Константин Арбенин - Король жил в подвале
4
Королевы в подвале не было. Принцесса и Оруженосец сидели друг против друга на ящиках; Принцесса, по обыкновению, краснела, Оруженосец прятал глаза, но разговор кое-как поддерживался.
— … И ничего у него не получается, — говорила Принцесса. — Уже с пятого места выгоняют. Вернее, получается, но…
— Но? — вторил Оруженосец.
— Папа ведь ничего не умеет, кроме как королевством править. Но он очень быстро всему учится. Поначалу у него всё из рук валится, над ним все смеются, а потом…
Потом — очень скоро — он начинает всё делать так ловко, будто всю жизнь только этим и занимался — мешки грузил или потолки красил. И вот тогда он сильно преображается, и все узнают в нём Короля. И увольняют от греха подальше.
Вошла Королева и сходу заговорила:
— Да вы же сами знаете, дорогуша, — он на нормальных-то королей не похож. Он слишком хороший король был.
— Поэтому и БЫЛ, что хороший, — уточнила Принцесса.
— Да, да, — сказал Оруженосец, — я заметил: у него всё было наоборот. У него даже шут дурак был.
В дверь постучали.
— Он, — сказала Королева и отперла.
Король был зол и раздражённо хмурил брови. Кинув в угол полупустой вещмешок, он исподлобья оглядел присутствующих. Оруженосец встал, Королева и Принцесса покосились в сторону вещмешка. Король, не поздоровавшись с гостем, повернулся к жене, вдохнул воздух и произнёс сквозь зубы:
— Опять курила! — и скрылся за занавеской из ветоши.
Последовала пауза. Оруженосец заторопился.
— Ну, мне, вроде бы, пора, — предположил он.
— Погодите, — выглянул Король из-за занавески. — Есть разговор. Прошу!
И он зашагал к двери.
Во дворе ужасно воняло. Оруженосец прикрывал нос чистым носовым платком и морщился.
— И из лифтёров меня выгнали, — сказал Король. — Да и правильно сделали. Каждый должен заниматься своим делом. Верно?
— Абсолютно, — согласился Оруженосец.
— Я вот что решил, — продолжал Король, — пойду-ка я по свету, буду работу искать. Не может быть, чтобы никому не нужен был король. Только я один пойду — с семьёй какой из меня ходок! А вы уж — не в службу, а в дружбу — присмотрите здесь за женщинами, не дайте им с голоду умереть… Вы же, как я полагаю, любите Принцессу?
Оруженосец смутился, но ответил:
— Чрезвычайно, Ваше Величество.
— Вот и хорошо, — сказал Король. — Если — даст Бог — всё сложится благополучно, женитесь на ней, и полкоролевства в придачу, как полагается. Обещаю.
— Ваше Величество, — просиял Оруженосец, — не ради…
— Полноте, — остановил Король. — Я вам верю.
Оруженосец опустился на одно колено и облобызал королевскую руку.
Когда Король зашёл обратно в подвал, Оруженосец ещё долго и старательно отряхивал с колена грязь.
Прощались без лишних слов. Король положил в карман шинели перочинный ножик, подлатал проволокой рваные сапоги и собрал в вещмешок скудный скарб: половину бублика, флягу с водой, оловянную ложку. Принцесса тихонько плакала, Королева сдерживалась.
Король обнял их и сказал:
— Я скоро пришлю за вами… карету.
Пожав руку Оруженосцу, он побрел сквозь коричневую грязь.
Королева с Принцессой долго смотрели вслед. Оруженосец морщился в платок.
— Вы плачете, дорогуша? — спросила Королева.
— Нет, что вы, — ответил Оруженосец. — Просто запахи у вас, извините…
— Маслобойня, — вздохнула Королева.
— Запахи — это ерунда, — сказала Принцесса. — К запахам мы давно привыкли. А вот стоны…
5
Электричка медленно ползла по поросшему редкими кустами пространству. В полупустом вагоне сидел Король. Ему было холодно. Достав из кармана засохший кусок хлеба, он стал отщипывать по крошке и класть в рот.
Электричка остановилась. Король обеспокоенно выглянул в окно, увидел унылую промозглую равнину, некое подобие платформы и полосатый верстовой столбик с отметкой «37». Распахнулась дверь, и в вагон вошёл контролёр в галифе и хромовых сапогах, его сопровождали два вышибалы, тоже в галифе, и две овчарки в жестоких ошейниках. Безбилетный Король встал и попятился к противоположному выходу.
— Стоять! — рявкнул контролёр. — Лицом и стене!
Король вздрогнул и остановился, но лицом к стене не встал. Контролёр и вышибалы с собаками приблизились.
— Ваш билет! — потребовал контролёр.
Король промолчал.
— Документы! — потребовал контролёр.
Король, крепко сжимая одной рукой недоеденный хлеб, другой рукой нашарил в кармане пустой старый бумажник и протянул контролёру.
— Бомж? — спросил тот.
В бумажнике не было ничего, кроме вырезанной из газеты фотографии.
— Что это? — спросил контролёр.
— Семья, — ответил Король. — Королевская.
— Монархист! — обрадовался контролёр и подал знак вышибалам: — В машину!
Вышибалы подхватили Короля и, наспех обыскав, вывели из электрички.
Оказавшись в машине с маленьким зарешеченным окошком, Король разжал руку: в ладони остались мелкие крошки. Шесть пар голодных глаз смотрели в руку Королю из полутьмы: шестеро таких же оборванных и небритых сидели рядом, согнувшись в три погибели. Король протянул руку товарищам по несчастью, и те разом набросились на неё.
— Что всё это значит? — спросил Король, зализывая прокушенную ладонь.
— Это? — подал слабый голос один из шестерых. — Это переворот.
— Какой переворот? — спросил Король.
— Восемнадцатый, — ответил тот же голос.
— Девятнадцатый, — поправил другой.
— Разве? — равнодушно удивился первый.
— Да, девятнадцатый. Считать-то я ещё не разучился.
— Энта смотря с какого моменту начинать исчисление, — встрял в разговор ещё один, самый старый. — По моим нескромным подсчётам, так вообче девяносто четьвёртай.
Машина тем временем затормозила.
Над дверью барака висела надпись: «Пункт приёма». Вышибалы вывели семерых из машины и передали выскочившим из дверей солдатам. В окошке рядом с дверью стоял, сложив руки на груди, дежурный приёмщик. Контролёр подошёл к нему и тихо о чём-то переговорил. Дежурный пересчитал вновь прибывших по головам, и их увели в барак.
Закурив, дежурный вынул из своего фартука семь денежных печек и протянул их контролёру. Тот пересчитал полученное, одну пачку сунул в фартук приёмщику, несколько положил в карман и дал по пачке вышибалам. Последнюю пачку он кинул собакам.
6
В огромной казарме поддерживалась тишина. Перед столиками толпились группы раздетых мужчин, охраняемые вооружёнными солдатами. За каждым столиком сидели военврач и сестра его милосердия. Сержанты поочерёдно выталкивали по одному раздетому вперёд.
— Профессия? — спрашивал военврач, не поднимая головы от бумаг.
— Э… по торговле мы… — отвечал очередной раздетый.
Сестра милосердия ощупывала его профессиональным взглядом и ставила диагноз:
— Годен.
— Направо, — приказывал военврач сержанту.
Сержант уводил раздетого направо и выталкивал из толпы следующего.
— Профессия? — вопрошал военврач.
— Писатель, — отвечал следующий, — детский писатель.
— Писатель… — задумался военврач. — Почерк хороший?
— Да, — поспешно заявил допрашиваемый, но потом добавил: — Только… не очень разборчивый.
— Не годен, — резюмировала сестра.
— Налево, — командовал военврач.
— Я на машинке могу! — испуганно говорил раздетый, когда сержант брал его за плечи.
— На машинке любая дура может, — замечала сестра милосердия.
Следующим сержант выудил Короля.
— Профессия? — спросил военврач.
— Король, — ответил Король.
— Громче отвечаем! — прикрикнул военврач. — Профессия?
— Король, — повторил Король.
— Как? — переспросил военврач, замешкался и зарылся в личном деле.
Сестра милосердия смерила Короля немилосердным взглядом, потом стала толкать военврача локтем в бок и что-то прошептала ему на ухо. Переглянувшись с сержантом, военврач снял трубку служебного телефона.
Стены кабинета были обиты звукоизоляционном материалом; окон не было и в помине. Майор напряжённо вслушивался в телефонную трубку и кивал головой. Рядом за столом сидела делопроизводительница, тихо курила и глядела на майора. Военврач то и дело собирал в кулак обильный пот и подобострастно поглядывал на телефон. Чуть поодаль, у стены, стоял всё ещё не одетый Король в сопровождении сержанта.
— Так точно, Ваше Превосходство, — сказал майор в трубку, — самый настоящий. — Он в сотый раз заглянул в лежавшее на столе личное дело — тонкая бумажная папка с одной лишь фотографией королевской семьи. — Никак нет, Ваше Превосходство, не самозванец… Так точно… Никак нет… Голый, Ваше Превосходство, один крест на нём.
