Борис Заходер - Избранное

— Ох, уморила ты меня, — говорит наконец. — Еды сколько хочешь, а она говорит — есть нечего!

— Где?

— Да у нас в воде! И ракушки вкусные, и червяки, и раки ничего себе, а вкуснее всего… — Тут запнулся было Судачишка, да язык у него сам собой выговорил: — …вкуснее всего — кой-какие рыбёшки!

И только у него эти слова вырвались — Чайка как взлетит, как ухватит его за спину, за самую середину!

Ну, Судак — он тоже не промах — кой-как извернулся, ушёл. Только плавник спинной ему Чайка изорвала — он у Судаков и по сие время неровный.

Уплыл Судак в море, на глубокое место. Еле-еле отдышался. Сам себя ругает ругательски!

«Так мне, Судаку-дураку, и нужно, — думает. — Ведь знал же, что не годится с незнакомыми разговаривать! Ну уж теперь хоть режьте меня — ни за что не буду! Зарок даю! Ни со зверями, ни с птицами! И к берегу не подплыву! Пусть у меня плавники отсохнут!»

И долго крепился, терпел. Целый день почти. Только уж к вечеру душа не вынесла — опять к берегу подобрался.

«Хоть одним глазком погляжу, — думает, — а говорить — ни-ни!»

Смотрит: что за чудо такое? Сидит на берегу Незнакомец, а кто он — и не понять! Вроде бы птица: нос птичий и посвистывает, да перьев нет! Вроде бы и зверь — да нет: на двух ногах и шерсти мало! Сидит, вечернюю зорьку встречает.

Глядел, глядел на него Судак, а заговорить боится: плавник-то ещё саднит.

А Незнакомец заметил Судака и говорит:

— Добрый вечер!

Судак молчит.

— Что же ты не отвечаешь? — говорит Незнакомец. — Невежливо, брат.

Молчит Судак.

— А-а, ты, наверно, говорить не умеешь, — догадался Незнакомец. Верно, верно, рыбы ведь говорить не умеют! Забыл я, извини!

Обидно стало Судачишке. До того обидно — мочи нет!

— Это мы-то не умеем? — выпалил. — Да мы, если хочешь знать, ого-го-го как умеем! Ещё и тебя научим!

— Да ну? — удивился Незнакомец. — Так что ж ты раньше-то молчал?

— А потому молчал, что я зарок дал — ни со зверями, ни с птицами не разговаривать, а то больно кусаться любят! Ты-то сам что за птица?

— Что ты, — говорит Незнакомец, — какая я тебе птица!

— Тогда, выходит, зверь?

— И не зверь я… Я, как бы тебе понятней объяснить… Человек я.

— Челове-ек? — повторил Судак. — Первый раз слышу! Ну, если Человек тогда ничего.

— Вот и я думаю — ничего, — говорит Незнакомец. — А тебя-то как звать?

— Судак.

— Ну, вот и познакомились, — говорит Человек. — Можем и побеседовать с тобой, пока я снасть налажу.

А сам на палку нитку привязывает.

— И для чего же такая снасть? — спрашивает Судак.

— Это я, — отвечает Человек, — врать тебе не стану — рыбки надумал наловить.

А Судак — от большого ума — как захохочет!

— Ры-ы-ыбки? — говорит. — Да как же это ты палкой рыбку ловить будешь?

— Там видно будет, — говорит Человек, а сам на нитку тоже что-то привязал — загогулинку какую-то.

— Хотя верно, — говорит Судак, — у нас в море-океане такая дура-рыба есть, что и на палку клюнет! Не поверишь, какая дура! Камни — и то хватает! Но, — говорит, — если хорошую рыбу хочешь подманить, ты ей…

И пошёл, и пошёл выкладывать: что какая рыба ест, да что особо любит, где ходит, да когда спит, да когда кормится.

Всё выложил. Болтал, болтал — даже самому есть захотелось.

И вдруг видит: перед самым его носом червячок в воде вьётся-извивается, аппетитный, толстый, словно говорит: «Съешь меня!»

Судак его и хамкнул.

Да только проглотить не успел — оказался на крючке.

— Ну, — говорит Человек, — что же мы с тобой делать будем? Уху варить?

А Судак от страха и «мама» сказать не может. Замер.

Жалко стало его Человеку.

— Так и быть, — говорит, — отпущу тебя для первого знакомства. Но, гляди, в другой раз не попадайся!

Снял он Судачишку с крючка и в воду бросил.

Судак как припустится — и «спасибо» не сказал! Обеспамятел от радости, видно.

Но только с этого самого дня стало рыбы в реках-морях заметно убавляться.

И собрались однажды все рыбы на совет.

— В чём, — говорят, — причина? То нас ни зверь, ни птица, ни человек не трогали, а теперь таскают не судом! Признавайся, кто их научил!

Пришлось Судачишке каяться.

— Так и так, — говорит, — я, дурак, проболтался! Делайте со мной что хотите — я всему виной!

Хотели было рыбы его за это смерти предать, да, спасибо, Камбала умнее её рыбы на свете нет — отговорила.

— Этим, — говорит, — горю всё равно не поможешь. И Судак у нас теперь учёный — будет молчать! Вот лучше-ка давайте и мы все вперёд будем язык за зубами держать, чтобы ни люди, ни птицы, ни звери больше никаких наших рыбьих хитростей не узнали.

Так и порешили.

С тех-то самых пор все рыбы воды в рот набрали и ни с людьми, ни со зверями, ни с птицами не разговаривают.

Говорят только между собой.

И то — тихо-тихо.

Ма-Тари-Кари

Жил-был Крокодил.

Нет, нет, это был совсем не тот известный Крокодил, который

ПО НЕВСКОМУ ХОДИЛ!

ведь тот Крокодил, как ты, конечно, знаешь, жил да был, а этот просто жил-был. Это большая разница!

К тому же этот Крокодил ходил мало (он чаще плавал), не курил никаких папирос (и правильно делал, это очень вредно!) и говорил только по-крокодильски.

Словом, это был самый настоящий Крокодил, и жил он в самой настоящей Африке, в большой реке, и, как полагается настоящему Крокодилу, всё у него было страшное: страшный хвост и страшная голова, страшная пасть и ОЧЕНЬ СТРАШНЫЕ ЗУБЫ! (Только лапки у него были коротенькие, но Крокодил считал, что они СТРАШНО коротенькие.)

А самое страшное: он никогда не чистил своих ОЧЕНЬ СТРАШНЫХ ЗУБОВ: ни перед едой, ни после еды (аппетит у него тоже был СТРАШНЫЙ!), ни утром, перед завтраком, ни вечером, умываясь перед сном… (Умываться он, что правда, то правда, никогда не забывал, но когда живёшь в реке, это не такая уж большая заслуга, верно?)

И неудивительно, что в один прекрасный день (так уж говорится, хотя для Крокодила, поверь, этот день вовсе не был прекрасным!), неудивительно, что в один прекрасный день у Крокодила заболели зубы.

Да ещё как! СТРАШНО!

Заболел-то, правду сказать, только один зуб, но Крокодилу казалось, что болят все зубы сразу. Потому что в зубе и кололо, и ныло, и словно буравом сверлило, и вдобавок стреляло!

Крокодил прямо-таки не находил себе места!

Он кидался в воду и нырял на самое дно, надеясь, что от прохладной воды ему станет полегче, и сначала ему как будто становилось легче, но потом зуб начинал ныть вдвое сильнее!

Он как бешеный выскакивал на берег, на горячий песок, в надежде, что ему поможет тепло, и в первую минуту ему как будто помогало, но потом!..

Он стонал, он кряхтел, он хныкал (некоторые считают, что всё это помогает), но ему только делалось всё хуже, хуже и хуже!

А хуже всего было то, что некому было его пожалеть: ведь он был СТРАШНЫЙ КРОКОДИЛ, и характер у него тоже был СТРАШНЫЙ, и он многих обидел на своём веку, и никогда, никому, ни при каких обстоятельствах не сказал ни одного ДОБРОГО СЛОВА!

Звери и птицы, правда, сбежались со всех сторон, но они стояли поодаль и только удивлялись, глядя, что вытворяет Крокодил. А удивляться было чему, потому что Крокодил и вертелся, и метался, и стукался головой о прибрежные скалы, и даже пробовал попрыгать на одной ножке. Но всё это ему ни капельки не помогало!

И вдобавок лапки у него были такие коротенькие, что он никак не мог даже поковырять в зубах (хотя, если бы и мог, это бы ему мало помогло!).

И наконец бедный Крокодил в отчаянии растянулся под большим-пребольшим бананом (под маленьким он бы не поместился) и заревел в голос.

— Ой-ой-ой! — плакал он басом. — Бедные мои зубки! Ой-ой-ой! Бедный я Крокодил!

Вот поднялось веселье!

Звери и птицы хохотали и прыгали от радости; одни кричали: «Так тебе и надо!» — другие: «Ага, попался!»

Мартышки даже швыряли в него камешками и песком, а особенно веселились птицы — ведь у них-то не было никаких зубов!

Тут Крокодилу стало так больно и обидно, что из его глаз покатились слезы — СТРАШНО большие слезы!

— Глядите! Крокодиловы слезы! — крикнул пёстрый Попугай и расхохотался первым.

За ним засмеялись те, кто знал, что означают эти слова, а там и все остальные, и вскоре поднялся такой шум и хохот, что маленькая птичка Тари хорошенькая беленькая птичка, ростом побольше голубя и поменьше пигалицы прилетела посмотреть, в чём дело.

А узнав, в чём дело, она очень рассердилась.

— Как вам не стыдно! — крикнула она своим звонким голоском.

И все сразу замолчали, и стало слышно, как стонет Крокодил:

— Ой-ой-ой! Бедные мои зубки! Ой-ой-ой! Как больно!

— А почему это нам должно быть стыдно? — спросила какая-то Мартышка.