Лазарь Лагин - Старик Хоттабыч
– Ну что ж, – сказал, недоверчиво улыбаясь, дежурный и составил протокол по всей форме, как полагается. Закончив его, он расписался.
– Все? – спросил он. – Теперь вы уже можете разнять руки?
– Нет еще, дяденька, наверное, не все, – ответил старший из ребят, ходивший, очевидно, в атаманах. – Вы, наверное, что-то забыли сделать.
– И верно, гражданин Кочерыжкин, – согласился дежурный, – я забыл поставить точку.
Он поставил за своей подписью жирную точку, и ребята облегченно вздохнули, получив долгожданную возможность свободно распоряжаться своими руками.
– Скажите родителям, чтобы завтра обязательно зашли сюда, – сказал он им вдогонку. – Кстати, вы не знаете, как зовут вашего старичка?
– Не знаем, дяденька, он не с нашей улицы. С ним там был один мальчик, так тот называл его каким-то чудным именем, что-то вроде Потапыч, только не Потапыч.
– Эх, хорошо бы в каждом районе да по одному такому Потапычу! Золотой старичок! – промолвил дежурный и мечтательно затянулся папироской.
Где искать Омара?
Прошло несколько дней. Никто не мог бы, посмотрев на цветущую физиономию Хоттабыча, подумать, что совсем еще недавно он был болен. Неяркий, но ровный стариковский румянец покрывал его смуглые щеки, шаг его был по-прежнему легок и быстр, широкая улыбка озаряла его открытое и простодушное лицо. И только хорошо изучивший Хоттабыча Волька мог заметить, что какая-то затаенная мысль все время тревожит старого джинна. Хоттабыч часто вздыхал, задумчиво кряхтя, ерошил дремучую бороду, и крупная слеза изредка показывалась на его честных и приветливых глазах.
Волька прикидывался, будто ничего не замечает, и не расстраивал старика бестактными вопросами. Он был убежден, что в конце концов Хоттабыч обязательно поделится с ним своими грустными думами. Так оно и случилось.
– Печаль и тоска терзают мое старое сердце, о благородный спаситель джиннов, – тихо произнес как-то Хоттабыч, когда величественный закат окрасил в ровный розовый цвет тихие вечерние воды Москвы-реки. – Мне не дают покоя мысли о моем бедном пропавшем брате, об ужасной и безвыходной его судьбе. И чем больше я думаю о нем, тем больше я склоняюсь к тому, чтобы как можно скорее отправиться на его поиски. Как ты смотришь на это, о мудрый Волька ибн Алеша? И если ты к этому моему решению относишься благосклонно, то не угодно ли будет тебе осчастливить меня и разделить со мной все радости и невзгоды этих поисков?
– А где ты собираешься искать своего брата? – деловито осведомился Волька, привыкший уже спокойно относиться ко всяким, самым неожиданным предложениям со стороны Хоттабыча.
– Не знаю, помнишь ли ты, но я уже рассказывал на самой заре нашего столь счастливого знакомства, что Сулеймановы джинны бросили его, заточенного в медный сосуд, в одно из южных морей, и там, у таинственных берегов знойных стран, и надлежит, на мой взгляд, искать брата моего Омара ибн Хоттаба.
Скажем прямо, перспектива путешествия по южным морям сразу пришлась Вольке по душе.
– Ну что же, – сказал Волька, – я согласен. Я с тобой обязательно поеду. Хорошо бы еще… – тут Волька замялся.
Но повеселевший Хоттабыч подсказал ему:
– Захватить с собой наших превосходных друзей Сережу и Женю. Так ли я тебя понял, о добрый мой Волька?
Волька облегченно вздохнул и утвердительно кивнул головой.
– В этом не могло быть и тени сомнения, – учтиво ответил Хоттабыч, и тут же было решено, что экспедиция по розыскам несчастного брата старика Хоттабыча отправится в путь не позже чем через два дня.
Но если вопрос о сроках отправления на поиски не вызвал особых споров, то совершенно неожиданно обнаружились довольно серьезные разногласия по вопросу о том, какими средствами передвижения пользоваться во время экспедиции.
– Давай полетим на ковре-самолете, – предложил Хоттабыч. – Мы все на нем прекрасно поместимся.
– Не-е-ет, – решительно возразил Волька, – на ковре-самолете я больше не ездок. С меня хватит полета в Индию. Не хочу я больше мерзнуть, как собака.
– Я обеспечу вас всех теплой одеждой, о благословенный Волька. А если тебе угодно, посреди ковра будет гореть большой костер, и мы сможем вокруг него греться во время полета.
– Нет, нет, нет, – отрезал Волька, – о ковре-самолете не может быть и речи! Давай лучше поедем до Одессы поездом, а из Одессы…
И Волька развил перед слушавшим его с уважением стариком свой план путешествия, безропотно принятый Хоттабычем и впоследствии с восторгом одобренный Сережей и Женей.
«Давай останемся»
На вокзал наши путешественники прибыли почти без приключений. А если не считать того, что произошло при посадке в автобус, то и вовсе без приключений.
А случилось при посадке в автобус вот что. Уж и Волька, и Сережа, и Женя с трудом, правда, но влезли в переполненный автобус, уже торжественно улыбавшийся Хоттабыч занес свою ногу на подножку автобуса, когда из раскрытого окошка высунулся кондуктор и властным голосом произнес:
– Граждане, мест больше нет, автобус отправляется!
А так как его слова не оказали, очевидно, никакого впечатления на старичка, то кондуктор специально для него добавил:
– Давайте останемся, гражданин.
Старичок посмотрел на кондуктора с изумлением, убрал свою ногу с подножки и растерянно промолвил:
– Если тебе это доставит удовольствие, о господин мой, то я это только сочту за честь, хоть и очень спешу на розыски своего несчастного брата.
Кондуктор, успевший в это время дать сигнал отправления, вдруг совершенно непонятным образом очутился на мостовой рядом с учтиво поклонившимся ему стариком в канотье и с довольно глупым видом проводил глазами быстро скрывшийся за поворотом автобус.
– Я осмеливаюсь выразить свое глубочайшее убеждение, что мы с вами чудесно проведем здесь время, пока, к нашему обоюдному удовольствию, не прибудет следующий автобус, – вежливо обратился Хоттабыч к оцепеневшему кондуктору.
В это время кондуктор пришел в себя и с пронзительными воплями ринулся вслед за своей осиротевшей машиной.
– Остановите! – кричал он, проворно семеня ногами и придерживая рукой бренчавшую серебром и медяками тяжелую сумку. – Остановите автобус, граждане!
Хоттабыч, пораженный странным поведением кондуктора, с интересом посмотрел ему вслед, а потом, когда тот скрылся за поворотом, где стоял задержанный Волькой автобус, легко нагнал его и даже успел взобраться в машину раньше кондуктора.
Вскоре автобус тронулся в дальнейший путь, и Хоттабыч, наклонившись к своим друзьям, зашептал им, неодобрительно поглядывая на все еще не пришедшего в себя кондуктора:
– Странный, очень странный человек этот кондуктор. Я его не тянул за язык. Он сам, по собственной воле предложил мне: «Давайте останемся».
– Он вовсе не собирался оставаться с тобой на мостовой, – попытался Волька разъяснить старику, – он сказал тебе «давайте останемся», а думал в том смысле, что останешься только ты, а он уедет.
Но Хоттабыч понял объяснения Вольки очень своеобразно. Он недружелюбно посмотрел в сторону кондуктора и жестко сказал:
– Теперь для меня окончательно ясно, что это не только странный, но и очень неискренний человек.
Рассказ проводника международного вагона скорого поезда Москва – Одесса
о том, что произошло в его вагоне на перегоне Пара – Малый Ярославец
(Рассказан проводником его сменщику, спавшему во время этого происшествия)
– Нет, ты, Кузьма Егорыч, как хочешь, а я тебе обязательно дыхну, чтобы ты понимал, что я не пьяный, а совсем даже наоборот – трезвый. Я даже рюмочки и то со вчерашнего дня не выкушал. Нет, уж ты, пожалуйста, не возражай, я все равно обязательно должен дыхнуть. Я прямо не успокоюсь, пока не дыхну… Ну вот, правда, никакого запаха вина нету?
Я ведь это все к тому, чтобы ты не подумал, что я тебя разбудил с пьяных глаз. Я тебя, Кузьма Егорыч, потому разбудил, что только что произошел в нашем вагоне удивительный, совершенно непохожий случай.
Вот что, понимаешь, случилось. Постелил я, как полагается, всем постели и, между прочим, постелил в седьмом купе. А там, понимаешь, едет бородатый старичок в довоенной соломенной шляпе и при нем трое парнишек – скорее всего, я так думаю, однолетки. И при них, понимаешь, ни капли багажа. То есть ну ни-ни! Будто они не в Одессу едут, а в театр или там, скажем, в кино.
Тут я соображаю, что скорее всего это воры. А где доказательства, что воры? Таких доказательств у меня нету, что они воры. Ладно, думаю, придется за ними последить.
А тут еще один из мальчишек, такой белобрысенький, весь в веснушках, спрашивает:
– Товарищ, – говорит, – проводник, как, – говорит, – пройти в вагон-ресторан?
Я, конечно, моментально отвечаю, что нет у нас в поезде вагона-ресторана, но можно, говорю, утречком предложить вам чаю с сухарями.
