам говорят? — сурово допытывался Менес, продолжая трясти щенка.
— Со… сосредоточусь, — пообещал Кутас, слегка удивившись и приходя в себя.
— Тогда внимательно следите за всем, что я буду делать, — велел пилот.
Он сел в вездеход и, проехав чуть-чуть, остановился. Пилот перевернул вездеход, нажав на рычаги, спрятал колёса и превратил машину в космический модуль «Птичка». Менес запрыгнул в модуль и взмыл в воздух. Кутас, уткнувшись в лапы безносой мордочкой, исподлобья следил за полётом, хотя и не мог почти ничего разглядеть в тёмном небе. «Птичка», оказавшись высоко в воздухе, начала описывать круги над «Серебряной птицей». Но что там такое? Кутас задрал голову ещё выше: из «Птички» пыхнул вниз клуб белёсого дыма, а следом посыпались искры — поначалу одна, за ней другая и под конец целый сноп искр… На тёмном небосклоне они напоминали праздничный фейерверк. Искры, не достигнув земли, гасли в воздухе. Одна искорка, напоминающая оранжевую снежинку, чуть не упала Кутасу на лапу, но исчезла, так и не долетев до неё. Щенок наблюдал за ней, и неясная мысль шевельнулась в его душе — тихо и пугливо, словно мышь под метлой.
Описав ещё два круга, «Птичка» опустилась на то же место.
— Вы поняли? — послышался в темноте голос пилота.
— По… по… не по… — выдавил щенок.
— Я не сомневался, что вы всё-таки догадаетесь о том, что давно поняло бы и менее смышлёное создание, — сказал пилот. — Планету сожгли искры.
— Иск… ис… ис…
— Коротко и ясно: планета сгорела по собственной вине, — заключил пилот. — В этом суть.
— Су… суть, — эхом повторил щенок.
Хрустнул замок-молния на кармане куртки пилота, Кутасу в глаза ударил свет зажигалки, и из темноты донёсся голос пилота:
— Просьба не шевелиться.
Рука в перчатке заклеила пластырем то место, где была приклеена фасолина, затем перебинтовала обожжённые лапы.
Светало.
— И всё же спички не игрушка, — строго добавил пилот, уже поднимаясь на корабль.
— Не игрушка… — повторил Кутас, медленно вставая на лапы.
И снова в путь
Кадрилис, терзаемый самыми мрачными предчувствиями, не находил себе места. Он чувствовал себя как на раскалённой сковородке, то вскакивал, то садился, то чесал ухо, то щипал за остаток уса, не переставая гадать, какое наказание назначит его приятелю суровый Менес.
— Если он, — бормотал себе под нос одноухий, — решит оставить его на планете, то я… я не посмотрю, что он пилот… Как дам ему… пусть даже второе стекло треснет!
Не менее напряжённо ждала пилота и Лягария. Она репетировала речь, с которой обратится ко всем собравшимся на корабле: «Многоуважаемый пилот Менес! Уважаемые коллеги путешественники! Мой священный долг как командира — разоблачить пассажирку, которая, как видите, носит одну перчатку и притворяется обиженной овечкой, а также принцессой. Однако же, уважаемый пилот и коллеги пассажиры, эта невинная овечка только что организовала ограбление моего саквояжа и украла вещественное доказательство, поскольку эта мошенница является…»
Эйнора, которая и предположить не могла, что затевает против неё лягушка, сидела, задумчиво подперев ладонью голову. Зато проницательный сыщик уже сообразил, что к чему, и его глазки посматривали то на шевелящиеся челюсти Лягарии, то на Эйнорину руку в перчатке.
— Прошу всех встать! — прервал тишину повелительный голос пилота.
Пассажиры встали. В тот же миг в стене отворился люк, и сквозь него из «Птички» в салон, пошатываясь, перебрался Кутас с перебинтованными лапами. Щенок тоже встал рядом со своим креслом, вцепившись в подлокотник.
Кадрилис напрягся, как струна, и воинственно стиснул лапы: будь что будет, а Кутаса в обиду он не даст!
— Пока «Серебряная птица» не поднялась в небо, — сказал пилот Менес, — прошу почтить минутой молчания всех погибших жителей планеты!
Пассажиры, серьёзные и сосредоточенные, печально опустили головы. Перед их глазами снова встали чёрные пустыри, руины города, одинокий паяц на закопчённом валуне… Вырастет ли фасолина на пепелище? Прилетит ли когда-нибудь туда пчела? Запоёт ли в кустах птица?
Суть
Космический корабль «Серебряная птица» вновь рассекал воздушное пространство. Кутас, заботливо пристёгнутый ремнём безопасности, удобно растянулся на шерстяном шарфе, а Кадрилис, приспособивший вместо ремня верёвочку, расспрашивал приятеля:
— Ну скажи, только без утайки, ты всё выложил пилоту? Не скрыл, кто дал тебе спички? Кто их силой тебе всучил? Сказал или нет?
— Не сказал, — прошептал щенок, хитро прищурив глаз.
— Вот тебе раз! — разочарованно всплеснул лапами заяц. — Он не сказал! Хорошенькое дело!
— Спички, — снова прошептал щенок, — ни при чём. Не в них… суть.
— Суть? — вытаращил глаза Кадрилис. — Что ещё за суть?
— Суть в том, — ответил Кутас, — что из «Птички» вылетают искры, как из нашего костра, когда ты подбрасывал в него можжевеловые ветки, помнишь?
— Вон оно как? — удивлённо раскрыл рот Кадрилис.
— Но есть суть посущественнее, — с загадочным видом продолжал Кутас. — Планета, оказывается, сгорела по собственной вине.
— А я что говорил?! — чуть не подскочил заяц. — Ведь я тебе это раньше пилота сказал!
— И всё же, — вздохнул Кутас, — спички не игрушка.
В это время Лягария откашлялась и приготовилась произнести триумфальную разоблачительную речь. Эйнора, ни о чём не догадываясь, в задумчивости стягивала с руки перчатку. А вот сыщик, готовясь к выступлению лягушки, так затянул ремень безопасности, что, казалось, вот-вот лопнет.
— Так, говоришь, искры? — переспросил Кадрилис.
Кутас ответил не сразу. Он закрыл глаза, помолчал и произнёс:
— Да, искры… Я сам их видел. Понимаешь, Кадрилис, иск… ис… ис… — И вдруг он всхлипнул, из его глаза выкатилась слеза и, как напуганная в аквариуме рыбка, поспешила подняться наверх, к потолку. А Кадрилис затянул песню:
Пёсик Кутас может плакать,Плакать может пёсик Кутас,Может плакать Кутас, пёсик.Плакать может, видел сам!
— А ну, прекрати, ты, живой хаос! — лопнуло терпение у командира Лягарии, которая только собиралась раскрыть рот для решающего выступления. — Детский сад! Фи!
— Да ведь Кутас снова может плакать! — воскликнул Кадрилис. — Вон какая слезища на потолке!
— Плачет? — спросила Эйнора, которая не поняла, в чём дело. — Неужели тебя, Кутас, мучит совесть и ты переживаешь, потому что считаешь себя хуже других? Послушай, я ведь ничуть не лучше тебя, наоборот! — и гордая Эйнора подняла голову так высоко, как ещё ни разу не поднимала. — Я самая настоящая лгунья. Я не убегала ни из какого шкафа, а просто-напросто была выброшена на помойку вместе с прочим мусором!
— Слыхали? — заверещала лягушка. — Стоило мне приступить к её разоблачению, как она сама…
— Замолчи! — бросила Эйнора. — Вовсе не о тебе и твоих разоблачениях речь! Слышишь, Кутас, я намного, намного хуже тебя… Я ведь только притворилась, что я знатного рода, аристократка, богатая беглянка. И никакие разбойники на меня не нападали.
— Но ведь вы, — пробасил увалень Твинас, — всё-таки побывали в стеклянном шкафу, верно?
— Ну и что из этого? — пожала плечами Эйнора. — Я стояла там не дольше, чем и другие новые куклы. А потом меня таскали за волосы, роняли, пачкали, дали прозвище Замарашка-оборвашка… Я ведь такая и была, только в лесу успела умыть снегом лицо и руки. А имя Эйнора я позаимствовала у одной избалованной девочки из детского сада.
— Она, — поспешила выложить всё начистоту Лягария, — украла из моего саквояжа вторую перчатку, которую я нашла в мусорной машине и которая являлась вещественным доказательством того, что никакая она не принцесса-беглянка, а такая же брошенная игрушка, как и остальные!
