Кай Умански - И снова Пачкуля!
— Ушам не верю! — чуть ли не задыхался Красавчик. — Это же ребенок. А если он упадет в болото? Или его медведь сожрет? Да мало ли еще чего. И что мне сказать родителям?
— Скажи, что они должны тебе мешок золота, — посоветовал Цуцик.
— С ума сошел? — воскликнул Красавчик. — Думаешь, мне заплатят, если я потерял ребенка?
Гоблины задумались над его словами, и в пещере повисла тишина.
— Неа, — сказал, наконец, Обормот. — Видимо, не заплатят.
— Вот именно! Нужно сдочно найти Огдому, пока беды не случилось.
— Валяй, ищи, — проворчал Цуцик. — Свистнешь, когда найдешь.
— Я? Я один не смогу! Вместе пошли. Хватит прохлаждаться!
Ворча и бранясь, гоблины поднялись на ноги, напялили шапки и отправились на поиски ребенка.
Глава двадцать первая
Наконец-то наступило долгожданное утро Ойлимпиады, и Пачкуля проснулась чуть свет. Несмотря на то, что легла она рано, она не выспалась. Всю ночь ее мучили кошмары. Например, ей снилось, что Скотт Мертвецки в последний момент откажется от должности комментатора, Фундюк уплывет в море вместе с медалями, а ведьмы не выиграют ни одного состязания. А еще, что она споткнется и выронит флаг, выставив себя на посмешище. За что Чепухинда, почему-то в костюме гориллы с теннисной ракеткой в руках, выгонит ее с шабаша. К сожалению, во сне ничего не говорилось про особое стихотворение или похвалы за особые заслуги.
К тому же из леса всю ночь доносился непонятный шум. Даже в перерывах между кошмарами Пачкуля его слышала. Где-то далеко что-то громыхало и раздавались отчаянные крики.
— Мааалыы-ы-ыш! Огрооомаааа!
Что-то вроде того. Пачкуля понятия не имела, что происходило, но выспаться ей точно не удалось.
Когда первые лучи солнца проникли в спальню, она села в кровати, потянулась до носочков и пошарила рукой по полу в поисках ботинок. Пачкуля обычно спала в одежде, чтобы сэкономить время на одевании-раздевании. Но с тех пор, как она начала вести здоровый образ жизни, она снимала на ночь обувь, чтобы ноги могли подышать.
Надев ботинки, Пачкуля глянула на Хьюго. Он громко храпел в своей кроватке — коробке из-под чайника. Гантели лежали рядом. Разбудить его? Пожалуй, не стоит. Хьюго предстоял серьезный день. Ему нужно как следует выспаться. Вертихвостка собиралась участвовать в конкурсе силачей от команды ведьм. Но Пачкуля втайне надеялась, что золото в нем заработает Хьюго, ведь он столько тренировался.
Пачкуле не хотелось завтракать. От мыслей о предстоящем дне желудок как-то неприятно сжимался сам собой. Разумеется, Пачкуле не терпелось услышать посвященное ей особое стихотворение. Но прежде чем насладиться моментом славы, нужно еще много чего переделать. Лучше всего прямо сейчас пробежаться до дворца и убедиться, что все в порядке, пока никто не пришел.
Она нашла клочок бумаги и карандаш и написала:
— Ушла на стадеон, удачы.
Потом на цыпочках вышла, оставив записку на кухонном столе.
Когда она пробиралась сквозь лес, было еще довольно темно и стояла мертвая тишина. Поэтому, когда послышался шум, Пачкуля аж подскочила от неожиданности.
— БУМ-ТАРАРАХ!
Как будто разбили стекло. Удар огромной силы, а за ним звон и град стекляшек. Пачкуля чуть от страха из ботинок не выпрыгнула. Испуганные птицы взмыли с веток в небо. Что же произошло? Пачкуля давненько не бывала в тех краях, но шум, без сомнения, доносился из магазина «Сласти-мордасти».
С бешено колотящимся сердцем Пачкуля на цыпочках направилась в сторону кондитерской. Она сильно нервничала, но любопытство было сильнее ее. Неужели братья Йети окончательно решили снести лавку? Никто не видел их целый месяц. А может, они задумали забрать невостребованный товар, который так и лежал за непробиваемой витриной.
Дойдя до поляны, Пачкуля не поверила своим глазам. «Бум-тарарах» и впрямь доносилось из «Сластей-мордастей». Но Йети тут и не пахло.
На месте непробиваемой витрины зияла огромная дыра. Земля вокруг была усеяна миллионами стеклянных осколков. А внутри… в полутьме что-то шуршало, или, вернее, кто-то, и этот кто-то был, по всей видимости, невероятных размеров.
— Эй! — позвала Пачкуля. — Кто там?
Тишина.
Она пожалела, что не взяла с собой палочку. Волшебные приспособления и фокусы запрещены на Ойлимпийских играх. Поэтому она послушно оставила палочку под подушкой.
Пачкулю распирало от любопытства.
Она осторожно вылезла из кустов и тихонечко направилась к витрине. Битое стекло хрустело под ногами. Едва дыша, Пачкуля заглянула внутрь и обомлела, ноги у нее стали ватными.
Посреди кондитерской в море осколков и разбросанных конфет стоял гигантский ребенок! Да, ребенок, в обмякшем подгузнике и с улыбкой до ушей. Ступни его босых розовых ножек наверняка были толстокожими, потому что стекло их даже не щекотало. К подгузнику булавкой была пришпилена веревка.
— ДИНЬ-ДИНЬ, — произнес малыш, увидев Пачкулю.
Он радостно захихикал и помахал огромной толстой ручкой.
— ХИ-ХИ! ДИНЬ-ДИНЬ!
— Что? — не поняла Пачкуля.
— ДИНЬ-ДИНЬ, — терпеливо повторил Огрома.
Он наклонился, зачерпнул горсть красных конфет, закинул в рот, зачавкал и довольно протянул:
— М-М-М.
Пачкуля не знала, что делать. Она еще ни разу не попадала в подобную ситуацию, а поэтому просто стояла с отвисшей челюстью перед витриной, пытаясь привести мысли в порядок. Гигантский ребенок разнес непробиваемое стекло кондитерской и самозабвенно поглощал бесплатное угощенье. Кто он? Она понятия не имела. Откуда он появился? Ответ такой же. Где его родители? К счастью, где-то далеко отсюда. Что ей с ним делать? Ну, принимая во внимание его размеры, видимо, ничего.
А ребенок все хрустел и чавкал. Красная слюна потекла из его рта. Он уселся на пол и принялся искать очередную порцию сладкого, загреб две пригоршни конфет — разноцветную смесь вкуснейших мятных кусачек, полосатых желтушек и волшебных леденцов — и закинул в свою бездонную пасть.
— КУСНА, — оценил конфеты Огрома.
Он еще немного похрустел, заглотил смесь и принялся махать руками от радости:
— АГУ?
— Что? — переспросила Пачкуля.
Она не понимала его языка.
— АГУ! — завопил Огрома. — АГУ!
— Я тебя совсем не понимаю, — сказала она. — Можешь по-другому объяснить?
— АГУ! ДИНЬ-ДИНЬ!
— Ну да, — согласилась Пачкуля. — Видимо, так и есть.
Тут взгляд Огромы упал на гору шоколадных батончиков. Он встал на четвереньки и со скоростью паровоза понесся к цели. Его не останавливали ни раздавленные сладости, ни битое стекло. Страсть овладела им всецело.
Пачкуля смотрела, как ребенок ел. Его измазанная шоколадом мордочка светилась от счастья. Счастливейший малыш. Несмотря на свой огромный рост, он казался дружелюбным. Ребенок заметил, что Пачкуля его разглядывает, и помахал ей ручкой.
— ДИНЬ-ДИНЬ? — снова повторил он.
Звучало так, будто малыш приглашал ее присоединиться.
Пачкуля огляделась по сторонам. Испуг от встречи с гигантским ребенком понемногу проходил, малыш вел себя вполне миролюбиво. Странные мысли роились в ее голове. Примерно такие:
— Витрина «Сластей-мордастей» разбита вдребезги. Ее не брала ни магия, ни тараны, ни огромные валуны. И вот откуда ни возьмись появился этот великанский ребенок и сделал то, что раньше ни у кого не получалось. Как? Кто знает? Может быть, просто пнул своей босой ножкой. И теперь поляна сплошь усеяна конфетами, от одного вида которых у лесных жителей обычно текли слюнки. Бесплатные сласти! После трех недель морковной диеты. Вот они, валяются прямо под ногами, бери не хочу. Кое-какие еще стояли в банках на полках. К ним малыш пока не подобрался. До начала Ойлимпийских игр еще куча времени.
Пачкулю терзало искушение.
«Может, съесть одну? Одну маленькую конфеточку? Ну кому это навредит? Я ведь заслужила, не так ли? Небольшая награда за проделанную работу».
Пачкуля нырнула в магазин. Малыш в это время экспериментировал с леденцами. Он хотел узнать, сколько сможет проглотить зараз. (Ответ — тринадцать.) Пачкуля перешагнула горку мятных кусачек, перепорхнула горстку шербета, протиснулась мимо кассы, дотянулась до верхней полки, спустила на пол банку болотных попрыгунчиков и отвернула крышку.
— Итак, — произнесла она. — Просто протяни руку и возьми пару штучек. Они же такие вкусные.
— ПАСИБА! — пролопотал Огрома, как его учила няня Сьюзан.
— Всегда пожалуйста, — сказала Пачкуля и закинула конфету в рот.
Глава двадцать вторая
Солнце было уже высоко. Теплый ветерок овевал стадион. Длинная очередь у дворцовых ворот становилась все короче, потому как зрители уже начали занимать свои места на трибунах, а команды благородных атлетов кучковались вокруг в поисках раздевалки. Они хотели переодеться в костюмы для Большого парада открытия. Все без исключения собравшиеся пребывали в приятном возбуждении.
