Баян Ширянов - Низший пилотаж
Я сама собой брезгую! Вы не понимаете! Вы – нормальные люди, а я – наркоманка и преступница!
Дайте двадцатку!
Порывшись в пакетике со шприцами, я нашел двадцатикубовый и кинул его безымянной герле. Она схватила его на лету, облизала и, став раскорякой, начала засовывать его себе в пизду, повторяя:
– Я преступница… Вы не будете меня ебать, вы брезгуете!…
Несколько минут мы с Семарем-Здрахарем наблюдали как она дрочит баяном. А потом я не выдержал и сделал ошибку, я спросил:
– А с чего ты это взяла, что ты преступница?
Безымянная герла встрепенулась. Она посмотрела на меня так, словно я ее уже выебал. Потом, встав на четвереньки, не вынимая баян из пизды, она резво заковыляла ко мне и обняла за колени.
– Я – преступная дочь. – Сказала безымянная герла, смотря на меня снизу вверх. – Моя мама знает, что я наркоманка. Она страдает…
Я – преступная жена. Два месяца назад я ушла от своего мужа. Три дня назад я к нему вернулась. А вчера я от него опять ушла.
Я – преступная мать! Я бросила свою дочку, и теперь она у мамы. Я ее люблю…
Я – преступная дочь, – Начала безымянная герла по второму кругу, – Я бросила свою трехлетнюю дочку на шею мамы, я о ней забыла, она так меня любит, а я сижу тут, а вы мною брезгуете. Ну, пожалуйста, поебите меня, я – преступница!
Тебя как зовут?
– Шантор Червиц…
– Давай я у тебя отсосу? – Умоляюще хлюпает безымянная герла, – Я преступница, я должна…
– Прямо здесь? – Удивляюсь я, смотрю по сторонам и натыкаюсь на ухмылку Семаря-Здрахаря. Он кивает и подмигивает.
– Мне по хую! – Говорит безымянная герла и еще сильнее обхватывает мои колени, – Пусть все смотрят, пусть все знают, что я преступная мать!
– БЛЯ!!! Ну, был же контроль!!! Что ты делаешь, сука??!! Блядский Христос, нет Тебя, Господи! Ебал я тебя! Ну, помоги же Ты мне, ебаный Твой рот! – Верещит в комнате Навотно Стоечко и с его последними словами на кухню входит Зоя Майонеззз, чтобы увидеть, как безымянная герла заглатывает мой нестоящий хуй.
Зоя Майонеззз замирает на полушаге, а безымянная герла, не выпуская изо рта мой хуй, начинает свою телегу:
– Я – пврештвупфная мфать! Я – пврештвупфная дофь! Я – пврештвупфная фена!…
Подозрительно глядя на торчащий из пизды безымянной герлы шприц, Зоя Майонеззз делает Семарю-Здрахарю условный жест. Она оттопыривает большой палец и трет им руку, мол, вмажь меня. Семарь-Здрахарь наполняет баян, и они уходят в ванную, винт, Семарь-Здрахарь и Зоя Майонеззз.
– Я – пврештвупфная мфать!
– Бля, ну помогите же кто-нибудь, бляди! – Кричит Навотно Стоечко из комнаты. – Семарь! Шантор! Кто-нибудь, бля!
Мне удается высвободить хуй из губ безымянной герлы, с него капает ее слюна и я решаю штаны пока не надевать. В раскорячку я вхожу к Навотно Стоечко, и вижу, что он абсолютно голый сидит на матрасе, а к стене прислонено большое круглое зеркало, отражающее жопу Навотно Стоечко.
– Я и в ноги, и в живот, и в хуй… – Жалобно стонет Навотно Стоечко. В его руке уже десятикубовый агрегат с метровой бабочкой, полный навотностоечковской крови. – Поможешь?
– Как?
– Подержи зеркало.
– Зачем?
– В спину вмажусь. Ну, давай, бля! Скорей!
Пока я устанавливаю зеркало как надо Навотно Стоечко, он молчит, но как только игла бабочки приближается к коже, начинается старое ворчание:
– Бля… Ну, на хуя столько контроля? Блядский Бог… Нет Тебя, падлы! Поможешь ли Ты мне, ебаный Христос!?
Там, куда ширяется Навотно Стоечко я не вижу ни хуя. Как он разглядел веняк у себя на спине, непонятно. Но вдруг в шланг бабочки начинает идти контроль! Навотно Стоечко замирает, не доверяя своей удаче. Кровь медленно ползет. Она доходит до баяна, выгоняя воздух из прозрачной трубочки, и смешивается со старым контролем.
Навотно Стоечко мягко жмет на поршень.
О, ширка! Непостижимая, как круглый квадрат. Вот она, жидкость, в баяне. А вот она исчезает. Вот она была снаружи. А вот она внутри! И приход!…
– Бля… – Стонет Навотно Стоечко, – Нету ни хуя!…
Его кровь скрылась там, откуда пришла, но торчок не вынимает струны из тела:
– Нету прихода!…
Шантор, добери мне двушку!
– Пока я щелочу, выбираю, отбрыкиваясь от безымянной герлы, проходит минуты две. Вернувшись, я застаю Навотно Стоечко в абсолютно той же позе:
– Давай, давай! – Кричит он.
Поменяв баян на бабочке на полный, он начинает гнать. Сперва осторожно, по децилам, а потом, чуя наступающий приход, и в полную струю. Граница воздуха и винта резво бежит по трубке, приближаясь к коже, но Навотно Стоечко выдергивает иглу на последних каплях.
– Ух! Ух! Ух! У-у-у-у-у… – Звуки замирают, и слышится только натужное дыхание.
Пока я наблюдал за ширянием, безымянная герла опять присосалась к моему хую.
– Да отъебись, ты! – Делаю я страшные глаза и бью ее коленом. Герла валится на пол и начинает рыдать:
– Вы все мной брезгуете!…
– Я вот чего придумал… – Говорит вдруг Навотно Стоечко. После вмазки у него совершенно поменялся голос. – Какого хуя нас, торчков, все стремают? Если так разобраться, торчки-то абсолютно все! Чай пьешь – наркоман. Куришь – тоже наркоман! У нас весь мир – одни наркоманы! А я стану президентом! И введу принудительную наркотизацию населения.
Чувак чапает, а к нему полис:
– Чем сегодня ширялись? А ну-ка покажите дырки!
А нет дырок – в ментовку, на анализ крови. Есть наркотики – отпускают. А нет – выбирай! Вот марфуша, вот герасим, вот фен, вот винт, вот кока. Ширяйся, братец.
Вот тебе баян одноразовый. А не умеешь ширяться – на первый раз тебя мент вмажет, а потом – изволь на курсы. Или колеса глотай, но так, чтобы мы видели! Там тебя научат и ширяться, и разбираться в наркотиках…
А в драгах!… Хочешь чистяка? Пожалуйста! Хочешь сам сварить? Вот тебе комплект из соломы с ангидридом, эфедрин с компонентами, что душа пожелает!
А лениво в драгу на ломках, скорую помощь можно вызвать. Они тебя и втрескают, и веняки подлечат. Она так и будет называться – «скорая наркотическая помощь».
Зарплату будут наркотиками выдавать. Из расчета: сколько надо – столько получишь! А для безработных – общественные «Широчные». Заходишь, ширяешься, там комнаты для прихода. Только больше десяти минут зависать нельзя. Очередь.
И никакого стрема! Все вмазанные, тащатся, кайфуют.
А глюки захотел, тоже, пожалуйста. «Глюкаличные» откроют.
А я – президент… И тоже весь день под кайфом…
Эй, ты, герла. Иди сюда. Отсоси-ка…
МАРАФОН.
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ.Утро.
Я решил завести себе байбл. В него я буду писать все мои приключения. Хотя, приключений у меня а самом деле маловато, но будет, наверное, приятно перечитать все это когда-нибудь.
Итак, у меня было двое суток ремиссии. Старые дырки поджили, но некоторые воспалились. Надо завязывать шмыгаться чужими струнами и давать их кому попало.
Я так думаю, воспаляются они не из-за грязи, а оттого, что у меня вторая группа крови. А если у других торчков третья или четвертая – происходит какая-то реакция. Несовместимость, что ли? Не знаю, как это по науке называется.
Вчера я вырубил последнее, что мне не доставало. На помойке полукаличной нашлось несколько терок. Не знаю, почему мудила Казбек-Талыб Оглы (врач к тому же, как написано на личняке) их выкинул, но слава ему за это! И не лень ему было ставить на них все колотухи, а потом вышвыривать в помойку. Но именно на таких щедрых личностях и держится советская наркомания.
Сейчас нарисую на каждой по две банки салюта и пойду вырубать.
Вечер.
Пишу уже ширнутый. А хули? Компоненты есть. Тяги – хоть залейся. Да еще и четыре банки прилипло. Вот я и замутил.
Клочкед и Блим Кололей моим винтом остались довольны. Они уже съебались, падали вонючие, и увели с собой какую-то бабу. Баба хотела остаться, но они ее увели, я им это припомню.
Мыслей в голове – целый вагон. Они копошатся и разлетаются при моем приближении, но многие удается схватить за хвост.
Например: надо изобрести бактерию, которая из сахара, или какой другой поебени, делает винт. И запустить ее на хлебозавод. Она там все булки нашпигует винтом и все будут эти булки хавать и торчать напропалую.
Или: вместо эфедрина в салют добавлять первитин. Сколько бы мороки было меньше! И астматикам приятно. Приступ, там, они десяток капель примут – и прутся.
А вот еще: объявить конкурс «Лучший винт 88». Пусть каждый сварит по полста кубов. А жюри, во главе со мной, винт этот будет ширять и оценивать по стобальной шкале. У этого приход долгий, а у этого, как подушкой по башке. У этого таска клевая и долгая, а этот прет, и все без толку. И так по всем городам, где есть винтовые. А потом устроить показательные соревнования. Номинации такие: отбивание (на скорость), варка (На качественность) и самосад (тоже на скорость) и ширяние безмазового торчка (чтоб могли веняк найти где угодно). А победителю – бесплатная ширка в течение года.
