Евгений Велтистов - Невероятные истории. Гум-гам и другие сказочные повести
— Не бойтесь, лунад вам понравится, — усмехнулся Гум-Гам. — Вы спросите: а что мы потребуем за лунад? Ничего! Только новые игры, в которые будем играть вместе. Между прочим, — продолжал Гум-Гам, — лунад придумал мой друг Максим. Я назвал его — Великий Фантазер.
— Где Великий Фантазер? — позвал Кри-кри. — Покажись!
Максим встал. Согни глаз смотрели на него.
— Я дарю тебе камень путешествий, — сказал Кри-кри. — Он у тебя в кармане.
Великий Фантазер сунул руку в карман и вынул сверкающий, как маленькое солнце, кристалл, точно такой, какой подбрасывал в воздух Гум-Гам, возвращаясь домой. Сидящие рядом ребята зажмурились.
— Ты знаешь, как с ним обращаться? — спросил Гум-Гам.
— Да, — кивнул ослепленный Максим и спрятал камень.
— Максим научил нас играть со змеем и в поющие двери, — объявил Гум-Гам.
— И в карусель, и в летающие теплоходы, — подсказал Кри-кри.
— Теплоходы я придумал! — пискнул Зайчик из толпы.
И тут все засмеялись, зашумели, закричали:
— Ура! Будем играть! Да здравствует лунад!
Гум-Гам оглядел сидящих и хитро улыбнулся:
— Я вижу, кое-кто уже попробовал лунад и ждет, что будет дальше. Скажите теперь: «Р-раз!»
Зрители испуганно вскочили, не понимая, куда пропали их товарищи. Только что сидели рядом, болтали, жевали лунад, и уже нет их — лишь примятый след в траве.
— Они в постели, — объяснил спокойно Гум-Гам. — А завтра новая игра.
«Р-раз!.. Р-раз!.. Р-раз!..»
Будто ветром сдувает мальчишек и девчонок с поляны. Самые смелые уже спят дома. Самые нерешительные медлят, мнутся с ноги на ногу, а рука сама подносит ко рту лунад, и губы сонно шепчут:
— Р-раз!.. Тишина. Гаснут синие ели. Потемнела трава.
И вдруг вспыхнули, взорвались под елями разноцветные шары, словно кто-то огромный, многоглазый выглянул из леса, — это космические игруны возвращались домой.
А вслед за вспышками — крик:
— Гум-Гам! Гум… га-ам!
По поляне бежал мальчишка.
— Гум… га-ам!
— Это ты, Максим?
Знакомая фигура в звездном скафандре возникла из темноты: Гум-Гам опустился сверху на зонте. Максим подбежал к другу.
— Скажи, — задыхаясь, спрашивает мальчик, — скажи, куда я попаду, если подброшу этот камень? В космосе миллион миллионов звезд, а планет еще больше.
— Ты попадешь на мою планету, — пообещал Гум-Гам, — ко мне в дом.
— А как называется твоя планета? Твоя страна…
— Не все ли равно, как она называется? Приходи когда хочешь.
— Нет, ты скажи.
— Лучше не спрашивай, Максим, — сказал голуболицый. — Ты нарушаешь запрет…
— Ты чего-то боишься, — догадался Максим.
— Автук, — загадочно произнес Гум-Гам.
— Ав-тук, — повторил мальчик странно звучащее, непонятное ему слово.
— Автук управляет всем на свете, — продолжал Гум-Гам. — Если Автука о чем-либо спросить, игра обрывается…
Максим вспомнил, как отвалились у него прозрачные крылья, когда он рассказал про Гум-Гама, как посыпались с ребят лепестки, трава, листья…
Максим хотел узнать, что это такое — Автук, но не решился.
— Я приду к тебе в гости, — сказал Максим другу. — И не буду приставать с глупыми вопросами.
— Ты все сам увидишь, — отвечал Гум-Гам. — Моя планета называется Голубая планета… Моя страна, — Гум-Гам вздохнул, — моя страна называется СТРАНА БЕЗ ПОЧЕМУ. — И он произнес устало: — Спокойной ночи. Не скучай, Максим!..
Синяя луна нырнула за облака и вынырнула обыкновенной, лимонно-желтой.
Шел по пустынной улице одинокий мальчишка, держа в руке сверкающий камень.
ИГРА ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Я все умею
Крепко спали ребята. Сколько их ни будили мамы и бабушки, они не хотели просыпаться — отбрыкивались, мычали, прятали головы под подушки. А когда наконец проснулись, то прежде всего вспомнили о лунаде. Круглые плитки со словами на обертке «Я ВСЕ УМЕЮ» были в кармане! Лунад не исчез, хотя вчера на поляне был уже съеден!
Во многих квартирах завтрак начался с лунада.
Петя Зайчиков, обычно спокойный и послушный, объявил бабушке, что не станет есть овсяную кашу.
— Ну, Петя, ты только попробуй, — уговаривала его бабушка. — От овсянки в рост пойдешь, сильным станешь. Илья Муромец ел кашу. И спортсмены едят. И даже лошади.
— Я не лошадь, — пискнул Зайчик.
— Известно, не лошадь, — согласилась бабушка. — Я тебе на молоке сварила. Пока ты капризничал, все остыло. Сейчас добавлю горяченькой.
Бабушка взяла с плиты кастрюлю, зачерпнула ложкой и ахнула: Петина тарелка была пуста.
— Ты уже съел? — подозрительно спросила бабушка.
Зайчик поспешно закивал головой, даже облизнулся. Но бабушку не проведешь. Она погрозила пальцем, наполнила тарелку.
— Бесстыдник. И когда успел вылить обратно?
Зайчик послушно взял ложку, проглотил кусок лунада и прошептал:
— Р-раз!
Его тарелка опять была чистая.
Бабушка повернулась и, увидев пустую тарелку, повысила голос:
— Да ты что ж, играешь со мной в кошки-мышки? Не выйдешь из-за стола, пока не съешь всю кастрюлю!
Зайчик побледнел и, заикаясь, сказал:
— Р-раз!
Бабушка не верила своим глазам: каша из кастрюли исчезла. Она даже потрогала пальцем: да, это была та самая кастрюля, в которой она сварила молочную овсянку.
— Спасибо, бабуля! — крикнул Зайчик, убегая. — Я выпил чай. Я сыт!.. Ура!..
А двумя этажами ниже, в 101-й квартире, где жили братья-близнецы Мишка и Сергей Сомовы, в это время звучало пианино.
Учительница Вера Ивановна, приходившая к Сомовым два раза в неделю, раскрыла ноты и усадила за инструмент сначала Сергея, как менее прилежного ученика.
— Сыграй гаммы, а потом пьесу, — попросила она.
Сергей медленно играл гаммы. Он низко склонился над клавишами, словно на спине его лежал тяжелый груз. Пьесу он, конечно, не выучил.
— Вяло, очень вяло, — строго заметила Вера Ивановна. — Теперь проиграй урок.
Сергей вздохнул, положил руки на клавиши и обернулся. Вдруг заголубел, ожил телевизор, и во весь экран затрезвонил будильник: начиналась передача для детей.
— Выключи телевизор, — велела учительница Мише.
— Я его не включал, — сказал Миша и повернул выключатель.
— Ну конечно, я понимаю: твой телевизор включается автоматически, пошутила учительница, и Мишка опустил глаза. — Продолжаем, Сережа.
Но едва Сергей поднял правую руку, как прозвенел телефон. Миша взял трубку, крикнул «алло!» и услышал в ответ протяжный гудок.
— Никого нет. — Миша пожал плечами, сел на стул.
Третья попытка пианиста тоже окончилась неудачно. Неожиданно щелкнула клавиша радио. «Ни сна, ни отдыха измученной душе…» — загремел мощный бас.
Это было уже слишком! Вера Ивановна покраснела, и Миша тоже покраснел, хотя и не подходил к приемнику. А на Сергея напал приступ кашля, да такой сильный, что лицо у него стало малиновым.
Вера Ивановна проводила Сергея на кухню, дала ему воды. Вернувшись, она молча выдернула электрические шнуры из розеток.
— Надеюсь, что больше нам ничто не помешает, — сухо сказала она. Продолжаем урок. Пожалуйста, Миша.
Миша, в отличие от брата, знал пьесу: он считался прилежным учеником. Но сейчас он не мог играть спокойно. Он ударил по клавишам изо всех сил, но звука не услышал. Миша ударил еще раз — клавиши глухо хлопнули. Пианист испуганно взглянул на учительницу.
Вера Ивановна коснулась клавиш. Инструмент молчал.
— Я вижу, урок у нас сорвался, — произнесла Вера Ивановна, натягивая перчатки. — Попросите родителей вызвать мастера и проверить инструмент. И запомните: если такие фокусы еще раз повторятся, я с вами заниматься не буду.
— Какие фокусы? — промямлил бледный Мишка.
— Вы лучше знаете, какие!..
После ухода учительницы братья разбушевались.
— Это ты шептал «раз!», — кричал Мишка, наступая с кулаками на Сергея, — а она думала, что я включаю радио. Нечестно!
— Но я не включал телевизор! — кричал в ответ Сергей. — Сознайся, это ты придумал!
Мишка опустил кулаки.
— Я тебя спасал! Ты же не выучил урок… Неужели она догадалась?
— Ага! А ты выучил и хотел похвалиться. Треньбрень, а пианино молчит. Вот тебе, чтоб не умничал!
Словом, братья поссорились и разошлись. Один отправился купаться. А второй взял лыжи, надел ботинки. Ничего удивительного: с лунадом в кармане они могли играть во что хотели.
Все во дворе видели, как Мишка Сомов вышел с лыжами. Не обращая внимания на смешки, он заскользил довольно ловко по песчаной дорожке, потом по траве, будто по снегу. Лыжник пыхтел и смешно размахивал палками, но только потому, что давно не тренировался, да и солнце припекало совсем не по-зимнему.
