Вадим Фёдоров - Возмутительный страусёнок
Страусёнок хотел сказать маме, что ничего особенного с ним делать не надо, потому что всё получилось нечаянно, но с языка у него сорвалось нечто совсем другое:
— Я думаю, что это яйцо было действительно каким-то порченым, иначе с чего бы ему самому разваливаться пополам?
Мама-страусиха от негодования даже клюв раскрыла, а потом больно — а это случалось очень редко — клюнула его в одно местечко, которое со временем должно покрыться замечательно красивыми перьями, и сердито — действительно сердито — сказала:
— Несносный ребёнок! Мало того, что ты шкодлив и не даёшь никому покоя! Так ты ещё и правды не говоришь?! Стыдись!
— Я же не хотел… — хныкнул страусёнок.
— Не хотел, но сделал. А сделал, имей мужество признаться, — строго сказала мама-страусиха. — Надо всегда и всюду говорить правду. И только правду. Тогда тебя все будут любить и хвалить. Запомнил, что я тебе сказала?
— Запомнил, — пискнул страусёнок и вдруг спросил: — Мама. а что такое правда?
Мама-страусиха хотя и успела привыкнуть к причудам своего непоседливого ребёнка, но всё же была несколько озадачена его вопросом. Поэтому она сначала произнесла:
— Ох, ну какой ты у меня, право…
Но «какой» именно, не сказала, потому что, наверное, уже думала, что ответить страусёнку…
— Видишь ли, говорить правду — это говорить, не утаивая, о чём ты думаешь, что знаешь, что слышал и что делал…
— Да? — обрадовался страусёнок. — А можно я попробую говорить правду нашим знакомым?
— Ну, конечно… — не слишком уверенно подтвердила мама, — ты можешь так поступить.
— Тогда я побегу скорее, — заторопился страусёнок. — А то мне очень, очень, очень этого хочется… Ужасно хочется…
— Ну что ж, иди, — отпустила его мама-страусиха и беспокойно добавила: — Только… Но что она хотела ему сказать дальше, мы никогда не узнаем, потому что страусёнок со всех ног уже мчался через равнину в поисках родственников и знакомых.
* * *И первой встретил он Чёрную Пантеру, которая отдыхала у подножия дерева, щуря янтарные глаза и лениво вылизывая бок. Завидя бегущего страусёнка, пантера прервала свой туалет и благодушно спросила:
— Не слишком ли быстро ты бежишь, мой птенчик? Уж не случилось ли в этом мире чего-либо необычного?
— Здравствуйте, — останавливаясь, почтительно произнёс страусёнок, ибо его очень дальняя и к тому же безусловно сводная родственница сумела внушить уважение к себе не только родственникам, но и вообще малознакомым обитателям леса и равнин. — К сожалению, случилось.
— Да? — пантера немигающими жёлтыми глазами уставилась на страусёнка. — Тогда почему я этого ещё не знаю, моя крошка?
— Я ищу знакомых и родственников, чтобы сказать им правду в глаза, что думаю о них, что слышал и что знаю…
— Боже мой, как это интересно, — мурлыкнула себе в усы пантера и, обратившись к страусёнку, сказала: — Тебе повезло, дружок, раз ты нашёл меня. Скажи мне правду обо мне, а то я просто умираю от любопытства.
— Хорошо, — согласился страусёнок, — сейчас я подумаю и вспомню.
— Подумай, мой птенчик, если это тебе, конечно, не повредит, — мурлыкнула пантера и села, чтобы удобнее было слушать страусёнка.
— Н-ну, например, я слышал, что говорила о Вас обезьянка Шка-Кро, которая живёт на дереве баньян.
— Как же, как же, я знаю это премилое существо. И что же, интересно, она говорила?
— Во-первых, она сказала, что ждёт не дождётся, когда Вашу шкуру натянут на барабан, и уверяла, что этот барабан будет издавать замечательные звуки, под которые она будет танцевать целый день.
— Вот как? Она так и сказала? Ах, значит, мою шкуру на барабан… — Пантера даже привстала от возбуждения. — А ещё ничего не говорила эта крошка Шка-Кро? Это всё так любопытно. Ты даже не представляешь, как это всё интересно.
— Ещё она сказала, что Вы похожи на обугленную головёшку, которую вынули из костра, так как она дурно пахла.
— Да? — изумилась пантера и сладко потянулась. — Значит, я — головёшка, и к тому же дурно пахнущая. Ну, спасибо, мой птенчик, за правду. Ты очень и очень мил, передай мои слова твоей маме. А мне ещё надо сходить по делам. Пойду поищу эту крошку Шка-Кро. Всё это очень-очень интересно, — мурлыкнула она и, чёрной тенью скользнув среди деревьев, исчезла из виду.
Страусёнок постоял ещё, покачиваясь на своих длинненьких и тоненьких ножках, мысленно задавая вопрос, всё ли он сделал правильно, как велела мама, и с удовлетворением отметил, что всё.
И вдруг страусёнок услышал, как кто-то спросил его сверху:
— Ты давно не встречал обезьянку Шка-Кро?
— Давно, — машинально ответил страусёнок и поднял голову. На ветке дерева, под которым только что возлежала Чёрная Пантера сидела птица-тукан.
— Теперь ты не увидишь обезьянку Шка-Кро ещё дольше. — И, щёлкнув клювом, вздохнула: — Бедная Шка-Кро.
— Почему? — простодушно изумился страусёнок. — Ведь я сказал только правду. Она действительно говорила обо всём этом мне.
Птица-тукан вдруг рассердилась:
— Безмозглый, противный дурачок. То, что ты слышал, Шка-Кро говорила тебе. И не для того, чтобы ты передал это ей. Ты употребил правду во зло. Разве такая правда может пойти на пользу маленькой Шка-Кро?! Зачем нужна такая правда? Лучше бы ты молчал. Не сказать или недосказать — это ещё не значит поступить плохо или сказать неправду. Эх, ты… Да что с тобой говорить, надо торопиться — вдруг я успею предупредить обезьянку Шка-Кро о беде, которой она обязана исключительно тебе. Может быть, она сумеет укрыться от твоей очень дальней и безусловно сводной родственницы.
И, громко захлопав крыльями, птица-тукан улетела. А страусёнок простодушно удивился:
— Вот чудеса-то. Делал, как велела мама. А получилось что-то совсем не так. Надо, пожалуй, попробовать ещё.
И он отправился дальше.
* * *Среди высокой травы страусёнок увидел Хромую Антилопу, которая пугливо вздрогнула при его неожиданном появлении.
— Ах, — сказала она, — ты меня так напугал.
Страусёнок любил добрую антилопу. Он знал, что ещё совсем недавно она была грациозна и неутомима. Как ветер носилась она по саванне. Но случилась беда — человек стрелял в неё и повредил ногу. С тех пор она сделалась хромой и стала прятаться от всех в надежде, что нога заживёт. Звери и птицы жалели её и старались укрыть антилопу от врагов, но все знали, что дни её сочтены и выжить ей до сих пор помогала случайность. Знал это и страусёнок и очень жалел бедняжку.
— Здравствуйте, — сказал он и прибавил, потому что это было действительно так: — Я очень рад Вас видеть.
— Спасибо за добрые слова, — ласково ответила антилопа, — чем это ты так озабочен, малыш?
— Видите ли, мама учила меня говорить правду о том, что я думаю, знаю и слышу. Она сказала, что тогда меня все будут любить и хвалить. Но я встретил Чёрную Пантеру…
При этих словах Хромая Антилопа вздрогнула, что очень удивило маленького страусёнка.
— И я рассказал ей, что говорила о ней обезьянка Шка-Кро. И хотя пантера поблагодарила меня, но что-то вышло не совсем так, как я думал. И вот я решил попробовать ещё раз и пошёл дальше чтобы найти кого-нибудь. И встретил Вас…
— Что ж… — задумчиво сказала Хромая Антилопа. — Попробуй ничего не утаивая, рассказать, что ты знаешь обо мне.
Страусёнок вздохнул и сказал:
— Мне всегда бывает жалко, когда я вспоминаю Вас. И мне жалко, и моей маме, и ещё многим другим нашим родственникам и знакомым. Все они знают, что в Вашей ноге повреждена кость и Вы навсегда останетесь хромой. И когда солнце иссушит траву в саванне и Вам негде будет укрыться, Вы станете лёгкой добычей хищника. Поэтому дни Вашей жизни сочтены и никто не в силах помочь Вам и спасти.
Хромая Антилопа низко опустила голову и тихо сказала:
— Я знала, что мне будет плохо. Но я надеялась, что нога моя поправится. Своей правдой ты отнял у меня надежду. Лучше бы ты ничего не говорил. Ведь я не знала, что так скоро погибну. Быть может, ты омрачил последние дни моей жизни. Лучше бы мне ничего не знать. Я знаю, что сделал ты это не от злого сердца. И поэтому не сержусь на тебя. Но скажу тебе на прощанье, — ведь мы, наверное, видимся в последний раз! — жалость и сострадание позволяют иногда скрыть правду от того, кому она несёт лишь страдание. И это не есть неправда. Вот и мне — зачем мне нужна такая правда? Лучше бы мне ничего не знать, — вздохнула она и, сказав страусёнку «Прощай!», скрылась, хромая, в густой траве.
Потрясённый страусёнок долго стоял, покачиваясь на своих тоненьких ножках, вытянув шейку в сторону, куда удалилась Хромая Антилопа. Ему было стыдно и больно, потому что своим маленьким сердцем он ощутил, что его правда, которую он простодушно открыл Хромой Антилопе, принесла ей горечь и боль. Первым его желанием было броситься вдогонку доброй Антилопе, чтобы как-то объяснить, извиниться, сказать что-то такое (а что, он и сам точно не знал), чтобы ей стало легче.
