Михаэль Энде - Джим Пуговка и Чертова Дюжина
— Я думаю, господин Пиджакер, ваши знания обязательно еще понадобятся.
В этот самый момент раздался страшный треск, и все ощутили сильный толчок, как будто что-то наскочило на остров.
— Ой, Боже праведный! — воскликнула фрау Каакс и от страха чуть не выронила чайник. — Вы слышали?
Лукас уже вскочил на ноги и, на ходу натягивая фуражку, бросил Джиму:
— Пошли, дружок! Надо посмотреть, что там такое!
Друзья побежали в сторону Ново-Медландии, откуда происходил, как им показалось, толчок. Дождь хотя и кончился, но на улице стояла непроглядная тьма, так что прошло какое-то время, пока глаза привыкли к темноте и стали хоть что-то различать. С трудом они разглядели, что к берегу прибилось нечто очень большое.
— Может, это кит? — высказал свое предположение Джим.
— Нет, смотри, оно не двигается, — сказал Лукас. — Скорее похоже на маленький корабль.
— Эй! Эге-гей! — раздался вдруг чей-то голос. — Есть тут кто-нибудь дома?
— Есть! — откликнулся Лукас — А кого вам надо?
— Это случайно не Медландия? — спросил тот же голос.
— Это Ново-Медландия, — уточнил Лукас. — А вы кто?
— Я почтальон, — жалобно отозвался голос с корабля. — Из-за дождя я совершенно потерял ориентацию. Да еще темнотища такая, что дальше своего носа ничего не видать, вот я и наскочил на ваш остров. Мне очень жаль, вы уж извините меня, пожалуйста!
— Ничего страшного, — успокоил его Лукас, — все нормально. Поднимайтесь к нам, господин почтальон!
— Да я бы с удовольствием, — ответил почтальон, — но у меня целый мешок писем для машиниста Лукаса и Джима Пуговки. Он такой тяжелый, что мне одному его ни за что не дотащить.
Друзья вышли на берег, поднялись на борт корабля и помогли почтальону спустить мешок. Совместными усилиями они кое-как дотащили его до домика фрау Каакс.
Мешок прямо лопался от многочисленных писем. И каких тут только не было форм, размеров, цветов, какие только экзотические марки не мелькали на конвертах, ведь эти письма прислали друзьям из Индии, из тундры, Китая, Штутгарта, с Северного полюса и экватора, — короче говоря, со всего света! Написали их дети, а те, кто, вроде Джима, не умел сам писать, продиктовали текст взрослым или просто нарисовали.
Все они были наслышаны о приключениях двух друзей и теперь, желая узнать какую-нибудь подробность, приглашали Джима и Лукаса в гости, а некоторые писали просто так, в знак уважения к мужественным путешественникам.
Наверняка кто-нибудь из моих дорогих читателей захочет тут узнать: а дошло ли его письмо? Конечно, дошло. Я могу это засвидетельствовать со всей определенностью.
А еще в мешке были письма от тех детей, которых тогда Джим и Лукас освободили вместе с Ли Ши из драконьего города.
— Нам нужно будет обязательно всем ответить, — сказал Лукас.
— Но ведь я… я не умею писать! — испуганно воскликнул Джим.
— Да, я и забыл, — пробормотал Лукас. — Придется, значит, заняться этим мне одному.
Джим молчал. Впервые в жизни он по-настоящему пожалел, что не умеет читать, писать и считать, и он готов был уже сказать об этом вслух, но в этот момент раздался голосок Ли Ши.
— Вот видишь! — с некоторым ехидством сказала она.
Больше она, правда, ничего не добавила, но уже одного этого хватило, чтобы у Джима пропало всякое желание делиться своими мыслями.
— Ну ладно, сегодня все равно уже поздно, — сказал Лукас, — отложим это дело до завтра.
— Тогда я, пожалуй, останусь здесь и подожду, пока вы напишете ответы, — решил почтальон, — чтобы забрать все письма с собой.
— Это очень любезно с вашей стороны, — поблагодарил его Лукас.
— Если вы ничего не имеете против, — вмешался тут в разговор господин Пиджакер, — то я могу вам предложить переночевать у меня. Нам будет о чем поговорить. Вы, как почтальон, наверное, хорошо разбираетесь в географии, а эта наука меня всегда необычайно занимала.
— С удовольствием, — радостно согласился почтальон и поднялся, готовый следовать за господином Пиджакером. — Желаю всему обществу доброй ночи! Наверное, очень приятно иметь столько друзей, — сказал он еще напоследок, обращаясь к Лукасу и Джиму.
— Да, — согласился Лукас. — Ведь правда приятно, Джим? — спросил он, ласково улыбаясь.
Джим кивнул в ответ.
— Это более чем приятно! — воскликнул тут господин Пиджакер. — Это просто чудесно! Доброй ночи, дамы и господа!
С этими словами он вышел на улицу и направился к своему дому. Почтальон поспешил за ним, но на пороге еще раз обернулся и сказал:
— Да, относительно сегодняшнего происшествия, когда мой корабль наскочил на ваш остров. Завтра утром я непременно принесу свои извинения королю Альфонсу Без Четверти Двенадцатому за причиненное беспокойство.
После этого он побежал догонять господина Пиджакера. Лукас тоже пожелал всем спокойной ночи и пошагал, оставляя за собой целый шлейф дыма, к своей железнодорожной станции, где под навесом рядом с большим толстым Кристи мирно спал малыш Макс.
Скоро во всей Медландии погасли, огни. Ее обитатели тихо посапывали в своих постелях, ночной ветер шелестел в кронах деревьев, и где-то рядом глухо шумел морской прибой.
ГЛАВА ВТОРАЯ, в которой Джим изобретает хитроумный безразмерный маяк
На следующее утро небо было все обложено низкими тучами. Джим только что проснулся и тут же вспомнил свой странный сон, который приснился ему этой ночью. Будто он стоит под высоким-превысоким деревом. И дерево это совершенно зачахло, без единого листочка. Даже кора отвалилась, и виден только голый высохший ствол, по которому идут сплошные трещины, как бывает от молний. А на самой верхушке этого высоченного мертвого дерева сидит на ветке невероятно огромная птица. Вся она какая-то общипанная и вид имеет жалкий. Птица не произносила ни звука, только из глаз у нее без остановки катились крупные слезы, размером с воздухоплавательный шар. Джим хотел уже было убежать: он боялся, что, когда слезы докапают до него, то будет настоящее наводнение.
Но тут большая птица закричала:
— Джим Пуговка! Не убегай!
Джим, удивленный, остановился и спросил:
— Слушай, птица, а откуда ты меня знаешь?
— Но ты ведь мой друг! — ответила птица.
— Бедняга, чем я могу тебе помочь? — совсем уже осмелел Джим.
— Помоги мне слезть с этого мертвого дерева, Джим! — ответила птица. — Иначе я погибну здесь. Я так одинока, страшно одинока.
— А ты разве не можешь летать? — удивился Джим. — Ты ведь все-таки птица.
— Джим, ты совсем не узнаешь меня?! — жалобно воскликнула птица. — Как же я могу летать?
— Знаешь, давай-ка ты перестанешь плакать, — не зная, что делать, сказал Джим, — а то у тебя такие огромные слезы, что я могу в них просто захлебнуться. И тогда не смогу тебе помочь.
— Ах, что ты говоришь, мои слезы не больше твоих, — возразила ему птица. — Посмотри как следует!
Джим действительно присмотрелся получше и, к своему удивлению, обнаружил, что слезы, приближаясь к земле, становились все меньше и меньше. А когда он подставил ладошку, то почти ничего не почувствовал, настолько крошечной была слезинка, которая как раз долетела до него.
— А кто ты, птица? Скажи! — попросил Джим.
— Да присмотрись повнимательнее! — ответила птица.
И тут Джиму показалось, будто он и впрямь стал видеть как-то яснее, и тогда он понял, что перед ним плакала не птица, а господин Ка Лань Ча.
На этом самом месте Джим проснулся.
Сон не шел у него из головы. Даже когда он сидел вместе с Ли Ши и фрау Каакс за завтраком, он все время вспоминал о нем.
— Ты на меня не сердишься за вчерашнее? — спросила, наконец, маленькая принцесса, которая уже сама жалела, что начала поддразнивать Джима.
— За вчерашнее? — рассеянно спросил Джим. — А что такое?
— Но ведь я вчера сказала тебе «вот видишь», — напомнила ему Ли Ши.
— Ах это! — сказал Джим. — Ерунда, пустяки.
Только когда к ним пришел Лукас и спросил, хорошо ли они спали ночью, Джим рассказал свой странный сон.
Лукас почему-то никак не реагировал на его рассказ, а все сидел и пыхтел своей трубкой.
— Н-да, господин Лань, господин Лань, — в задумчивости произнес он. — Я частенько о нем вспоминаю. Ведь без него нам бы ни за что не выбраться из пустыни.
— Интересно, как у него там дела? — пробормотал Джим.
— Кто знает, — ответил Лукас, — скорее всего, он по-прежнему живет себе в одиночестве у своего оазиса.
Завтрак закончился, и фрау Каакс убрала все со стола. Пока они с Ли Ши мыли посуду, Лукас и Джим занимались письмами. Лукас писал, а Джим как мог помогал. На каждом листке он рисовал черную рожицу — это вместо подписи, — потом еще рассовывал письма по конвертам и нашлепывал марки. Когда друзья заклеили последнее письмо, у Лукаса, который все же как-никак был машинистом и, следовательно, человеком достаточно сильным, рука прямо-таки отваливалась от перенапряжения. А Джим, которому пришлось изрядно поработать языком на заклейке и наклейке (заклейка многочисленных конвертов и наклейка многочисленных марок), только что со стула не валился от усталости.
