Михаил Каришнев-Лубоцкий - Охотники за мизераблями
– Ого! – сказала Маришка. – Вот это находочка! Целый погреб!
– Без разрешения нельзя ничего трогать, – напомнила ей Уморушка, – придется терпеть до прихода мистера Гарри.
– Поглядеть и без разрешения можно, – пробурчала Маришка недовольным голосом, – за погляд денег не берут…
– Это верно, – поддакнула ей Уморушка, – поглядеть и без спроса можно.
Любопытные девочки, подталкивая друг дружку в бока, подошли к холодильнику и в нерешительности остановились возле него.
– Ну?.. – сказала Уморушка и поглядела на Маришку многозначительным взглядом.
– Сейчас… – Маришка взялась за ручку и отворила дверцу холодильника.
– Ну-у-у… – повторила Уморушка любимое словечко, но уже с другой интонацией: не вопросительной, а, скорее, полной разочарования и легкой обиды.
И, наверное, было из-за чего обижаться и разочаровываться: ведь в холодильнике из съестного не было ровным счетом ничегошеньки! Все чрево вместительного холодильного агрегата было забито какими-то банками, склянками и красивыми бутылочками с разноцветными жидкостями.
– Еды никакой, – вздохнула Маришка, – одни соки…
– Попробуем? – предложила вдруг Уморушка, которую особенно мучила проклятая жажда. – Из-за стаканчика сока мистер Гарри не очень рассердится.
Минута душевного колебания – и правая рука Маришки решительно потянулась к графинчику с ярко-желтым, почти оранжевым, напитком.
– Должно быть, апельсиновый, – сказала Маришка, отвинчивая пробку, – сейчас проверим.
– Точно апельсиновый! – радостно воскликнула Уморушка, втягивая носом аромат, идущий из открытого графина. – Я апельсины в Багдаде ела и на всю жизнь запомнила, как они пахнут.
– Попробуем? – спросила ее Маришка и, не дожидаясь ответа, налила в высокий узкий стакан с какими-то цифрами и полосками, начертанными на стекле, душистый оранжевый напиток.
– Чур, я первая! – воскликнула Уморушка и в одну секунду опорожнила стакан. – Отличная вещь! Лучше кваса! – доложила она Маришке, едва только успела перевести дух.
Тогда Маришка налила и себе «апельсинового сока». Услышала мои шаги в коридоре и, торопясь убрать следы преступления, залпом выпила ароматную жидкость.
– Иван Иванович идет! Прячь графин скорее! – прошептала она подружке сдавленным голосом и в страхе вдруг увидела, что Уморушка внезапно исчезла! – Умор, ты где?.. – прошептала Маришка еще тише и оглянулась: любимой лесовички нигде не было!
– Да здесь я! Где же еще? – неожиданно раздался ворчливый голос Уморушки. – Графин и стакан прячу!
И голос Уморы не лгал: немытый стакан и опустошенный наполовину графин внезапно взмыли над столиком и двинулись по воздуху в сторону холодильника, где и разместились на одной из его полок. «Бум!» – и дверца холодильника захлопнулась.
И вдруг Маришка увидела Уморушку, но, Боже, в каком странном виде предстала та перед ней!.. Прозрачная, просвечивающая насквозь так, что через нее бледно-оранжевую, почти стеклянную оболочку были видны все предметы, находящиеся за нею. Вдобавок создавалось впечатление, будто Уморушка парит над полом, и сделай она малейшее усилие, ее легкое, совсем воздушное тельце взлетит к потолку или начнет кружить по комнате, как голубиное перышко.
– Ой… – прошептала Маришка и всплеснула руками. – Что с тобою случилось?..
– А с тобой? – удивленно ответила вопросом на вопрос Уморушка. – Ты, Мариш, какая-то прозрачная…
Маришка испуганно взглянула на свой живот и увидела… открывающуюся позади нее входную дверь: в этот момент как раз заявился я с бидоном прохладной воды в руках.
– Ой!.. – воскликнула Маришка. – Никак мы с тобою невидимками стали!
– Тсс!.. – прошипела Уморушка, прижимая к бледным губам чуть видимый палец и кивая прозрачной головой в мою сторону. – Иван Иванович услышит!
– А я и так все слышу, – подтвердил я Уморушкины слова, еще не подозревая о том, что здесь произошло в мое отсутствие. – А ну-ка, вылезайте, подружки, хватит от меня прятаться.
Маришка и Уморушка переглянулись между собою и сделали два робких шажочка мне навстречу.
– Вы где? – спросил я, начиная сердиться. – Прекратите со мной в прятки играть, пейте лучше воду, которую я вам принес!
Но жажда, видимо, перестала мучить любопытных подружек, и на мой зов они откликнуться не поспешили.
– Я рассержусь! – предупредил я шаловливых путешественниц и, поставив бидон с водой на столик, принялся их разыскивать.
– А вы не будете нас ругать? – услышал я вскоре совсем рядом с собой голос Маришки.
Я обернулся – Маришки не было!
– Мы нечаянно, Иван Иванович… – виновато проговорила Уморушка, чуть ли не дыша мне в затылок.
Я снова резко повернулся на сто восемьдесят градусов – Уморушки и след простыл!
– Что за чертовщина… – прошептал я, садясь в кресло. – Что еще вы успели натворить, негодницы?!
– Мы ничего не творили, Иван Иваныч! Это все сок виноват! – дружно прощебетали невидимые мною бедолаги.
– Какой сок?! В чем дело?! – вскипел я, невольно наливаясь гневом. – Где вы, говорите скорее, несчастные!!
– Перед вами, Иван Иваныч… Только не ругайтесь, вы обещали… А сок – апельсиновый…
Я вгляделся в пространство перед собой – и ничего не увидел. Но голоса-то я слышал! И голоса были родные, до боли знакомые: Маришкин и Уморушкин.
– Вы что, невидимками стали? – Я начал понемногу догадываться о случившемся.
– Да, – признался Маришкин голос. А Уморушкин быстро добавил:
– Во всем этот сок виноват! Если бы не он…
– Какой сок? – перебил я болтливую невидимку.
– Да апельсиновый!!
Дверца холодильника вдруг сама по себе открылась, и из недр холодильного агрегата выплыл графин с ярко-желтой жидкостью. Графин подождал, когда к нему присоединится стакан, и дождавшись спутника, полетел вместе с ним по воздуху прямо ко мне.
– Вот этот сок мы выпили! Из этого стакана! – сказал Уморушкин голос, и в ту же секунду графин и стакан опустились передо мной на столик. Пробка на графине с легким скрежетом повернулась и, взмыв чуть-чуть вверх, тут же медленно и плавно упала на стол. – Понюхайте, – снова сказала Уморушка, – точно апельсинами пахнет!
Словно загипнотизированный, я наклонился к стеклянному сосуду и втянул носом воздух: от жидкости струился апельсиновый аромат, в этом Уморушка была права.
– Бред какой-то… Очередной кошмар… – прошептал я устало и откинулся в кресло – силы мои начинали, кажется, здорово сдавать.
– Может быть, у этого сока временное действие? – высказала предположение Маришка. – Побудем часок-другой невидимками, а потом расколдуемся.
– Это мы узнаем через часок-другой… – тихо, почти неслышно, проговорил я. – Вся надежда теперь на мистера Гарри.
А если другой сок попробовать? – спросила вдруг Уморушка. – В холодильнике их видимо-невидимо!
– Нет! Нет! Ни в коем случае! – я подпрыгнул в кресле как ужаленный. – Хватит! Напробовались! До прихода мистера Гарри не сметь больше ничего пить!
– Пожалуйста! – обиженно протянул Уморушкин голос. – Хотела сделать как лучше…
– Вы уже сделали, на сегодня достаточно!
На некоторое время в комнате повисла гнетущая тишина. Но вскоре раздался веселый и какой-то неуместный для данной ситуации смех Маришки.
– Ой!.. Смотри, Уморушка, смотри!
В ответ послышалось хихиканье нашей бедовой лесовички и неразборчивое шушуканье обеих подружек.
– Вам весело? – с грустью и легкой обидой спросил я своих невидимых спутниц. – Может быть, и мне заодно с вами посмеяться?
– Иван Иваныч! Мы сквозь стенки проходим, честное слово! – раздался радостный голос Маришки. – Хоп!.. – и через секунду ее приглушенный смех донесся уже из коридора. – Хоп!.. И я здесь!
– А где я, отгадайте? – откуда-то сверху долетел до меня голос Уморушки. – Мариш, ты молчи, пусть Иван Иваныч скажет.
– На потолке? – спросил я, поднимая голову вверх и силясь рассмотреть хоть какую-нибудь бледную тень моей несчастной лесовички.
– На люстре! – и в доказательство своей правоты Уморушка немного потрясла люстру. – Мы теперь летать можем!
– Поздравляю, ваши родители очень обрадуются…
Пробурчав эти слова, я углубился в размышления. Превращение моих подопечных в привидения не сулило ничего хорошего. Если до этого момента они находились в поле моего зрения и я мог хоть как-то следить за ними, то теперь эти озорницы полностью могли выйти из-под контроля своего наставника и попечителя. Вдруг в их прозрачные головы взбредет мысль полетать по окрестностям или совершить еще какой-нибудь непредвиденный поступок, грозящий им страшной бедой или крупными неприятностями? Смогу ли я предотвратить несчастье и сохранить моих любимых торопыг до лучших времен живыми и невредимыми? Вряд ли… Значит, оставалось одно: разделить с ними их судьбу, как я это делал раньше. И пусть будет, что будет…
