Дмитрий Емец - Таня Гроттер и Золотая Пиявка
– Ничего, ей же хуже! Пускай все идет как идет! Мы-то никому не сказали, что веревка почти что лопнула, – хихикнул он.
– Ну и злой же ты, Ошурка! Ты же сам её подшивал! Два вечера старался! – примирительно сказал другой домовой.
– Подшивал – да, но это уже совсем не то, что вначале... К тому же я использовал дратву для сапогов-скороходов, а это совсем не то, что нитки для волшебных веревок...
Красноносый Ошурка достал кисет с махоркой и примирительно протянул приятелю. Домовые закурили.
– Тут вчерасъ лешак заглядывал... Болтал, огонь теперь каждую ночь вспыхивает и горит до рассвета... Ихние, лесные, туда уж и близко не суются. Водяные тоже из пруда носа не кажут... Раньше задирались, горло драли, а теперь тихо сидят. А тут ещё несуразица всякая началась. Вон, глянь, как керосинка горит? Разве она раньше так полыхала? А в кузне что? Гвоздя нельзя толкового выковать. Только прут раскалишь, как он уже раз – остыл, – сказал Ошурка.
– Магам-то пока не говорили?
– Не-а, наши им никогда ничего не скажут. Маги от нас нос воротят. Мы для них нежить, а кем бы они были без нас? Лопухоидами!
– А Тибидохс им кто строил? Сами они небось даже замка никогда не врезали... – поддержал его приятель.
Больше домовые ни о чем не говорили. Перекурив, они вновь взялись за рубанки. По доскам улитками поползли душистые завитки стружки. Стараясь не привлечь к себе внимания, Таня осторожно выбралась из тесного коридора и вскоре вновь была у лестницы.
«Ну и свинья же я неблагодарная! Я ведь правда им ничего не дала. Даже спасибо не сказала!» – подумала она.
Послышалось деликатное покашливание, и перед ней возникла Недолеченная Дама. За её плечом маячил Ржевский.
– Знаешь, что там за шум был? Атланты устроили одному своему темную, Не хотел держать потолок. Исхитрился так, что вся тяжесть падала на соседей. Вот они его и поучили, – хмыкнул поручик.
Происходящее привело призрака в хорошее расположение духа, и он стал рассказывать какую-то запутанную историю о карточном шулере. Якобы шулер плохо пометил колоду, был заподозрен, и за ним долго гонялись, чтобы приложить бронзовым подсвечником. В результате подсвечником так и не приложили, но засветили по уху гипсовым бюстиком Овидия. Внезапно Таня осознала, что история имеет явно автобиографические подробности. Хотя поручик и повествовал о шулере в третьем лице, он то и дело сбивался на "я" и начинал жаловаться на превратности судьбы.
– Ну так что? Мы идем или мне тоже погоняться за тобой с подсвечником? – нетерпеливо спросила Таня.
Ржевский обиженно повернулся к ней своей утыканной ножами спиной и горделивым лебедем поплыл над лестнице". Четверть часа спустя они были уже на чердаке. Ноги у Тани гудели от множества высоких ступеней. В глазах продолжали мелькать огни сотен факелов.
Чердак Большой Башни был довольно живописен. Полукруглый, с деревянными лесами, поднимавшимися вдоль стен до самой крыши, лежавшей на дубовых опорах. Окна-бойницы выходили на широкий карниз, опоясывавший Башню.
Недолеченная Дама немедленно заныла, что ужасно боится высоты.
– Вот увидите, я разобьюсь! Разобьюсь вдребезги! У меня кошмарное предчувствие! – причитала она.
– Да, но ты же... э-э... того... – осторожно начала Таня.
– Точно, я уже умерла, на что ты сумела намекнуть с такой умиляющей чуткостью. Однако нечего мне об этом постоянно напоминать! Какая дикая, шокирующая бестактность! – рассердилась Дама, с атакующим укором поправляя шляпку с завядшими розочками.
Таня покраснела, Она поняла, что ляпнула нечто совсем несуразное, в духе Баб-Ягуна. От неловкости её спас поручик Ржевский, который был уже на карнизе и размахивал руками, приглашая следовать за собой. Девочка осторожно протиснулась через бойницу и заглянула вниз. Землю сейчас было не видно: все утопало в тумане. Даже луна казалась отсюда желтым пятном яичницы, расплывшимся на шкворчащей сковороде.
Лопатками прижимаясь к холодным камням Башни, Таня стала пробираться по узкому карнизу.
«Интересно, Ойойойс гимякис брякис сработает, если я шлепнусь с такой высоты?» – размышляла Таня, собираясь с духом, чтобы выйти на открытую площадку, где яростно гудел ветер.
Шаг. Ветер толкнул её в плечо и попытался сорвать с карниза.
«Нет, вопрос, конечно, интересный, но лучше я не буду пока на него отвечать», – подумала Таня и сделала ещё шаг.
Девочка сама себе не поверила, когда пальцы её наконец вцепились в край выбитой молниями трещины, из которой уже нетерпеливо выглядывал поручик Ржевский.
– А шкатулочка-то здесь! А вот то самое место, где меня дрыгусом шуганули! – радостно сообщил он, зависая над одним из камней. В следующий миг его с громким чавканьем втянуло в плиты, словно кто-то на миг включил магический пылесос.
– Его убили! Еще один заговор против нас, беспомощных привидений! – потрясая бледными кулаками, возопила Недолеченная Дама.
Внезапно она осеклась и замерцала. Сквозь стену, фосфоресцируя, протиснулся только что исчезнувший призрак.
– Извиняюсь! Кто бы мог предположить, что здесь поставят ещё одно заклинание? Без мерзкого коварства мерзейшего мерзавца и подлого подлеца Поклепа здесь точно не обошлось! – заявил он.
Продолжая стоять у трещины, Таня огляделась. Красноватых и зеленоватых потрескивающих завес, обычно сопровождавших любое защитное заклинание, как будто не было заметно. Не слишком доверяя себе, она выпустила зеленую сигнальную искру, но та пролетела всю каморку, ни разу не мигнув и не изменив цвета. Значит, других заклинаний, кроме того, на которое нарвался Ржевский, и правда не было.
– Ну, чего же ты? Открывай скорее! В похожей шкатулке я когда-то хранила любовные письма! Уверена, что и Древнир поступал так же! – поторопила Таню Недолеченная Дама.
Сизым дымком она давно вилась вокруг шкатулки и явно была недовольна тем, что ей не удается просочиться внутрь.
– Любовные письма? Не думаю, что Древнир когда-то влюблялся. Про него говорят, что он был старый сухарь, – усомнилась Таня.
Дама тонко улыбнулась.
– Все влюбляются. Поверь мне. Я-то знаю, – сказала она с непонятной уверенностью.
Подумав, что Верка Попугаева не одинока в своем стремлении подозревать всюду любовные записки, Таня приблизилась к шкатулке. Шкатулка была с виду самая обычная – деревянная, без резных узоров на крышке и даже без замка. Никакой магией тут явно не пахло. Таня протянула руку и... она сама не поняла, что произошло. Внезапно ей показалось, что она стоит на месте, а Башня уплывает куда-то с короткими пароходными гудками, К тому же со стороны океана почему-то стал доноситься резкий крик чаек.
А потом Таня вдруг сообразила, что все это ей померещилось. Она лежала щекой на полу, а над ней витали поручик Ржевский и Недолеченная Дама.
– Напрасно ты это... Не надо было называть Древнира старым сухарем! – укоризненно сказала Дама. Ржевский поморщился.
– При чем тут Древнир! Все дело в её кольце. Уверен, ему приходилось выбрасывать красные искры. Сними его и попробуй ещё раз, – посоветовал поручик.
Таня села на каменных плитах. Башня больше не уплывала, и пол не уходил из-под ног. Шкатулка Древнира продолжала стоять на прежнем месте.
«Она приняла меня за темную... И не только она. Профессор Клопп тоже считает меня темной. И Зубодериха», – подумала Таня.
Она сняла с пальца кольцо Феофила Гроттера и опасливо приблизилась к шкатулке. Дотрагиваться до неё во второй раз ей хотелось ещё меньше, чем пробовать двумя мокрыми пальцами, сколько вольт в розетке.
– Шкатулка, я не темная. Я... я сама не знаю, какая я. Но темной мне ужасно не хочется быть! – сбивчиво сказала она.
Уверенная, что Башня вновь отправится в плавание, оглашаемое криками чаек, Таня зажмурилась, протянула руку и неожиданно ощутила пальцами теплую деревянную поверхность.
Крышка шкатулки откинулась. Заглянув внутрь, девочка обнаружила, что на темном бархате, в углублении, которое вполне могло бы предназначаться для магического кольца, лежит... А вот дальше начинались сплошные вопросы. Что это? Червяк? Гусеница? Змееныш?
– Эге, да это всего лишь Золотая Пиявка! Вон и присоска у нее. А я-то думал! – разочарованно воскликнул поручик Ржевский, уже ухитрившийся запустить в шкатулку глазенапа.
– Фи, Пиявка! Как это прозаично! – поморщилась Недолеченная Дама. Видно было, что только что она разочаровалась в Древнире и во всем человечестве.
Пока Таня размышляла, что в Золотой Пиявке могло так встревожить Сарданапала, поручик Ржевский прислушался. Он подлетел к стене и просунул голову сквозь каменную кладку.
– Ужас! Чтоб император вновь назвал меня на параде разгильдяем! – воскликнул он.
– Ты что? – не поняла Таня.
– Сюда бежит Поклеп! Я так почему-то и думал, что он сунет куда-нибудь оповещающее заклинание! – воскликнул он и торопливо улетучился, спасаясь от неминуемого дрыгуса.
