Петер Асбьернсен - На восток от солнца, на запад от луны: Норв. сказки и предания
— Счастливого пути! — крикнул Плут. — Теперь всем твоим глупостям конец!
Так и отделался Плут от глупого короля и стал сам править королевством. Худо ли, хорошо ли он правил — это неизвестно, но уж никто при нём не смел плутовать и обманывать: кого-кого, а Плута не проведёшь.
Глупые мужья и вздорные жены
Жили в одном селе две вздорные соседки. Стоило им только увидеть друг друга, как между ними начинался спор. А где спор — там и ссора, а ссору — это каждый знает — легче начать, чем кончить. И чем больше они ссорились, тем злее становились. До того дошло, что не успеет одна рта открыть, как другая уже готова вцепиться ей в волосы.
Наконец и спорить им стало не о чём. Тогда добрались они до своих мужей. А мужья у них были как раз им под пару — хоть верёвки из них вей. Вот они и заспорили, чей муж глупее.
Одна говорит:
— Мой!
Другая говорит:
— Нет, мой!
Одна кричит:
— Да у моего ума не больше, чем у тролля!
А другая в ответ:
— А у моего — ума ещё меньше, чем у тролля!
Одна хвастает:
— Да моему скажи, что кувшин — это топор, он и поверит.
А другая не сдаётся:
— Это что! — говорит. — Моему прикажи иголкой с ниткой землю пахать — он и пойдёт.
И ни та этой, ни эта той не уступает ни полслова. Тогда одна из них и говорит:
— Давай испытаем, кто из нас ловчее обманет мужа, тогда и видно будет, кто из них глупее.
На том и порешили. Пошептались о чём-то и разошлись по домам.
Вот вернулся муж одной хозяйки из лесу, а она и говорит:
— Что это с тобой, муженёк? На тебе лица нет! Заболел, видно?
— Ещё что выдумала — заболел! Здоровёхонек!
— Нет, уж от меня ничего не скроешь! Сразу видно, что тебя лихорадка бьёт. Иди ложись скорее!
— Да чего мне лежать! Ты бы мне ужин подала…
— Какой там ужин! Сам на ногах едва держишься. Вот-вот упадёшь. Неровён час — и конец придет.
И так она над ним причитала, так хлопотала, что ему и вправду стало не по себе: то в жар бросит, то в холод. А жена на него всё наседает и наседает. Наконец уложила она его, велела руки на груди скрестить, глаза закрыть, бегает взад-вперёд и приговаривает:
— Ах ты, беда! Помирает мой мужик! Как есть помирает! Вот уж и помер. Совсем помер. И не шевелится.
Слушает её муж и диву даётся. Как же он помер, коли всё слышит? И рукой-ногой шевелит потихоньку. А уж есть охота — ну прямо до смерти! Так бы и съел всё, что в кладовке спрятано. Только об этом и думать нечего. Раз жена сказала, что помер, — значит, помер.
Тем временем другая хозяйка вот что затеяла. Как только увидела она из окошка, что муж идёт домой, села она посреди горницы и давай руками перед собой махать, будто чесальным гребнем шерсть чешет.
— Что это ты, жена, придумала? — говорит муж. — Прясть на прялке без колеса — одна только забава, а уж чесать шерсть без шерсти — просто бабья глупость.
— А что же я чешу, по-твоему? — говорит жена.
— А ничего, кроме языка, — говорит муж.
— Вот сразу и видно, что сам ты глуп, — говорит жена. — Глаза-то у тебя есть? Посмотри-ка, ведь шерсть у меня какая тонкая! Нигде такой не найти. И цены ей нет. Всякий, кто понимает, такую шерсть с руками бы у меня вырвал. А я её для тебя припасла.
Тут пододвинула она прялку и завертела колесо.
Прялка жужжит, а хозяйка в воздухе руками перебирает, словно и вправду прядёт шерсть.
— С ума ты спятила, — говорит муж. — Ну что впустую колесо крутишь?
— Как это впустую? Погляди, нитка идёт — что паутина. А уж крепкая — не разорвать. Недаром говорится: где тонко, там не рвётся.
Кончила она прясть, стала ткать. Руками в воздухе покрутила и сняла с ткацкого станка ткань, которой не было. Растянула её на столе и взялась за ножницы. Кроит, режет, шьёт, ножницы щёлкают, а игла так и мелькает.
— Ну, — говорит наконец, — вот тебе новая пара. — И руки наверх вскинула, будто вешает одёжу на стену.
Муж только плечами пожимает, а спорить больше не спорит. Может, и верно глаза у него плохо видят?..
На другой день поутру разбудила жена мужа и говорит:
— Сосед-то наш, Нордигорен, помер. Надевай новое платье, идём, сейчас хоронить будут.
И протягивает руки, точно подаёт ему новую одёжу.
— А где одёжа-то? — спрашивает муж.
— А глаза твои где? Надевай живо. Что мне с тобой, как с малым ребенком, возиться?
Стал муж одеваться, руки-ноги поднимает, опускает, а жена вокруг него ходит и приговаривает:
— Ну и ладно сшито!
Так и вышел на улицу. Самому-то стыдно на люди показаться, а услышит, как жена свою работу нахваливает, и храбрее шагает.
Вот и дом Нордигорена. А в доме полно народа.
Ну, когда увидели его те, кто пришёл отдать последний долг покойному, печаль их об умершем не стала больше. Одни в кулак фыркают, другие громко хохочут.
А покойник слышит, что все кругом смеются, и не утерпел: чуть-чуть открыл глаза щёлочкой. Да как расхохочется во весь голос, даже гроб под ним запрыгал.
— Вот это здорово! — говорит. — Ула Серигорен с горя, что я помер, одеться позабыл!..
Народ кругом так и ахнул: покойник заговорил! Попятились все из избы — от греха подальше, — а Ула Серигорен спрашивает приятеля:
— Это что ж такое? Кто же тебя заживо в гроб уложил?
— А кто тебя без одёжи из дому отпустил?
— Да с моей женой разве поспоришь? — говорит один. — Она не то что живому — мёртвому голову заморочит.
— А мою разве переговоришь, — вздохнул другой. — Как заладит своё, так забудешь, на каком ты свете живёшь.
Потолковали они, потолковали и придумали, как им проучить своих жён. И это было самое умное, что они сделали за всю свою жизнь.
А если вы хотите знать, что же они придумали, спросите об этом у берёзового веника.
Вечер, проведённый в одной норвежской кухне
Ну и выдалась же погодка в этот вечер!
На дворе бушует метель. Ветер свистит и раскачивает голые ветки клёнов и старых лип. На небе — ни звёздочки. Пожалуй, нигде небо не бывает таким мрачным, как в Норвегии, в глухой декабрьский вечер.
Мы с хозяином дома сидим в его комнате, тускло освещенной свечой. В одном углу дивана устроился я с книгой, в другом углу — сам хозяин. Перед ним — целая кипа газет. Из номера в номер там печатается труд под затейливым названием: «Опыт выражения верноподданнических чувств на благо родины». Автор предпочёл скрыть своё имя и скромно подписался: «Аноним».
Изучение этого глубокомысленного труда навело хозяина на столь же глубокомысленные размышления. А так как он, кажется, ни в чём не соглашался с автором и к тому же от природы был большой спорщик, то мало-помалу пришёл в такой азарт, что вскочил с дивана и, размахивая руками, забегал по комнате. Меховая шапочка слетела у него с головы, полы длинного сюртука взлетали точно крылья. От этого пламя свечи всё время мигало, и читать стало почти невозможно. А гневные речи, которые хозяин обрушивал на невидимого автора, звенели у меня в ушах, словно рой майских жуков, и уже вовсе не давали читать.
Я знал наизусть все ядовитые реплики, уничтожающие сравнения, разящие наповал доводы, которые обрушивал на несчастного Анонима хозяин дома. Всё это я слышал по крайней мере в сотый раз. Но деться мне было некуда: пол в моей комнате только что вымыли, и в ней было холодно и сыро.
Наконец я не выдержал и бросился бежать в кухню. Оттуда то и дело слышались взрывы весёлого смеха. Это, наверное, кузнец Христиан рассказывал сказки.
А вслед мне неслись яростные выкрики хозяина:
— Детские игрушки!.. Ложь!.. Это позор для учёных!.. Милостивый государь, я как истинный патриот…
Больше я уже ничего не разобрал и поплотнее закрыл за собой дверь.
В просторной, чистой кухне было светло и весело. В очаге пылал яркий огонь, освещая все углы и закоулки. Тут сидела хозяйка, а возле неё устроились дети, служанки с рукоделием, соседки с веретеном.
Дети грызли орехи.
За длинным столом ужинали работники, — кухарка поставила им миску молока и горшок густой каши.
Кузнец тоже был здесь. Он стоял, прислонясь спиной к печке, и курил трубку. По его лицу, хоть оно и было перемазано сажей, легко было догадаться, что сейчас он рассказывал что-то очень интересное и пожинает плоды заслуженного успеха.
— Добрый вечер, кузнец, — сказал я. — Это ты веселишь тут всю компанию?
— Ну да, он! — закричали хозяйские сыновья. — Христиан рассказывал сказку о том, как кузнец чёрта провел!
— Да, — сказал Христиан, — чёрт нашего брата кузнеца побаивается. Конечно, бывает, что и кузнецу приходится повозиться с чёртом. Вот слышал я одну такую историю…
— Расскажи, расскажи, Христиан…
