Галина Красовская - Серебряное дерево
По вечерам свирельцы часто собирались у музыканта Тромбуса. Каждый, кто хотел вырезать особенно звучную свирель, шёл к маэстро за советом. Тромбус терпеливо показывал, как надо делать свирели, и учил всех играть на них. Даже Гранат, хоть и бывал всегда занят важными делами, посещал Тромбуса и учился у него мастерить свирели, флейты и скрипки. Маэстро умел ещё превосходно играть на скрипке и даже сам сочинял музыку.
Тромбус был уже немолод и слаб здоровьем, и доктор Гематоген советовал ему не переутомляться и строго соблюдать режим дня. Маэстро слушался доктора, тем более что и сам он любил после вкусного обеда устроить себе тихий час.
Сладко подремав, он совершал прогулку и лишь тогда принимался мастерить инструменты или сочинять музыку. Заложив за щеку фруктовую тянучку, маэстро удобно усаживался в любимом кресле и начинал писать ноты, причмокивая и сладко мурлыча под нос мелодию. Бойкие плясовые и весёлые песенки выходили у него на славу, но маэстро любил серьёзную музыку и пытался сочинять сложные вещи, чтобы исполнять их на скрипке. Он вертелся в кресле, возводил глаза к потолку и старательно жевал одну тянучку за другой. Но серьёзные пьесы сочинялись туго.
Покончив наконец с этим трудным делом и сгорая от нетерпения поскорее исполнить новое сочинение перед публикой, маэстро звал к себе своего друга Карало. Художник рисовал что-то на больших листах бумаги, то и дело откидывая гривастую голову и любуясь работой.
После этого на улицах появлялись разноцветные афиши, приглашающие всех, всех, всех на концерт серьёзной музыки. Слова «концерт серьёзной музыки» были написаны не очень большими буквами, а внизу афиши было крупно выведено: «После концерта — угощение».
Первым на концерт Тромбуса приходил Карало — седой, грузный, с красной косынкой в горошек на шее и с этюдником и альбомом в руках. Застревая между стульями, он протискивался в дальний угол, усаживался, раскрывал этюдник и приготавливал краски. На каждого, кто появлялся в дверях, Карало пронзительно глядел несколько секунд, а потом начинал орудовать кистью.
Зал бывал полон, свирельцы рассаживались как можно удобнее и частенько поглядывали на стоявший в стороне стол с угощением, прикрытый салфетками.
Маэстро появлялся с торжественным видом, облачённый во фрак. Дождавшись, когда слушатели прекратят скрипеть стульями, он устремлял взор к потолку и начинал играть. Тонкие пальцы музыканта плавно водили смычком по струнам, а сам маэстро то и дело ронял слёзы на отвороты фрака. Друзья Тромбуса — Гематоген, Гранат, Минус и Карало — не могли сдержать восторга. Они вздыхали от избытка чувств, а когда маэстро устало опускал смычок, бросались обнимать его. Тромбус кланялся, в смущении встряхивая седыми кудрями, и затаив дыхание ждал, когда же грянет гром аплодисментов. Но аплодисментам явно не хватало силы и звучности. Маэстро в волнении хватался за виски и тут только замечал, что большинство слушателей спит. Даже милиционер Гарпун, бывало, нечаянно задрёмывал на концерте уважаемого Тромбуса, но, очнувшись сам, он тут же будил всех пронзительным свистком — нотой ми. Вмиг затихало похрапывание, свирельцы смущённо вскакивали и, чтоб искупить свою вину, долго и горячо аплодировали.
Но разве мог этим утешиться бедный Тромбус! Скрепя сердце, скрыв обиду, маэстро начинал играть песенки и бойкие плясовые, и лишь тогда свирельцы начинали по-настоящему веселиться и подпевать скрипке маэстро. А чем меньше времени оставалось до конца концерта, тем оживлённее становились гости и тем чаще бросали они взгляды на прикрытый салфетками стол.
Угостившись коктейлем и фруктовой пастилой и сплясав на прощание, свирельцы, очень довольные, расходились по домам. И тогда Тромбус изливал друзьям свою горечь.
— Ах, я просто в отчаянии! — восклицал он, нервно потирая виски. — Им только и подавай пустые песенки!
— Это вы зря, — успокаивал маэстро учитель Минус, — ваши плясовые и весёлые песенки очень недурны! Но, — учитель поднимал палец и шевелил им, — безусловно, людям нужна и такая музыка, при звуках которой хочется торжественно снять шляпу...
— Свирельцы не умеют думать про серьёзное... Потому они и серьёзную музыку не любят, — говорил Гранат и в задумчивости поднимал кустарники бровей.
— Думать о серьёзных вещах — это наше с вами дело. А народ наш любит плясать. Что в этом плохого? — заступался за свирельцев учитель Минус. — Пусть каждый живёт, как ему нравится. Свирельцы бесхитростны — вот и веселятся от души.
— Они добродушны и не портят друг другу нервы, — присоединялся к Минусу доктор Гематоген. — Уважаемый маэстро, успокойтесь. Вам вредно волноваться.
А Карало молча трогал коленку и протягивал друзьям альбом с портретами свирельцев, раскрашенными в голубые, розовые и жёлтые цвета. Это были любимые цвета свирельцев.
С альбомных листов смотрели такие смешные и симпатичные физиономии, что, глядя на них, все начинали улыбаться. Даже маэстро переставал тереть виски и закладывал за щеку тянучку.
— Хотят плясать — пусть будут плясовые. В конце концов, их мне сочинять легче, а здоровье дороже всего, — бормотал он, успокаиваясь.
Положив подбородок на этюдник, Карало смотрел, как портреты его ходят по рукам, и глубокомысленно изрекал:
— Эти голубые и розовые цвета — не то... Это — не главное... Палитра бедная...
Он долго качал головой и так стискивал губы, будто поклялся не раскрывать рта до конца дней своих.
Никто, конечно, ничего не понял, но добиваться у художника пояснений было бесполезно.
Карало был известный молчун и открывал рот только в крайних случаях. Друзья привыкли к этому и не приставали к нему с расспросами.
Благополучной и беззаботной была жизнь свирельцев и другого счастья они не знали, а потому и не хотели. Так бы и жили они — долго ли, кто знает! — если бы однажды мудрец Гранат не прочитал в старинной книге такую легенду.
Жил-был когда-то на свете чудак садовник. Какие только цветы и деревья не росли в его саду! Но нет, не было ему в этом радости. Задумал садовник вырастить такое дерево, каких не видывал ещё белый свет. И как задумал, так и сделал.
Семь ли дней растил он то дерево или семь лет, только вырастил. Дыханием своим грел землю у ног деревца, чтоб крепче стояло, песни пел, чтоб веселей звенели на деревце листья.
Помогали садовнику друзья. Тоже дышали на деревце, тоже подпевали.
И верно, не видал ещё белый свет такого дерева. Тело его было крепким, крепче железа, и розовым, как летний закат. И мелодично пела на дерезе серебристая листва.
Первую весну только и знало оно петь, на вторую весну зацвело невиданными цветами, а на третью родило плоды-орешки. Стали люди страны Садовника выращивать серебряные деревья. Нелёгкое это было дело! Семь ли дней они трудились или семь лет, только зацвели наконец по всей стране серебряные деревья. А созрев и вдоволь пожив на свете, они дарили людям в награду за их труды долголетие и непобедимость. С тех пор какой бы враг-чужеземец ни нападал на страну Садовника, уходил ни с чем.
За это люди и назвали серебряное дерево деревом счастья.
— Любопытная легенда! Дерево счастья... По-латыни это будет — Арбор Фортунэ... Вот бы найти его! Вас-солибас! — вскричал Гранат. Это было его любимое восклицание. — Отправлюсь-ка я в соседние страны да потолкую с тамошними мудрецами.
Как назло, все любознательные мудрецы соседних стран оказались в походах и экспедициях, а на совет явились только неженки и ленивцы.
— Что, нам больше всех нужно? — закричал мудрец в халате со звёздами, развалившись в мягком кресле.
— Зачем губить здоровье, простуживаться на сквозняках? — сказал другой мудрец, закрывая форточку.
— Больно надо слоняться по свету, трепать халаты, пылить ботинки! — заявил третий мудрец и сдул пылинку с лакированного башмака.
— Но ведь надо же найти дерево счастья... — неуверенно произнёс Гранат.
— И вовсе не надо! — хором закричали мудрецы. — Нам и без этого дерева хорошо! Мы мягко сидим и сладко едим!
«Да и нам, свирельцам, разве плохо живётся?» — подумал Гранат.
Но, вернувшись в Свирелию, он решил все же посоветоваться со своими друзьями, хоть они и не были мудрецами.
— Может, это только вымысел? — осторожно предположил учитель Минус. — В книгах по истории нигде не упоминается страна Садовника... Впрочем, это ещё ничего не значит. — Учитель принял глубокомысленный вид, поднял палец и заговорил задумчиво и торжественно:
— Пусть затерялся след народа, что вырастил дерево счастья, — ведь люди не имеют корней и события носят их по свету. Но серебряное дерево!.. Вполне вероятно, где-нибудь оно сохранилось...
— На дереве поёт листва — вот что главное! Ах, как это прекрасно! — мечтательно произнёс маэстро. — Если б эти волшебные деревья росли у нас, свирельцы сильней полюбили бы музыку и не спали бы на моих концертах...
