Евгения Хамуляк - «Сказки Долли» Книга № 9337
Королева медленно повернулась.
Перед ней стояли люди, которые показались ей знакомыми. И она вспомнила ту ужасную ночь с кровавым непрекращающимся боем и треском бьющихся зеркал, который проходил здесь же на поляне. Она видела их там.
Высокий красивый мужчина с сухими чертами лица сурово смотрел на Королеву, он крепко держал руку своей дочери, удивительно похожей на него. Девочка была испугана и со страхом осматривалась вокруг, опуская глаза.
Женщина попыталась заговорить первой, но сконфуженно замолчала. Это была красивая, эффектная молодая женщина с яркой внешностью, одетая так же броско и ослепительно, будто готовилась к королевскому приему, однако заговорила она робким тонким голоском, и эта застенчивость контрастировала с вызывающе открытым платьем, обнажавшим прекрасную пышную грудь, и смелыми разрезами на юбке, оголявшими красивые крупные ноги. Эта разница между отрытой, выставленной напоказ красотой противоречила неуместной стеснительности и чрезмерной стыдливости, будто голос жил отдельно от тела и все эти одежды принадлежали кому-то другому, по ошибке напяленные на эту милую женщину, вовсе не похожую на коварную роковую искусительницу. Эта разница удивляла и поражала, что приковывало дополнительное внимание к ней.
Глаза, полные волнения, трепетно моргали, жалостно просили, длинные ресницы то стеснительно опускались, то вновь вспархивали, открывая огромные синие глаза, застывшие в немой просьбе.
От природной скромности или от серьезности момента, так и не поздоровавшись, женщина начала своим дрожащим тонким голоском:
— Дело в том, что я очень люблю своего мужа, но он… Он тоже… Но он, как бы сказать… У него…
Наступила пауза. Никто не знал, как продолжить этот так и не начавшийся разговор.
Вдруг девочка, не выпуская руку отца, сделала шаг вперед и серьезно сказала:
— Королева, мы очень любим нашего папу, но он монстр.
Все замолчали. На лице мужчины не отобразилось никаких чувств, всё тот же суровый колкий взгляд смотрел на Королеву. Вдруг медленно ее лицо стало раздваиваться, кожа растягиваться, два глаза превратились в четыре, два носа, два рта. Мужчина, фыркнув, отвернулся в сторону. Девочка и женщина ошеломленно смотрели на эти трансформации. Превращение шло медленно, казалось, в этот раз оно дается Королеве непросто. Наконец перед гостями стояли Долли и Молли.
Молли подошла к девочке и нежно улыбнулась ей, отчего детское лицо осветилось и взгляд потеплел. Молли взяла ее за подбородок и, прямо глядя в ее глаза, твердо сказала:
— Запомни, дорогая, и никогда не забывай: твой папа самый лучший на свете. И он вовсе не монстр.
И Молли проникновенно посмотрела ей в глаза. Что-то стало происходить с чувствами девочки, она исподлобья всматривалась в открытый взгляд голубых глаз волшебницы, сопоставляя то, что знала об отце. Эти чувства соединились, давая новое понимание сознанию, словно открывая второе дыхание девочке. Она неожиданно выдохнула, как будто все это время не дышала, и тихонечко расплакалась, беззвучно, горько, от души. Мужчина, не поворачиваясь к дочери, крепче сжал ее руку. Молли взяла девочку за плечи, нехотя мужчина дал увести ее от себя.
Женщина и девочка ушли с Молли, Долли осталась смотреть на высокого бравого отца. Тот нервно поправлял свои красивые волнистые волосы, чуть тронутые сединой. Он оглядывался по сторонам, становясь все беспокойнее, словно вор, искавший запасную дверь для побега. Женщина с ребенком расположились у входа в лес, и мужчина, таким образом, оказался в центре поляны. Сзади него стояла Молли, а напротив — Долли. Он всё чаще и чаще касался своих волос, всё поправляя и укладывая их, и озирался по сторонам.
Сцена со стороны смотрелась необычно: возвышающаяся статная мужская фигура, лихорадочно осматривающаяся по сторонам, пятившаяся назад, и тонкая фигура молодой женщины напротив, твердо и с вызовом смотрящая вперед. Несмотря на явную разницу в росте, сила исходила из ее тела, хотя при обычных обстоятельствах он мог одной рукой отбросить ее на землю, а может быть, одним ударом свернуть ей шею.
— Здравствуй, блоха, — ласково обратилась Долли, глядя вперед, однако никто не улыбнулся в ответ. Долли веселела на глазах, будто услышав смешную шутку, от которой не могла насмеяться.
Снова фыркнув и скривив лицо, он недовольно посмотрел на небольшую фигуру перед собой, всем видом показывая, как ему неприятно разговаривать с ней.
— Некрасиво не здороваться со старыми знакомыми, качапуя, — и вновь Долли, предвкушая еще большее веселье, разразилась неистовым смехом.
Что-то стало происходить с лицом собеседника: вмиг оно посерело и сделалось злобным, как тогда в Лесу, будто кто-то другой, незнакомый сейчас говорил с волшебницей.
— Капризная, завистливая, жадная, ревнивая, глупая кукла, — с неприязнью выговаривая каждое слово, ехидно произнес мужчина, — плохая Долли! — нечто вроде улыбки озарило пылающее ненавистью лицо, десятки тонких лучиков раскрасили его, делая, как ни странно, красивее.
— Сколько же надо было сотворить жестокостей, чтобы злоба сделала твое лицо таким прекрасным, блоха, — тепло сказала Долли, разглядывая рыцарственную красоту мужчины напротив. Из таких персонажей выходили знаменитые генералы и великие полководцы, отдающие холодные трезвые приказы к войне.
В ответ она услышала гневный нечеловеческий рык.
— Каждый видит то, что боится увидеть в себе, качапуя, — продолжала смеющаяся Долли.
Однако лицо мужчины уже не улыбалось, наоборот, оно особенно напряглось и стало исходить судорогами.
— Острый язык — как лезвие, черная Долли, — прошипел мужчина или тот, кто говорил от его имени. Руки его сжались в кулаки, и костяшки побелели от сильного ожесточения.
— Хочешь попробовать мой язык в деле, качапуя? — спросила Долли, и глаза ее стали черными, теряя человеческий облик.
Мужчина не поменял позиции, но прищурившись, решил помедлить с нападением.
— Разрешаю увидеть себя, — властно сказала Долли, и тут стало происходить что-то пугающее.
Долли провела руками в воздухе, словно разрезая его на две части, и на глазах ее нос стал проваливаться, щеки серели отвратительной зеленой чешуей обнажая некрасивые кости с мерзкими серыми кусками мяса; волосы зашевелились, словно тысячи насекомых забегали по ее голове, и первые локоны, безобразно скукожившись в седые клочки, посыпались на землю, обнажая абсолютно белый, словно полированный, череп.
Но самое страшное происходило с глазами: они вытекли большими белыми каплями из глазниц, оставив черные пустые дыры, где остались гореть, повиснув в воздухе, дьявольские огоньки, которые только разгорались от страха, охватившего фигуру напротив. Огоньки упрямо следили за каждым движением мужчины, который стал раскачиваться и пятиться назад.
Рот все еще улыбался, но кожа нещадно слезала, исчезала шея и челюсть, а белые ровные зубы, зловеще стуча друг о друга, стали превращаться в страшную дьявольскую пасть какого-то монстра. Из этой зловещей черной щели вдруг показался длинный тонкий язык, на конце и в самом деле острый, поблескивая стальным лезвием.
— Хочешь попробовать его? — зверски прошипело чудовище, еще несколько минут назад бывшее Долли, опасно приближаясь к человеку. Ужасный смех и страшное карканье вырывались из дьявольской щели этого существа, на ходу оно разрывало свои одежды, там, где только что белела красивая женская шея и грудь, кожа словно обугливалась и шипя, облезая, повисала на серых мертвецких костях. Огоньки глаз неотрывно следили за каждым движением фигуры напротив.
— Хочешь жить, качапуя? — спросила мумия с кинжалом вместо языка.
И тут будто дьявольские превращения коснулись и бравого мужчины, чье тело вдруг, сжавшись, посинело, а потом и вовсе почернело. Будто разрываясь на части от страшной боли, мужчина стал отчаянно кричать, его крик, огласивший весь Лес, ударной волной сбил с ног всех присутствующих:
— Я хочу жи-и-ить, — извергалось из горла мужчины, отчего его голос стал превращаться в жуткий визг, и он, споткнувшись, сам свалился на землю.
— Какая злая шутка, капачуя: не пройдет и пяти минут, как ты будешь молить меня о смерти, — грустно сказала мумия, а потом опять жутко расхохоталась от своих же слов.
Человека била дрожь, он катался по земле, словно его били палками изнутри, и вдруг его лицо изменилось до неузнаваемости, потеряло человечий вид и стало похожим чем-то на облик приближающейся мумии: острые, словно иглы, длинные зубы, черная полоска кожи вместо рта, раздутые черные ноздри и огненные глаза. Еще какое-то время мужчину колотило и рвало изнутри, но потом из его рта стал подниматься черный смерч, на ходу раскручивающийся и раскачивающий тело, болезненно скрученное на земле.
