Кэтрин Ласки - Золотое древо
Несколько мгновений Бубо с тревогой смотрел на нее. Долгие годы мадам Плонк вела спокойную и комфортную жизнь, наслаждаясь уютом своего просторного дупла, завешенного и заставленного бесчисленными стекляшками, безделушками, помпончиками, фестончиками, висюльками и бирюльками. Она была главной клиенткой торговки Мэгз, поэтому именно в ее дупле оседали бесчисленные побрякушки, найденные в замках, домах, церквях и аббатствах Других. В апартаментах певицы были даже настоящие бархатные подушки, сшитые из обрывков королевского плаща и набитые выпавшим при линьке пухом самой мадам Плонк.
— С тех пор как у меня пропал голос, Гемма и Элван окружили меня особой заботой. Еще бы, ведь без меня они не могут проводить свои смехотворные ритуалы! Они готовы на крыльях меня носить и кормить с ложечки, лишь бы я поскорее поправилась.
— Ты все еще под арестом?
— Нет. Но они постоянно суетились вокруг меня, и это было еще хуже, чем арест. В конце концов, я закатила им настоящий скандал и заявила, что меня выводят из себя бесконечные вереницы посетителей, которые каждую минуту справляются о моем самочувствии и предлагают свои услуги. Короче, я сказала, что если они не оставят меня в покое, мой голос никогда не вернется. Я смогу незаметно улететь, Бубо. Вот увидишь.
— Но послушай, Плонки…
— Ах, Бубби! — Она посмотрела на него своими грустными желтыми глазами и умоляюще прошептала: — Ты должен понять! Меня никто не заподозрит, никому и в голову не придет, что я способна на такое.
— Но как ты разыщешь короля и стаю? Никто не знает, куда они полетели и где находятся сейчас.
— А я уже все придумала! Для начала я полечу на пьяное дерево и послушаю, о чем народ болтает. Отулисса рассказала мне, что на пьяные деревья слетаются сплетни со всех царств. Если голос вернется, я спою. В старые времена на пьяных деревьях всегда были рады певцам. — Мадам Плонк закрыла глаза и долго не открывала их, погрузившись в свои мысли. Потом медленно проговорила: Он вернется, Бубо, он должен вернуться! Я чувствую, что стоит мне вырваться отсюда, как я снова обрету голос. — Открыв Глаза, она пристально посмотрела на кузнеца. — С нашим деревом творится что-то неладное, Бубо. Ты знаешь это ничуть не хуже меня. Это все неправильно и страшно. Снаружи все кажется золотым и блестящим, но что-то исчезло. Мне стыдно за то, что я пела на этих глупых церемониях во славу этого мерзкого угля!
— Тише, Плонки. Попридержи клюв. У них теперь повсюду шпионы, вздохнуть нельзя, чтобы тебя не услышали.
— Ах, Бубо, я устала бояться! Это же все чушь, глупость, ерунда! Служители пепла, угольные процессии, священное то, сакральное это — спасибо, я сыта этим по горло! Неужели я когда-то тоже была такой? Носила кусочек пурпурного бархата с горностаевым хвостиком и чувствовала себя особенной? Бедная, глупая Плонки!
— Ты не глупая. И не бедная. Ты в самом деле особенная, Плонки.
— Это мои голос был особенным, пока не сломался.
Снаружи послышался шелест крыльев, и летящая тень пересекла поток лунного света. Поежившись, Бубо с опаской огляделся по сторонам, а потом наклонился к самому ушному отверстию мадам Плонк.
— Плонки, ты твердо решила?
— Да, Бубби.
Глава XVII
Образы в пламени
«Ветер и шепот, — думал Сорен. — Неужели это все, что у нас есть? Похоже, что да».
Это было все, что вело их в путь. Сорену искренне хотелось бы верить странному кролику с его паутиной, но все это казалось чересчур — как бы это сказать? — чересчур эфемерным. Расплывчатым. Если Нира с остатками Чистых действительно скрывалась в той пещере, им нужна большая определенность. Они не могут действовать без плана, без стратегии. Что им следует делать? Лететь в пещеру и отнять книгу? Предположим, им удастся это сделать, но разве их проблемы на этом закончатся? Им угрожала не сама книга, а заключенные в ней мысли. Сорен понимал, что некоторые идеи могут быть не менее опасны, чем уголь Хуула в злых когтях.
Теперь Сорен был твердо уверен в том, что они поторопились лететь в каньоны. Через несколько секунд, словно в подтверждение его правоты, впереди показались темные струйки дыма. Подняв правое крыло, Сорен подал сигнал снижаться. Они еще не успели далеко отлететь от Серебристой мглы и сейчас находились примерно над границей между Пустошами и Амбалой.
— Зачем мы останавливаемся? Я не устал! — возмутился Корин, когда пятеро сов опустились на ветку чахлого дерева, прогнувшуюся под их тяжестью чуть ли не до самой земли.
Устроившись поудобнее, Гильфи искоса посмотрела на Сорена и сразу поняла, что ее старый друг чем-то очень сильно взволнован.
— Лесной пожар примерно в половине лиги отсюда, — сообщил Копуша, кивая на клубы дыма, поднимавшиеся над горизонтом.
— Знаю, — ответил Сорен. — Отчасти поэтому мы тут и остановились.
— А еще почему? — спросила Гильфи, не сводя пристального взгляда с друга.
— Мы летим, очертя голову. Нельзя действовать наобум, без плана.
— В каком смысле? — натянуто переспросил Корин. — Поверь мне на слово, это было одно из самых ясных видений из всех, что я когда-либо получал из паутины!
— Послушай, ты встречал этого кролика всего два раза в жизни, — напомнил Сорен. — Прежде чем бросаться в это пекло, нам нужно собрать больше информации. Давайте наберем углей и разведем тут небольшой костер.
Мрачно нахохлившись, Корин покосился на дядю и буркнул:
— Ты же знаешь, что я не могу задавать огню вопросы. Тут от меня мало что зависит.
— Я знаю, Корин. Я не прошу тебя задавать вопросы, я прошу тебя только внимательно смотреть. В этом пожаре должно быть много углей, мы сумеем разжечь хороший костер.
— К сожалению, кроме вас с Корином никто из нас не умеет добывать угли на пожаре. Жаль, что с нами нет Отулиссы.
Сорен вздрогнул. Когда Гильфи сказала «жаль, что с нами нет Отулиссы», в желудке у него пробудилось какое-то смутное воспоминание, но оно промелькнуло так быстро, что он не успел поймать его за хвост.
— В чем дело, Сорен? — спросила Гильфи.
Он в отчаянии потряс головой, словно хотел вытряхнуть куда-то закатившуюся мысль.
— Когда ты сказала об Отулиссе, это напомнило мне о чем-то, но я не знаю о чем.
«Что это было? Пустая тень? Или эхо забытого сна?»
Час спустя пятеро сов сидели перед жарким костерком, разведенным при помощи нескольких замечательных углей, добытых Сореном и Корином. Стоя ближе всех к огню, Корин молча смотрел на пляшущие языки пламени и чувствовал себя неуклюжим тупицей. Огонь был совершенно обыкновенным и абсолютно непроницаемым. Потеряв терпение, Корин повернул голову к друзьям и коротко бросил:
— Не хочу показаться грубым, но вы должны уйти. Кыш! У меня ничего не получается, когда вы смотрите.
— Конечно, — поспешно согласился Сорен. — Мы полетим поохотиться.
Оставшись один, Корин немного расслабился. Шагнув ближе, он подставил лицо жару огня и закрыл глаза. Красные тени заплясали на внутренней стороне его опущенных век, и Корин тихонько вздохнул, стараясь не потревожить их. Когда он снова открыл глаза, луна уже вышла на небо. До полнолуния оставалось чуть меньше половины цикла, поэтому луна выглядела слегка кособокой, словно помялась, падая с высоты. По словам Гильфи, знавшей все о звездах, планетах и астрономических явлениях, через несколько дней, как раз в полнолуние, наступит полное лунное затмение. Мысль об этом почему-то тревожила Корина. Он появился на свет в ночь лунного затмения, под этим же знаком родились легендарный король Хуул и Нира. Холодок пробежал по спине Корина. Он до сих пор не мог понять, как одно и то же знамение может порождать как великое добро, так и могущественное зло. Но кем был он сам? Что, если в его жилах действительно течет кровь хагсмаров? От одной мысли об этом у Корина темнело в глазах.
Языки пламени плясали на фоне луны, дрожавшей на быстро темнеющем небосклоне. Корин вдруг подумал, что никогда раньше не смотрел на огонь вот так, на просвет, и что это сильно отличается от обычного созерцания сердца пламени. Пусть сейчас он не мог заглянуть в самую глубину огня, зато трепещущие контуры обрели новую четкость. Внезапно Корин увидел в огне сову, точнее, пятнистую совку, которую сразу узнал по пучкам перьев, торчавшим по обеим сторонам головы. Пятнистая совка летела с огромным трудом, а на спине у нее — виданное ли дело? — свернулась змея! Налетевший порыв ветра всколыхнул пламя, языки взвились в воздух и заплясали по серебру луны. У Корина екнуло в желудке. Он силился вспомнить что-то очень знакомое, но тут низкие тучи заволокли луну, стирая воспоминание. «Енотий помет!» — выругался король, с досадой уставившись на пламя. Словно в ответ на его отчаяние в огне мелькнула еще одна тень, дрожью отозвавшаяся в желудке Корина. Он готов был поклясться, что на этот раз видел не сову и не совку, а кого-то другого, причем этот образ пробудил в нем мучительную тоску и стремление немедленно пуститься в путь — но куда? К кому? Корин впился глазами в огонь. «Никогда не смогу привыкнуть к разнообразию оттенков пламени, — думал он. — Сможет ли кто-нибудь сосчитать их? Огонь никогда не бывает просто красным или оранжевым». Говорят, на свете не бывает двух похожих снежинок, но разве можно найти два одинаковых языка огня? Как-то раз Корин попытался подсчитать все оттенки оранжевого, но столкнулся с тем, что никак не может уследить, когда оранжевый цвет перетекает в желтый, а тот… У него снова кольнуло в желудке. «В нежнейший бежевый оттенок!»
