Рут Томпсон - Трусливый Лев из Страны Оз
— Тебе надо было надеть этот костюм во время грозы, — усмехнулась Храпуша. — Тогда, по крайней мере, тебе бы утонуть не грозило. А сейчас-то он тебе зачем, когда вокруг сухо?
— А вот увидишь, — ответил Воттак. — Стоит только горожанам увидеть рыбу, которая расхаживает посуху, они от одного удивления все наши просьбы исполнят. Уж ты мне поверь, я знаю, что делаю!
Храпушу его ответ, кажется, не убедил, и она поправила свой клюв с недовольным видом. Трусливый Лев недоверчиво покачал головой и прошептал Бобу:
— Говорю тебе, он сам не знает, зачем цепляет эти костюмы. Просто он не может этого не делать, так же как Храпуша не может не храпеть, а я не могу не трусить. Рефлекс!
Боб ничего не ответил. Но, по правде говоря, он не слишком одобрял Воттаковы переодевания — до сих пор, во всяком случае, они приносили одни неприятности.
Больше никто ничего не сказал — в гуселёте стояла такая тряска, что разговаривать было трудно.
Чем ближе наши путешественники подъезжали к городку, тем очевиднее становилось, что он не похож ни на один город, который кому-либо из них приходилось видеть до этого. Даже Трусливый Лев, старожил Страны Оз, повидавший на своём львином веку немало странного и чудесного, вздрогнул от удивления, когда гуселёт въехал в ярко сверкающие стеклянные городские ворота.
Глава пятнадцатая. А в это время…
А в это время король Мустафа сидел на своём синем троне, не сводя глаз с волшебного кольца на большом пальце правой руки. С тех пор как Воттак и Боб покинули Маджистан, Мустафа большую часть времени проводил именно так, и глаза у него от этого стали косить. А в те минуты, когда он отводил взор от кольца, он с тоской устремлял его на картинку с Трусливым Львом в львиной книге, которая постоянно лежала у него на коленях.
В углу королевского шатра стояла большая клетка, где в тесноте и обиде сидели двадцать нейцев, которых Воттак отправил в Маджистан. А в полотняной крыше шатра виднелись двадцать ярко-синих заплат. Этими заплатами зачинили дыры, которые нейцы проделали в полотне, когда влетали в шатёр.
Сначала Мустафа очень разгневался, когда в его шатёр посыпались невесть откуда неизвестные личности, и приказал всех их отдать на съедение львам. Но королеве Микстурре очень понравились перья, которые покрывали их головы, и она упросила супруга пощадить незваных пришельцев, чтобы у неё всегда были в запасе свежие перья для тюрбанов. А нейцам Мустафа понравился своей несправедливостью и неразумием, и они стали учить его нейским обычаям. И теперь синебородый король делался с каждым днём все более нетерпеливым и недовольным.
Гофмаршал Панапей ходил теперь на цыпочках и беспрестанно озирался по сторонам. Ему приходилось все время быть начеку, потому что каждый раз, как Воттак вёл себя неправильно и кольцо чернело, король набрасывался на своего гофмаршала с криками и побоями, как будто Панапей был в чём-то виноват.
Когда кольцо почернело в первый раз (это было, когда Воттак твёрдо решил, что не предаст Льва), Мустафа завопил на Панапея:
— Они нас обманули! Они не вернутся! Слышишь ты, негодяй? Изменник!
— Ой! Караул! Ваше величество, зачем вы дерёте меня за бороду? Мне больно! Снимите лучше кольцо! Оно волшебное, а моя борода нет!
Мустафа опомнился и сдёрнул с пальца кольцо. Мы помним, чем это обернулось для Боба и Воттака. С тех пор король наблюдал за кольцом постоянно, и даже во время еды не отрывал глаз от большого пальца, чтобы не прозевать момента, когда Воттак проявит непослушание.
А тем временем королевские ювелиры день и ночь сидели за работой. Им было велено изготовить золотой ошейник, усаженный сапфирами, и толстую золотую цепь. Мустафа предназначал то и другое для Трусливого Льва, которого он твёрдо решил оставить у себя навсегда.
Что касается Валлитаза, то он по-прежнему занимался кормлением львов и в те редкие минуты, когда ему случалось заглядывать в королевский шатёр, благословлял судьбу за то, что лишился хлопотливой должности маджистанского гофмаршала.
— Пусть сначала Трусливого Льва доставят королю, — бормотал он себе под нос. — После этого у меня будет достаточно возможностей поссорить его величество с Панапеем и вернуть себе должность. А пока пусть уж лучше король таскает за бороду его, а не меня!
Глава шестнадцатая. Консерватория
— Вот так фунт! — воскликнул Воттак Фунт, выруливая на стеклянную улицу.
— Ой, давайте не будем в этом городе останавливаться! — взмолился Трусливый Лев. — Что-то мне тут не нравится. Поехали скорее отсюда.
— Ты, главное, не дёргайся, помни, что я к тебе привязан, — проворчал Воттак, поправляя покосившуюся рыбью голову.
— Ничего хорошего нас тут не ждёт, попомните мои слова! — вздохнул Лев.
Храпуша обняла Боба. Все в изумлении смотрели на странный город.
У стеклянных ворот возвышался на столбе щит с надписью «Консерватория». В воздухе стоял пар и пахло уксусом и пряностями. У всех домов фасады были стеклянные, а сами дома архитектурой напоминали кухонные шкафы. В каждом было по три этажа или, как впоследствии Боб рассказывал Дороти, по три полки. А на этих полках сидели, болтая ногами, очень странные человечки. Они целиком были заключены в стеклянные банки, и только руки и ноги у них торчали из специальных отверстий в стекле, причём так, что плотно закупоривали эти отверстия и в банки не проникал воздух. Их головы упирались изнутри в плотно навинченные крышки, отчего макушки у них были плоские, а выражение лица глуповатое.
Завидев гуселёт, они стали соскакивать с полок и сбегать на улицу по стеклянным лестницам своих смешных домов. Они лезли под самые колёса, так что Воттак поспешно остановил гуселёт, чтобы никого не задавить. И всё-таки одному из горожан не повезло, и он угодил под колесо. Банка разбилась, и осколки разлетелись во все стороны. Боб вздрогнул.
— Ну вот, начинаются неприятности, — проворчала Храпуша, поправляя клюв.
Человечкам явно не понравилось это происшествие. Они забегали и замахали руками. Хотя наружу из банок долетало только неясное бормотание, по движению их губ и выражениям лиц путешественники поняли, что горожане выкрикивают угрозы и оскорбления. А вот крики несчастной жертвы слышны были явственно.
— Спасите! Помогите! Скорее! Я испорчусь! — вопил человечек душераздирающим голосом.
Огорчённый Воттак рванулся из кабины на помощь пострадавшему, начисто забыв о верёвке. Верёвка дёрнулась, он упал, рыбья голова свернулась на сторону, так что теперь он ничего перед собой не видел. Пока Боб поправлял ему голову, человечки оттащили своего товарища от гуселёта. В конце улицы показалась какая-то громадная фигура, которая быстро приближалась. В одной руке новопришедший держал блокнот, а в другой карандаш. Он тоже был заключён в банку, но его банка была намного больше остальных.
— Ну и дела! — шепнул Воттак. — У нас в Америке в банках держат деньги, а здесь — самих себя. В каждой стране свои обычаи!
Большой баночный человек оторвал от своего блокнота листочек и быстро-быстро начал писать. Дописав, он ткнул листочек Воттаку под нос.
— «Вы обвиняетесь в разбое», — прочёл клоун.
Человек с блокнотом явно был здешним начальником полиции. На нем был великолепный мундир со множеством галунов и позументов. Кожа у него была зеленоватая и в пупырышках, как у огурца, а в банке плескался маринад и плавали дольки чеснока и зёрнышки чёрного перца.
Воттак взял у начальника блокнот и карандаш и написал на листке: «Мы не хотели его разбивать, он сам виноват!»
Прочитав эти слова, баночные человечки разъярились пуще прежнего. Один из них — вероятно, родственник пострадавшего — отвинтил свою крышку и визгливо крикнул: «А вот мы вас в мясорубку! На баклажанную икру!» После чего он поскорее завинтил крышку, чтобы не испортиться.
Начальник снова взялся за карандаш и написал: «Вы арестованы. Следуйте за мной».
— Это все потому, что я пренебрёг собственными правилами, — вздохнул Воттак. — Повежливее бы надо было. Ну что, последуем за ним или смоемся?
— Лучше последуем, — сказал Лев. — Улететь всегда успеем, а мне охота рассмотреть этот консервный городишко. Будет о чём рассказать Дороти!
Воттак стал за руль и медленно и осторожно повёл гуселёт по стеклянной улице следом за размашисто шагающим начальником. Остальные человечки следовали сзади на почтительном расстоянии.
Боб, широко раскрыв глаза, вертел головой по сторонам. Когда дорогу гуселёту перебежала, весело помахивая хвостом, маринованная собака, он радостно засмеялся.
