Георгий Почепцов - Страна Городов 1-4
— Правда, ничему другому я его не научил, — покачал головой мастер. — Только кланяться.
— Это мне подходит, — кивнул Карколам, глядя на клоуна.
— Тогда за работу! — И толстячок забегал по комнате, освобождая новое рабочее место для ученика.
Карколам приступил к делу.
Сначала мастер усадил его за простую операцию — соединять готовые части. Карколам старался, сопел от усердия. Но у него получался далеко не каждый клоун. Карколам то и дело ноги ставил на место рук, а руки прикреплял вместо ног.
Мастер поглядел-поглядел и усадил Карколама за другую работу. Теперь Карколам должен был кистью рисовать клоунам красные шапочки, зелёные рубашки, синие штаны.
— Когда это кончите, дорисуете готовым глаза и рот. После обеда я разведу новую краску.
Карколам ухмыльнулся и взял в руки кисть. Он рьяно мазал клоунов, и себя заодно, разноцветными красками. Клоуны один за другим ложились на просушку.
Король-игрушечник радостно улыбался; глядя на усердие своего помощника. Перед обедом он повёл его в соседнюю комнату, сплошь заваленную клоунами без глаз и ртов.
— Можно, я их дорисую? — предложил Карколам, и злая улыбка зазмеилась в уголках его рта.
— А обед? — удивился толстячок-король.
— Как-нибудь перебьюсь! — отмахнулся Карколам.
— Хорошо-хорошо! — потрепал его по плечу мастер.
И вот Карколам остался в мастерской один. Его окружали безглазые клоуны.
Первым делом он заколдовал посудину, в которой мастер собирался готовить чёрную краску. Он долго бормотал над ней заклинания и злорадно хихикал, дрожа от счастья.
Теперь главное, чтобы король-мастер именно в этой посудине смешал краски. Всё остальное — дело техники. А колдовской техникой король колдунов владел превосходно.
Карколам потянул носом. Где-то далеко пахло обедом — то ли сосисками, то ли отбивными. Он тотчас сделал себе из воздуха жареного барашка.
22. Игрушки — не игрушки
Мастер-король, вернувшись после обеда, потянул носом: ему показалось, что в мастерской чем-то вкусно пахнет. Карколам побыстрее вскрыл новую банку краски, чтобы перебить запах жареного мяса.
— Ну-с, приступим, — радостно сказал толстячок, смешивая краски в посудине, которую услужливо подал ему Карколам.
Окончив смешивать, мастер поманил пальцем ученика:
— Хорошо получилось, — удовлетворённо сказал он, рассматривая блестевшую на солнце краску. — Неси клоунов!
Захватив целую охапку игрушек, Карколам вернулся к мастеру и бросил их на пол, словно поленья.
— Ты что! — возмутился игрушечник. — Они для тебя должны быть как живые.
— Будут сейчас! — кивнул Карколам, блеснув глазами, полными злости.
Мастер принялся рисовать первому клоуну глаза и рот. И тут произошло чудо. Лишь только он краской, заколдованной Карколамом, навёл клоуну глаза, как они тотчас ожили и замигали.
Клоун спрыгнул на пол и поклонился:
— Я ваш покорный слуга. Что прикажете?
От удивления игрушечник выронил кисть на пол. Клоун тотчас поднял её и протянул мастеру.
— Спасите! — закричал тот и спрятался за спину Карколама.
А клоун топал за ним, повторяя:
— Я ваш слуга. Что прикажете?
Перепуганный мастер убежал в другую комнату и заперся на ключ. Тогда Карколам зашептал ему через замочную скважину:
— Ваше гениальное искусство оживило клоуна!
— Что? Это другое дело! — Толстяк осторожно приоткрыл дверь, чтобы получше слышать льстивые слова, которые так и лились из Карколама.
— Он ожил! Это сделало волшебство ваших гениальных рук! Есть ли в мире мастер искуснее вас? Такой гений не должен сам работать. Поручите работу кому-нибудь из слуг.
— А я? — сказал клоун. — Вы забыли обо мне. О, как я несчастен!
Мастер, широко раскрыв дверь, совершенно растроганный, со слезами на глазах прижал к себе клоуна.
— Сегодня мы должны оживить их всех, — сказал Карколам. — То есть вы, — поправился он, увидев, как поднялись брови у мастера.
— Давай попробуем, — согласился толстячок. Он поставил клоуна на землю, и тот бодро зашагал к чану с краской.
— Какой умница! — умилился Карколам, хлопая в ладоши.
— Постой, постой, — вдруг спохватился мастер. — Да как же он может оживить очередного клоуна, если… ты же сам говорил, что это мои гениальные руки.
— Верно! — сразу нашёлся Карколам. — Вы уже оживили их, пока мастерили. Они уже живые, хотя пока не умеют ни говорить, ни смотреть. Не волнуйтесь, великий мастер, главное уже сделано.
— Насчёт моей гениальности — это очень правильно сказано. Гению не пристало возиться с грязной работой. Приступай, любезный, — высокопарно сказал мастер клоуну и взмахнул платочком.
Работа закипела.
Первый клоун старательно разрисовывал второго. Потом они рисовали следующих двух. Потом с кисточками уже стояли четверо. Значит, они могли сделать сразу четверых. Вскоре уже не хватало кисточек. Но и тут Карколам нашёл выход. Десятки клоунов рисовали себе подобных, макая в краску просто спички. Конечно, черты лица их не становились от этого тоньше. Но кто сказал, что у слуг должны быть тонкие черты лица?
Толстяк потерял дар речи. Он раздулся, словно жаба, и лишь кивал головой, следя за движением кистей. Развалившись в кресле, он время от времени поглядывал на Карколама, ожидая от него новых похвал. Но теперь Карколам как в рот воды набрал. Дело было сделано. Больше чем три сотни клоунов ожидали его приказаний, широко раскрыв рты. Они теснились по углам, залезали на стулья, выглядывали из-за стола. Даже забрались под кресло мастера, который в испуге от такого нашествия сел в кресло с ногами. Сначала он пытался пересчитать клоунов, но вскоре окончательно сбился со счёта и оставил это занятие. Да и вообще, зачем гению считать? Гений не должен работать сам, с этим толстяк был согласен. И Карколам решил, что здесь ему уже делать нечего.
Он построил клоунов и широко распахнул дверь на улицу.
— Эй, постой! — всполошился толстяк. — Ты хочешь украсть их у меня?
— О, великий, — поклонился ему Карколам. — Они понесут по всему свету рассказы о твоём искусстве. Если они останутся здесь, как же мир узнает, что в нём появился гений?
— Валяй! — милостиво разрешил мастер.
И клоуны затопали ножками, переваливаясь через порог. Они вышли все, и Карколам уже притворял дверь, как вдруг о чём-то вспомнил и поманил одного из последних клоунов.
— Здесь твой хозяин! — шепнул ему колдун. — Возвращайся!
Бедняга мастер оглядел свою совершенно пустую комнату. Но тут в щёлочку двери протиснулся клоун.
— Я твой слуга. Приказывай! — сказал он и поклонился.
Мастер поднял клоуна к себе в кресло и залился слезами.
23. Как хорошо иметь слуг!
Клоуны шли за Карколамом, покачивая колпачками. Подойдя к очередному домику, Карколам показывал одному из клоунов на него пальцем, и этот клоун сворачивал к мастерской, а остальные шли дальше.
Оставшийся клоун начинал своей деревянной головой стучать в дверь.
— Бум-бум-бум!
Удивлённый король выходил на порог и, конечно, никого не видел.
— Я ваш слуга, — вдруг раздавалось снизу, и королю кланялся маленький человечек. — Приказывайте! Теперь вместо вас работать буду я.
И, как ни странно, некоторые сразу же соглашались. Тут, конечно, было замешано колдовство. Короли принимали важный вид и начинали тыкать пальцем: тут — вымоешь пол, там — вытрешь пыль, здесь — приготовишь обед, а вон там — целая куча вещей, которые нужно заштопать. И клоуны с головой уходили в работу.
Кое-кто, конечно, отказывался брать себе слуг. Тогда клоуны падали на колени и начинали отчаянно рыдать. Так что всем королям пришлось брать их к себе в дом.
И если сначала короли с трудом придумывали задания своим слугам, — они немного подзабыли, зачем слуги, — то постепенно начинали всё дольше и дольше нежиться по утрам в постели и подавать команды своим клоунам-слугам.
— Принеси молоко! Да не холодное, подогрей! Почему в этой чашке? Ты же знаешь, что я люблю пить молоко из чашки с синим ободком. Иди перелей. А я посплю ещё часок. Работай в мастерской потише.
На послеобеденную прогулку короли тоже выходили со своими клоунами. Заметив что-то новенькое на встречном короле, они завистливо шипели:
— Откуда у него эти прекрасные золотые пуговицы? Ты почему, болван, мне таких не достал? Чтобы завтра и у меня такие же были! Разбейся в лепёшку, но достань.
И мило улыбались встречному.
Теперь после прогулки короли снова отправлялись спать. Их изнеженные ноги разучились долго ходить. Королям требовался отдых. Но когда кто-то отдыхает, другой вместо него должен работать. И работником становился клоун.
— Ну и что, пусть поработает, — оправдывались короли, у которых просыпалась совесть. — Он же деревянный! Спать ему не надо, есть не надо.
