Алексей Коркищенко - Рассказы
— Конечно! — воскликнула Желтая Роза. — Ты только присмотрись…
— Я плохо вижу, — оборвал ее Сивый Отшельник.
— Это, должно быть, оттого, что ты живешь в темноте. Посиди среди цветов на поляне, твои глаза привыкнут к солнечному свету, станут зоркими, и ты увидишь, как красиво все вокруг! — предложила простодушная Желтая Роза.
— Не знаю, что ты называешь красивым, — раздраженно сказал Сивый Отшельник. — Что оно такое — красивое? Это, наверное, то, которое вкусное?
— Нет, нет! — горячо возразила Желтая Роза. — Красивое — это такое!.. Когда ты видишь его, радуешься всему на свете…
— Я радуюсь только вкусному! — прервал ее крот. — Ладно, я посижу, посмотрю, что у вас тут наверху есть вкусного.
— Посиди подольше, а я спою для тебя. — Иволга перелетела ближе к нему.
— Ну, пой, если ты уж не можешь не петь, — равнодушно согласился Сивый Отшельник.
Он уселся на свежем земляном холмике у норы и, отвернувшись от солнца, водил головой туда-сюда, щуря крошечные глаза.
Шло время. Желтая Роза разливалась чудесной флейтой: она старалась, думая по наивности, что Сивый Отшельник прозреет от ее песен, увидит утренний Старый лес, сверкающий в росе, и поймет, что такое красота.
— Ну как, лучше видишь? — спрашивала она после каждой песни.
Крот напрягал зрение, глаза у него слезились, перед ними колыхались, расплываясь, смутные тени. Это раскачивались на ветру цветы. А Сивый Отшельник с досадой думал: «И это Желтая Роза называет красивым?!»
— Лучше вижу! — отвечал он, злясь все больше. — Но ничего вкусного, как ты говоришь, красивого, я не вижу.
— Посиди еще, я спою самую лучшую свою песню, и ты обязательно…
— От твоих песен у меня в голове мутится — ты слишком громко поешь.
Вдруг Сивый Отшельник насторожился. Какой-то огромный зверь, страшно шумя и топоча ногами, шел по лесу, приближаясь к поляне. Жутко стало кроту: на поверхности земли он чувствовал себя беззащитным и беспомощным. Испуганно пискнув, Сивый Отшельник нырнул в нору.
— Куда ты? Погоди! — закричала Желтая Роза. — Это же лошадь идет. Старая добрая лошадь! Она приходит в лес пить родниковую воду и есть траву. Смешной, пугливый Отшельник, лошади испугался! Лошади кротов не едят… Вернись!
Забившись глубоко под землю, Сивый Отшельник долго приходил в себя. Бранился: «Дурень, послушался совета глупой Желтой Розы, перегрелся на солнце и совсем испортил глаза… Все наврала она про красивое! Ничего там наверху вкусного нету!»
Приключения Коричневого Пройдохи
Хозяин Желтого ерика, свирепый рак Стальные Клещи, отец пяти тысяч двухсот тридцати семи сыновей и дочерей, выбросил на берег жука-плавунца, которого не зря прозвали Коричневым Пройдохой. Жук опасно проказил и обижал рачат, катаясь на их спинах.
Коричневый Пройдоха треснулся о песок и простонал:
— О, Стальные Клещи, разве так шутят, как ты!
На него тотчас кинулись с дерева три трещотки, три бездельницы сороки: Терка-Перетерка, Крячка-Раскорячка и Тыр-Пыр-Растопыра. Самая проворная из них, Терка-Перетерка, схватила Коричневого Пройдоху, положила на пень, чтобы расклюнуть его броню и полакомиться.
— Не торопись, не торопись, Терка-Перетерка! — затрещала Крячка-Раскорячка. — Я первая увидела жука, и я его съем!
— Зря стараешься, зря кричишь! — затараторила Тыр-Пыр-Растопыра. — Не будь я Тыр-Пыр-Растопырой, если не съем этого жирного жука!
И она, растопырив крылья и хвост, полезла в драку.
— Прочь, прочь, прочь! — прострочила Терка-Перетерка, идя на них грудью и щелкая клювом.
Коричневый Пройдоха лежал на спине и беспомощно сучил ногами, пытаясь перевернуться и удрать от сумасшедших трещоток. Но тяжела была броня на спине, не мог жук встать на ноги и развернуть крылья — не за что было зацепиться ему. Потому и лежал он на пеньке, как приклеенный.
— Пш!.. Пш-ш!.. Проклятые балаболки! Лучше бы они меня съели! Ох, беда, задыхаюсь!..
Сороки, забыв и о жуке, и о причине ссоры, ругались и дрались уже посреди поляны.
Подняв глаза к небу, Коричневый Пройдоха увидел Мрачного Мудреца, старого ворона. Тот неподвижно сидел на ветке дуба и казался черным наростом на ней.
— Послушай, Мрачный Мудрец, — прошептал жук-плавунец. — Спаси… Я, Коричневый Пройдоха, умею быть благодарным…
— Мрак! — ответил ворон и мудро покачал головой. — Врак! Как ты, ничтожный жук, сможешь отблагодарить меня, Мрачного Мудреца?
— Каждый день я буду дарить тебе на обед серебристую жирную тарань, — выдохнул из последних сил Коричневый Пройдоха. — Спаси-и, высыхаю…
— Дар? Тарань?
Мрачный Мудрец вспомнил, что жук-плавунец, несмотря на свою ничтожную величину, мог загрызть даже большого сазана.
Покинув дерево, он взял в клюв умирающего Коричневого Пройдоху и полетел к Желтому ерику.
Терка-Перетерка, Крячка-Раскорячка да Тыр-Пыр-Растопыра спохватились, но поздно. И подняли тарарам на весь Старый лес. Ругали Мрачного Мудреца:
— Мудрый дурак! Грак! Брак! Мрак!
Старшина Старого леса, могучий старый дуб, видавший сто тысяч золотых зорь, вздохнул и тихо прошептал:
— Шумите? Смешные!..
Тайна воробьиных сборищ
Приметили жители нашего города: по вечерам на главную улицу зачем-то слетаются воробьи. Чаще всего это бывало поздней осенью и зимой перед большими морозами. Облепив деревья большими стаями, воробьи вначале негромко и спокойно переговаривались, а потом поднимали отчаянный гвалт и затевали драки, не обращая внимания на прохожих.
Что за подозрительные собрания они проводят? О чем так яростно спорят? И вообще, а не замышляют ли они чего-нибудь против человека? Над этим задумывались многие юные и пожилые натуралисты. Однако тайну воробьиных сборищ посчастливилось разгадать только Мите Веденееву.
Это произошло однажды вечером после холодного дождя. С багрового неба северный ветер сметал подмороженные лохмотья разорванных туч. Митя, поеживаясь, стоял около продовольственного магазина под старой акацией, дожидаясь прилета воробьев.
— Эй, мальчик! — вдруг кто-то окликнул Митю. Странный, будто бы механический, голос донесся откуда-то сверху.
— Ой, кто это сказал?! — Митя испуганно отскочил от стены и, подняв голову, увидел ворона, сидевшего на карнизе дома.
— Это сказал я — ворон Мрачный Мудрец, — ответила птица.
— Не может этого быть!
— Может, Митя, вполне может, — сказала птица и мудро покачала тяжелой головой.
— Такого не бывает, чтобы птицы разговаривали!
— Хра-хра-хра! — засмеялся ворон. — Еще как бывает! Я много прожил. Мне двести семьдесят три года. Я много знаю и многое могу.
«Наверно, я сплю и мне все это снится!» — подумал Митя в смятении.
— Нет, Митя, ты не спишь, и я тебе не снюсь. Я существую на самом деле и лечу из Старого леса на Кавказ проведать старшего брата. Здесь у меня остановка. Я набираюсь сил у продовольственного магазина вот уже несколько дней и наблюдаю за тобой каждый вечер. Скажи, Митя, зачем ты приходишь к старой акации? Наверно, хочешь понять, о чем кричат воробьи на своих сборищах!
— Да! — пылко ответил Митя: он поверил в чудо. — Я бы все отдал…
— Тихо, Митя, не кричи. Я помогу тебе, если ты отдашь мне пирожки с потрошками, которые напекла тебе хуторская бабушка. Очень вкусные и питательные пирожки печет твоя бабушка! Я унес один, хра-хра-хра!.. Извини… Понимаешь, ослаб я. Много сил потратил зря, плутал долго, пока попал в ваш город. Сорок лет не летал на Кавказ, а тут все так сильно переменилось: новые моря появились, новые реки, новые дороги — не узнать местность… Так ты согласен, Митя?
— О Мрачный Мудрец, я отдам тебе все пирожки с потрошками и свежего мяса дам впридачу! — без колебаний согласился Митя.
— А не прибавишь ли ты мне ко всему этому еще свои пятерки по географии, а то, знаешь, что-то слабо я стал ориентироваться в пространстве. Как бы снова не сбиться с верного пути.
— Забери у меня все пятерки по географии — я ее заново выучу! — только сделай так, чтобы я понял, о чем говорят воробьи.
— Хорошо, Митя, договорились. Стань к стене, чтобы тебя прохожие не толкали, и крепко задумайся. Забудь, что ты человек. Вообрази себя воробьем. Войди в его положение.
Митя прислонился к стене магазина и стал настойчиво думать, что он — маленькая чирикающая птичка, что ей холодно и голодно, и страшно ей ночевать на морозе. Ему даже удалось вообразить, что на нем не плотная теплая одежда, а легонькие, продуваемые северным ветром серенькие перышки. Не очень-то они его грели! И пальцы на лапках, то есть на ногах, мерзли. Чтобы согреться, Митя попрыгал по тротуару, как воробей, и натолкнулся на женщину.
— Мальчик, где твои глаза? — сердито сказала она.
