Сонная Лощина. История любви - Валентино Серена
– Прости, мам, я правда должна была прийти. Может, я сейчас могу чем-то помочь?
Трина улыбнулась.
– Можешь повесить цветы над дверью снаружи. Они на обеденном столе.
Кэт вошла в столовую, где уже был накрыт стол. Из окна внутрь проникал золотистый свет заката, отчего комната казалась особенно тёплой, будто в ней уже горели свечи. Девушка увидела цветы, связанные пурпурной лентой. Кэт нравился их аромат, наполнявший комнату, густой и манящий.
Когда Кэт зашагала к входной двери, в дом неуклюже, словно медведь, в носках ввалился её отец, Артис. Кэт рассмеялась, потому его имя как раз означало «медведь».
– Кэт! Уже почти стемнело; немедленно повесь цветы! А где твоя мать? Я должен с ней кое- что обсудить!
Кэт вновь посмеялась над отцом. Это был сильный, крепкий мужчина с грубоватыми манерами, но девушка не могла воспринимать его всерьёз в носках. Мать Кэт давным-давно ввела правило, чтобы он снимал ботинки, заходя в дом, если до этого он ходил в поля со своими работниками. Что, конечно, было не обязательно, но отец всё равно продолжал это делать. «Ван Тасселы – рабочие люди», – говорил он. Даже если у них было больше денег, чем у всех в округе, мать и отец Кэт старались жить скромно.
– Она на кухне. Как всегда. – Вторую фразу Кэт пробормотала себе под нос. Она вышла на улицу и повесила цветы на чёрный кованый крюк, который торчал над дверью, сколько Кэт себя помнила. Насколько она знала, крюк повесили, когда первая Катрину была ещё маленькой девочкой.
Кэт стояла, глядя на цветы, и размышляла, существует ли Безголовый Всадник на самом деле. Она гадала, как сложится жизнь, если она останется в семейном поместье, как все остальные Катрины до неё.
Всех женщин в её семье называли в честь первой Катрины Ван Тассел, но все они находили способ придать своим именам индивидуальность. Мать Кэт, например, называла себя Триной, а бабушку Кэт звали Кейт. В своё время оригинальная Катрина решила, что её наследство будет переходить к старшей дочери каждого поколения, но девочки могли стать наследницами, только если носили её имя и сохраняли фамилию Ван Тассел. Это означало, что мужчины, которые хотели войти в их семью, должны были быть людьми достаточно широких взглядов, особенно в тех поколениях, когда брать фамилию жены было неслыханно. Хотя, конечно, для того, чтобы жениться на Катрине, и так нужно было иметь незаурядный характер.
Кэт не нравилось, что её судьбу уже решили за неё. Она, как и прошлые поколения женщин Ван Тасселов, должна была провести остаток жизни в этом поместье, выйдя замуж за мужчину, который будет управлять предприятиями и фермой с многочисленными полями. Было неясно, почему Кэт не могла бы распоряжаться всем сама, если бы у неё появился интерес к сельскому хозяйству и управлению поместьем! Но Кэт хотела поехать в колледж. Её семья, однако, настояла, чтобы она осталась в Сонной Лощине и получила образование в старшей школе имени Икабода Крейна у учителей, которые не могли её ничему научить, потому что никогда не бывали за пределами Сонной Лощины.
Кэт считала глупым то, что школу назвали в честь самого ненавистного человека в истории Сонной Лощины. Впрочем, её название служило предупреждением о том, что может случиться с людьми, которые не воспримут легенды городка всерьёз. В школе имени Крейна преподавался самый обычный набор предметов, который можно было найти в любой старшей школе, однако уроки всегда имели какой-то мистический подтекст. Математика, например, включала изучение нумерологии и гаданий с помощью чисел. Учебная программа по истории делала акцент на исторических легендах, как в Сонной Лощине, так и за её пределами (в том числе в местах с высокой сверхъестественной активностью, таких как Новый Орлеан и Сан-Франциско). Почему легенды о привидениях считались «историческими событиями», было выше понимания Кэт. Девушка не верила в призраков, но учителя и одноклассники не разделяли её скептицизма, а если и разделяли, то не говорили об этом. И поскольку в Сонной Лощине не было других школ, Кэт приходилось посещать старшую школу, основанную Икабодом Крейном.
Хотя Кэт не верила в сверхъестественное, она любила интересные истории, независимо от жанра, и старалась читать как можно больше. В любую свободную минуту она ускользала от людей, садилась в любимой кофейне или у Старейшего дерева и читала. Кэт любила самые разные книги: сказки, детективы, истории о призраках (даже если Кэт им не верила, это не значило, что они ей не нравились), научную фантастику, любовные романы, истории о вампирах – всё, что попадалось под руку. Для Кэт всё это было просто историями. Выдумками. Совсем как те легенды, на которых она росла в Сонной Лощине. Но истинной страстью Кэт были документальные книги. Она любила читать о других странах, их истории и монархах. Не о фантазиях, а о событиях, которые произошли на самом деле. У неё была большая коллекция книг о путешествиях. Кэт нравилось часами сидеть и читать о местах, в которых она хотела побывать, но которых боялась никогда не увидеть.
Жизнь казалась Кэт слишком пресной: каждый день делать одно и то же, видеть тех же людей, ходить по тем же тропам и сидеть под одним и тем же деревом и слушать одинаковые истории о привидениях в один и тот же вечер из года в год, как бы ей это ни нравилось, было очень однообразно. Книги помогали Кэт сделать её жизнь более масштабной. Помогали сбежать от реальности.
– Кэт! Чего ты там застыла? Опять замечталась? Зажги свечи и выключи свет. Ведёшь себя так, будто мы первый раз празднуем Самые долгие сумерки, – проворчал её отец, вернувшись в столовую. Кэт вздохнула и подошла к камину, доставая длинную спичку. Она чиркнула по краю коробка и увидела, как вспыхнуло пламя. Кэт прошлась по комнате, зажгла все свечи и выключила свет. Каждый год она заново вспоминала, как сильно ей нравилась эта комната при свечах, когда пламя отбрасывало тени на стены. Иногда Кэт могла поклясться, что видит в тенях силуэт Катрины. Она вспомнила, как маленькой девочкой смотрела на отблески пламени, танцующие на стенах, слушала, как родители рассказывали историю Самых долгих сумерек, и была уверена, что их окружают призраки. И тут Кэт вдруг пришло в голову, что этим вечером все в Сонной Лощине делают то же, что и они с семьёй: сидят в освещённых свечами комнатах, наблюдают за танцем пламени и теней и рассказывают истории о Катрине Ван Тассел Первой. Кэт вдруг затосковала по тем дням, когда она ещё верила старым историям, и задумалась, когда именно она начала сомневаться в их реальности.
– Кэт, иди и помоги маме накрыть на стол.
Отец Кэт был мужчиной внушительных размеров, с грубыми руками и лицом, обветренным из- за того, что он всё время проводил на улице. Но Кэт считала отца красивым, хотя черты его лица напоминали точёный камень, а большие, проницательные глаза всегда смотрели чересчур серьёзно. Он был идеальным партнёром для её матери: довольствовался тем, что он всю жизнь управляет фермой, пока жена посвящает себя домашнему хозяйству. Кэт это казалось немного старомодным, но её родителей, похоже, всё устраивало. Они были гармоничной парой, эти двое: отец впечатляющего телосложения и роста, с тёмными волосами и глазами, часто с густой тёмной щетиной на лице, и мать, маленькая, мягкая и круглая, вся золотистая и сливочно-персиковая. Кэт унаследовала от отца высокий рост, тёмные глаза и волосы, а также более тёмный цвет лица. Она была первой Катриной Ван Тассел, у которой не было светлых волос, и ей это нравилось.
Кэт сделала так, как просил отец, и пошла на кухню, чтобы помочь матери. Они могли пригласить повара и армию слуг, если бы захотели, но мама Кэт предпочитала почти всё делать сама. Конечно, Трина нанимала персонал на Бал урожая и другие масштабные мероприятия, но ежедневное ведение хозяйства полностью лежало на её плечах. Было лишь одно исключение: Мэдди, которая жила с Ван Тасселами столько, сколько Кэт себя помнила. Для Трины она была скорее компаньонкой, чем прислугой, но она всё равно хлопотала по хозяйству, ездила на рынок и помогала матери Кэт со всем, что могло понадобиться. Мэдди была пожилой женщиной, работавшей на бабушку Кейт, когда дом ещё был полон слуг. Мама Кэт не смогла себя заставить уволить эту женщину, которая была для неё кем-то вроде второй матери. К тому же Трина не хотела лишать Мэдди зарплаты, от которой та зависела с тех пор, как овдовела, – мама Кэт знала, что женщина не примет денег, не отработав их. Кэт была счастлива, что Мэдди осталась в их доме, – девушка любила её; на самом деле Мэдди была для Кэт словно родная бабушка. Упрямая и своенравная, но всё же бабушка.
