Сказки и легенды Систана - Коллектив авторов
У Серахса богатое прошлое. В двух километрах от нынешнего поселка высится огромное городище с остатками могучих крепостных стен, почва усыпана черепками древней посуды. Это старый Серахс, когда-то большой богатый город на скрещении главных торговых путей, соединявших Месопотамию, Малую Азию и Западный Иран с Индией, Афганистаном и с цветущими городами и оазисами Средней Азии и Туркестана. Город Серахс упоминается в одном из сирийских сочинений, описывающих распространение христианства в I–III вв. н. э. У стен городища Серахс по сей день стоит построенный в первой половине XI в. мавзолей — мусульманское святилище на могиле суфийского старца-подвижника — «Серахс-Баба» («Серахсский дед»). Звала его Абу-ль-Фазль, и был он наставником другого знаменитейшего святого этих мест — Абу Саида (умер в 1048 г.), игравшего выдающуюся роль в бурных политических событиях своего времени.
С городища открывается вид на бескрайнюю пустыню и затянутые дымкой далекие хребты Копетдага. А в ночной темноте на другом берегу Теджена сияет огнями совсем близкий городок. Это тоже Серахс, но иранский, за нашей границей.
Советский Серахс — центр богатого хлопководческого района. Население советского Серахса довольно разнообразно — прежде всего туркмены и другие, среднеазиатские тюрки, персы, афганцы, а также немцы — потомки колонистов, поселившихся здесь в начале XX в.
В 1958 г. советскому языковеду-иранисту А. Л. Грюнбергу стало известно о том, что в Серахсе живут выходцы из Систана, носители своеобразного диалекта персидского языка. Персидские диалекты вообще изучены очень слабо, а о систанском диалекте в науке не было почти никаких данных. В последующие годы А. Л. Грюнберг осуществил записи говора систанцев, а затем опубликовал результаты своих исследований в работе «Систанский диалект в Серахсе» («Краткие сообщения Института народов Азии», вып. 67. М., 1963, с. 76–86). В семье, в быту, при общении друг с другом систанцы, живущие в Серахсе, пользуются особым диалектом, который они называют «систуни». Однако со своими соседями — представителями других иранских этнических групп — систанцы общаются при помощи иной формы речи, которая значительно ближе к персидскому литературному языку. Возможно, что эта форма представляет собой койне, своеобразный межплеменной язык, подобный, например, тому виду таджикского языка, который служит для общения разноязычных народов Бадахшана (Западный Памир).
Но еще ближе к персидскому литературному языку та форма речи, которой систанцы пользуются для исполнения своего необычайно богатого и разнообразного фольклора — сказок, преданий, расцвеченных многочисленными стихотворными вставками и пассажами рифмованной прозы.
Первое ознакомление с образцами систанского фольклора убедило в необходимости осуществить исчерпывающую запись его на основе современной научной методики с применением магнитофонной техники. В феврале 1975 г. ленинградские иранисты А. Л. Грюнберг и И. М. Стеблин-Каменский провели такую запись во время Пребывания в Серахсе.
Среди записанных текстов, переводы которых публикуются в настоящем сборнике, выделяется цикл сказаний о Рустаме и его потомках Барзу, Азербарзу, Фарамарде и Теймуре. Этот цикл, сложенный местами ритмизованной прозой со стихотворными вставками, находит лишь частичные параллели в «Шах-наме» Фирдоуси. Стиль этого цикла (многочисленные устойчивые формулы, повторяющиеся сюжетные ходы, несколько архаичная лексика) предполагает существование длительной устной эпической традиции, возможно, не восходящей к каноническому тексту «Шах-наме» Фирдоуси. Некоторые расхождения с «Шах-наме» могут, вероятно, объясняться позднейшими мусульманскими влияниями на систанские эпические предания, проникновением в систанский фольклор мотивов и сюжетов других эпических циклов, получивших письменно-литературную обработку («Барзу-наме», «Азер-Борзин-наме» и др.). Однако часть сюжетных расхождений с «Шах-наме», а также прозаико-поэтическая форма систанских преданий и особенности в передаче некоторых топонимов и имен персонажей указывают на устойчивость устной героико-эпической традиция в Систане, прежде всего циклов, связанных о Рустамом, главным героем систанского эпоса. Сохранение иранской эпической традиции в форме сказаний о систанском герое Рустаме именно в Систане может свидетельствовать о непрерывности этой традиции и о том, что она восходит к исконно систанским (сакским) преданиям о Рустаме, послужившим одним из фольклорных источников всех вариантов иранского национального эпоса.
Настоящая публикация переводов этих сказаний является пока что предварительной, отношение систанских сказаний о Рустаме и его потомках к другим изводам иранского эпоса еще предстоит исследовать.
Помимо цикла сказаний, о Рустаме, было записано также большое количество фольклорных материалов других жанров. В это издание включены переводы 14 сказок и 9 легенд, наиболее значительных по объему, оригинальных по композиции и занимательных по сюжету. Можно полагать, что эти тексты достаточно полно отражают традиционный фольклорный репертуар систанцев.
Публикуемые сказки, в целом, традиционны по своим сюжетам, однако отличаются яркостью и мастерством изложения. Основная заслуга в этом отношении принадлежит, разумеется, основному информатору А. Л. Грюнберга и И. М. Стеблин-Каменского, наследственному сказителю Исмаилу Ярмамедову, человеку глубокой внутренней культуры, прекрасному знатоку фольклорной традиции своего народа. Высокое мастерство и артистизм исполнения Исмаил Ярмамедов унаследовал от своего отца, полупрофессионального сказителя, от которого он в детстве и слышал все записанные сказки и легенды. Исмаил Ярмамедов родился в 1915 г. уже в Серахсе, куда его отец переселился из Систана. Неграмотный так же, как и его отец, Исмаил был пастухом, в детстве батрачил на богатых людей. Будучи неграмотным, Исмаил Ярмамедов обладает блестящей памятью и помимо персидского владеет также и туркменским языком.
В рассказанных Исмаилом Ярмамедовым сказках не видно признаков их приспособления к социальной и лингвистической обстановке, в которой оказались систанцы после переселения в Юго-Восточную Туркмению: тексты сказок не содержат, как правило, тюркских имен собственных, деталей нового быта и новых реалий. Традиционность публикуемых сказок подчеркивается формульными зачинами и особенно постоянной формульной концовкой, реализуемой в нескольких стандартных вариантах.
Необычны по жанру сказки № 4 и 7. Составители справедливо отмечают (Комментарий, с. 258), что эти тексты не имеют прямых типологических параллелей в существующих справочниках сказочных мотивов и сюжетов и занимают промежуточное положение между сказками и легендами. Для № 4 в пользу такого мнения могут, как кажется, свидетельствовать не только упоминания царя Ануширвана и Сасанидской столицы Мадаина (о. 57), но также имя Густаманд, связанное, вероятно, с популярным в сасанидском Иране именем Густам (вариант Вистам, в новоперсидском — Бистам).
Варианты некоторых публикуемых в настоящем сборнике легенд были известны уже в доисламской Аравии и в раннесредневековом Иране, в том числе такие популярные сюжеты, как легенды о Наджме и о Варке и Гульшо (№ 16, 16).
В заключение этого предисловия необходимо сказать несколько слов о переводах публикуемых сказок и легенд. Текст при переводе не подвергался сколько-нибудь значительной переработке. Лишь кое-где убраны повторения, а в ряд мест вставлены связочные предложения.
Язык систанского фольклора отличается как от персидского, так и от таджикского языков, и это находит свое отражение в транскрипции имен собственных. За исключением имен и терминов, которые уже можно считать прочно вошедшими в русский язык, транскрипция более или менее следует живому произношению рассказчика.
Все стихи в сказках и легендах рассказчиком поются примерно на одну и ту же мелодию. Рифмованная проза, включая и присказку, говорится скороговоркой как хорошо заученный текст. По словам рассказчика, присказка (с. 14) может применяться не ко всем сказкам, а только к тем, которые, с точки зрения рассказчика, имеют характер эпических легенд или лирических романов (дастанов).
