Древневосточная литература - Тысяча и одна ночь. Том III
И затем Нузхат-аз-Заман, сестра Дау-аль-Макана, заплакала и пошла, оглядываясь направо и налево, и вдруг видит старика, едущего из пустыни, и с ним пять человек арабов-кочевников. И этот старец оглянулся на Нузхат-аз-Заман и увидел, что она красива, а на голове у нее рваный плащ, и, удивленный ее красотою, сказал про себя: «Поистине, это красавица, ошеломляющая ум, но она живет в грязи! И будь она из жительниц этого города или чужестранка, мне не обойтись без нее!»
И старец следовал за нею понемногу, понемногу, пока не встретился ей на пути в одном узком месте. И он кликнул ее, чтобы спросить, что с нею, и сказал: «О доченька, ты свободная или невольница?» И, услышав его слова, девушка посмотрела на него и воскликнула: «Заклинаю тебя жизнью, не причиняй мне новых печалей!» А старец сказал: «Мне досталось шесть дочерей, и пять из них умерли, а одна жива, и она моложе всех годами. Я подошел к тебе спросить, из этой ли ты страны, или чужеземка, я хочу взять тебя и приставить к ней, чтобы ты развлекала ее и она забыла бы с тобою печаль по сестрам. И если у тебя никого нет, я сделаю тебя как бы одной из них, и ты станешь подобна моим детям».
Услышав эти речи, Нузхат-аз-Заман подумала: «Быть может, я буду в безопасности у этого старца», а затем она опустила голову от стыда и сказала: «О дядюшка, я дочь арабов, чужеземка, и у меня есть больной брат. Я пойду с тобою к твоей дочери с условием, что буду у нее днем, а ночью стану уходить к брату. Если ты примешь это условие, я пойду к тебе, так как я чужеземка и была великой в своем народе, но стала униженной и презренной. Я пришла с братом из стран аль-Хиджаза и боюсь, что мой брат не знает, где я».
Услышав ее слова, кочевник сказал про себя: «Клянусь Аллахом, я получил то, что хотел!», а затем он обратился к ней и сказал: «У меня нет никого дороже тебя, и я только хочу, чтобы ты развлекала мою дочь днем, а с началом ночи ты будешь уходить к брату. Если же захочешь, перенеси его к нам». И бедуин[47] непрестанно успокаивал ее сердце и говорил с нею мягкими речами, пока она не почувствовала склонности к нему и не согласилась у него служить. Он пошел впереди нее, и она последовала за ним, а старец мигнул тем, кто был с ним, и они опередили их и приготовили там верблюдов, нагрузив на них тюки и положив сверху воду и припасы, так что когда старец с девушкой прибыли к ним, они погнали верблюдов и поехали.
А этот бедуин был сын разврата, пресекающий дороги и предающий друзей, разбойник, коварный и хитрый, и не было у него ни сына, ни дочери; он только проезжал по дороге и встретил эту бедняжку по предопределению великого Аллаха. И бедуин всю дорогу разговаривал с нею, пока не вышел из города Иерусалима в окрестности и не встретился со своими товарищами. И оказалось, что они уже снарядили верблюдов. И тогда бедуин сел на верблюда, посадил Нузхат-аз-Заман сзади себя, и они ехали всю ночь. И Нузхат-аз-Заман поняла, что его слова были хитростью против нее и что бедуин ее обманул, и она плакала и кричала полную ночь, а они ехали по дороге, направляясь в горы, так как боялись, что их кто-нибудь увидит.
И когда настало время, близкое к рассвету, они сошли с верблюдов, и бедуин подошел к Нузхат-аз-Заман и сказал ей: «О горожанка, что это за плач? Клянусь Аллахом, если ты не замолчишь, я буду тебя бить, пока ты не погибнешь, о девка из города!» И, услышав эти слова, Нузхат-аз-Заман почувствовала отвращение к жизни и пожелала смерти. И, обратившись к бедуину, она воскликнула: «О скверный старец, о седой из геенны! Я доверилась тебе, а ты обманул меня и хочешь меня измучить!» А бедуин, услыхав ее слова, закричал: «О девка, и у тебя есть язык, чтобы отвечать мне!» И он подошел с бичом и стал бить ее, восклицая: «Если ты не замолчишь, я убью тебя!» И Нузхат-аз-Заман на время умолкла, а затем она вспомнила брата и свое былое благоденствие и тайком заплакала.
А на другой день она обратилась к бедуину и сказала ему: «Как это ты сделал со много такую хитрость и привел меня в эти пустынные горы? Чего ты от меня хочешь?» И когда бедуин услышал ее слова, его сердце ожесточилось, и он воскликнул: «О скверная девка, и у тебя есть язык, чтобы отвечать мне!» – и, взяв бич, опустил его на ее спину и бил ее, пока она не обеспамятела. И тогда девушка припала к его ногам и стала целовать их, и старик отбросил бич и принялся ее ругать, говоря: «Клянусь моим колпаком, если я увижу или услышу, что ты плачешь, я отрежу тебе язык и засуну его тебе в кусе, о городская девка!»
И Нузхат-аз-Заман смолчала и не ответила ему, так как ей было больно от побоев, и она села на корточки и спрятала голову в ворот рубахи и стала думать о своем положении и о том, как она унижена после величия и сколько испытала побоев. И вспомнив о своем брате, который болен и одинок, и о том, что они оба на чужбине, она облила щеки слезами и заплакала тайком и произнесла:
«Обычай судьбы таков: то к нам, то от нас идет;Недолго судьба людей в одном положенье.Всему, что на свете есть, предельный назначен срок,И также для всех людей кончаются сроки.Доколе же мне сносить стесненье и ужасы?О горе! вся жизнь моя – стесненье и ужас.Не дай, Аллах, счастья дням, когда я знатна былаТак долго, но в знатности таился позор мои.Желанья обмануты, прервались мечты мои!Разлукой разорваны все прежние связи.О, тот, кто проходит мимо дома, где кров мой был,Скажи от меня ему, что слезы обильны».
А когда она окончила свои стихи, бедуин поднялся к ней и высказал ей ласку и пожалел ее. Он вытер ей слезы и дал ей ячменную лепешку и сказал: «Я не люблю тех, кто мне отвечает в пору гнева. Ты впредь не отвечай мне такими мерзкими словами, и я продам тебя хорошему человеку, как я, который будет обращаться с тобою хорошо, как и я поступал с тобою».
И Нузхат-аз-Заман ответила ему: «Ты хорошо сделаешь». А потом, когда ночь показалась ей длинной и голод стал жечь ее, она съела немного этой ячменной лепешки, а с наступлением полуночи бедуин приказал своим людям трогаться…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Пятьдесят шестая ночь
Когда же настала пятьдесят шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что бедуин дал Нузхат-аз-Заман ячменную лепешку и обещал, что продаст ее такому же хорошему человеку, как он, и девушка сказала: «Ты хорошо сделаешь», а когда наступила полночь и голод стал жечь ее, она съела немного ячменной лепешки. А затем бедуин приказал своим людям трогаться, и они нагрузили верблюдов, а бедуин сел на верблюда и посадил Нузхат-аз-Заман сзади, и они поехали и ехали непрерывно в течение трех дней, а через три дня вступили в город Дамаск и остановились в хане султана, возле ворот наместника. А у Нузхат-аз-Заман изменился цвет лица от печали и утомления с дороги, и она заплакала из-за этого. И тогда бедуин подошел к ней и сказал: «О горожанка, клянусь моим колпаком, если ты не бросишь плакать, я никому не продам тебя, кроме как еврею!» Потом он встал и, взяв ее за руку, отвел ее в какое-то помещение, а сам пошел на рынок и стал ходить по купцам, что торгуют невольницами, и заговаривал с ними, говоря им: «У меня есть девушка, которую я привел с собою, а брат ее болен, и я послал его к моим родным в Иерусалим, чтобы они его лечили, пока он не выздоровеет. И я желаю ее продать, а она, с того дня как заболел ее брат, все плачет, и ей тяжело быть в разлуке с ним. И я хочу, чтобы тот, кто купит ее, говорил с нею мягко и сказал бы ей: «Твой брат у меня в Иерусалиме, больной». Я сбавлю за это на нее цену».
И один из купцов поднялся и спросил: «Сколько ей лет?» И бедуин ответил: «Она невинна и достигла зрелости, умна, образованна, сообразительна, красива и прелестна, но с тех пор как я отослал ее брата в Иерусалим, ее сердце занято мыслью о нем, и ее прелести изменились и ее вид стал другим». Услышав это, купец пошел с бедуином и сказал ему: «Знай, о шейх арабов, что я пойду с тобою и куплю у тебя невольницу, которую ты прославляешь и расхваливаешь за ум, образованность, красоту и прелесть. И я дам тебе цену за нее, но я поставлю тебе условия и, если ты их примешь, заплачу тебе ее цену наличными. Если же ты не примешь их, я верну тебе невольницу обратно». – «Если хочешь, – отвечал бедуин, – отведи ее к султану. Ставь мне какие хочешь условия – скажи только, когда ты ее приведешь к царю Шарр-Кану, сыну царя Омара ибн ан-Нумана, властителя Багдада и земли Хорасана, она, может быть, придется ему по сердцу, и он отдаст тебе ее цену и умножит твою прибыль за нее». – «А у меня, – сказал купец, – есть к нему просьба: написать мне разрешение из дивана, чтобы с меня не брали пошлины, и еще написать своему отцу, Омару ибн ан-Нуману, рекомендательное письмо. И если он примет от меня девушку, я тотчас же отвешу[48] тебе ее цену» – «Я принял это условием, – сказал бедуин. И оба пошли и пришли к тому месту, где была Нузхат-аз-Заман, и бедуин остановился у двери помещения и крикнул ей: «Эй, Наджия!» (а он назвал ее этим именем), и, услышав его голос, она заплакала и не ответила ему. И бедуин обернулся и сказал купцу: «Вон она сидит, делай с ней что хочешь! Подойди к ней и взгляни на нее и будь с ней ласков, как я учил тебя».
