Борис Априлов - Морские приключения Лисенка
— Нет, это не гастрит.
— А что же?
— Думаю, что от голода. Но не стоит обращать на это внимания.
Синяя акула сделала круг вокруг скалы и снова приблизилась к жертве. Она, как кнутом, была по воде хвостом.
— Хочу есть! — чистосердечно призналась она. — Я очень хочу есть и не знаю, что делать.
Лисенок ничего не ответил. Он давно заметил, что поведение акулы изменилось. И невольно стал со страхом смотреть ей в пасть, где желтели скучающие, готовые заработать зубы. В течении следующего часа хищница не могла упрекнуть себя в недобросовестности. Она непрерывно шмыгала под скалу и старалась хоть немного утолить голод мелкими рыбешками. Но они только разжигали ее аппетит. Теперь Синяя акула уже не походила на то склонное к сентиментальности существо, которое еще вчера было готово рассказывать о своей жизни. Тогда она была сыта.
— Не знаю, выдержу ли я. — заявила она наконец. — Да и ради чего я должна торчать здесь, где мне совершен но нечего есть?
— Прогуляйтесь! — предложил пленник.
— А ты тем временем сбежишь, да?
— Как же я сбегу?
— Тебя унесут дельфины.
— Тогда голодайте здесь.
— Мне не хочется голодать.
— В чем дело? Вы, кажется, на что-то намекаете? — спросил Лисенок.
— Нет смысла придерживаться традиций, — словно бы про себя произнесла акула. — Что из того, что я родилась 23 июля? Я вполне могла родиться и 21 июля. Тогда мой день рождения был бы сегодня и я могла бы тебя съесть.
— Это, конечно, так, но посколько вы не…
— Ну и что в том?
— Не стоит изменять традициям. Их не напрасно выдумали самые умные существа на свете — люди. Вы говорите — не двадцать третьего, а двадцать первого…
— Вот именно. Это не имеет никакого значения.
— Имеет. Вы родились двадцать третьего и должны праздновать эту дату двадцать третьего!.. Нельзя праздновать день рождения, когда вам вздумается. Каждый рождается только раз.
— И умирает только раз.
— Хватит говорить о смерти!
— Я так хочу есть!.. Съем-ка я тебя сегодня, а там будь что будет. Не стану я тебя стеречь целых три дня!
Синяя акула прищурила глаза. Лисенок поежился. СЕГОДНЯ ему не хотелось умирать.
Вчера — другое дело. Вчера ему нравилось быть героем, он просто не обдумал всего как следует. Но когда человек или животное оказывается на одиноком острове, невольно приходят часы раздумий, переоценки некоторых вещей, невольно принимаются новые решения. Не случайно мыслители ищут уединения. А большего уединения, чем на острове, не бывает. Ходишь по острову — никого, смотришь вперед — море, смотришь вверх — небо, куда не повернешься — кругом морская ширь.
И не раз к голову приходит мысль, не совершил ли глупости, погнавшись за журавлем в небе и выпустив синицу. Убедившись в ошибке, одинокий скиталец стремится вернуться домой.
Истина, к которой пришел Лисенок за эти двадцать четыре часа, была особенно горькой. Здесь, между небом и морем, он постиг еще одну важную истину: жить — это так хорошо!
Но одно — желание жить, а другое — когда кто-то не хочет, чтобы ты жил. Лисенок смотрел в кровожадные глаза акулы, которые горели от нетерпения.
— Двадцать третьего числа погода будет прекрасной, и вы на славу отпразднуете свой день рождения, — сказал Лисенок.
— Я не выдержу до тех пор. У меня свело живот от голода.
— Закаляйте волю! Представьте себе, что меня нет.
— Это невозможно, — простонала акула. — Я представляю себе, что ем тебя. Что бы ты ни говорил, я думаю только об этом.
— У вас нет воображения. Почему вы не представите себе что-нибудь прекрасное?
Например, восход солнца.
— Для меня нет ничего прекраснее еды!.. Тихо!.. Не шевелись!.. Я заметила крупную скумбрию.
— Скумбрия! — закричал во всю мочь Лисенок. — Беги!
Синяя акула исчезла. Вскоре она вернулась. Теперь она стала еще злее.
— Ты не имеешь права разгонять моих жертв, понял?
— Мне не хотелось, чтобы вы ее проглотили.
— Глупец, если бы я ее съела, ты жил бы дольше.
— Знаю.
— Почему же тогда поступаешь столь опрометчиво?
— Я был обязан спасти ее.
— Этого я понять не могу. И зачем вы стремитесь помогать друг другу?.. Неужели это доставляет вам удовольствие?
— Это не удовольствие, а долг… Но вам этого не понять.
— Мне и незачем понимать. А тебя уже ничто не спасет.
Синяя акула ударила по воде хвостом. В ее жесте сквозило нетерпение. Лисенок понял его значение и завопил от ужаса.
— Ха-ха-ха! — засмеялась Синяя акула, которая на самом деле была серо-синей, а сейчас черной от злости.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ. ДЕЛЬФИНЫ НАЧИНАЮТ БОРОТЬСЯ
— Она не проглотит его раньше 23 июля! — уверенно заявил Мони.
Члены Дельфиньего совета переглянулись, потом загадочно заулыбались. Мони хотел было обидеться, но он был хорошо воспитан и пересилил себя. В таких случаях он закрывал глаза и несколько раз повторял про себя: «Взрослые редко ошибаются, взрослые редко ошибаются…» И наоборот: «Дети совершают ошибку за ошибкой, дети совершают ошибку за ошибкой…»
— Может, объясним ему? — нарушил молчание Ловкий.
— Попытаемся, — согласился Вожак. — Если он и сегодня не поймет нас, то вспомнит наши слова, когда вырастет… Я должен объяснить ему?
— Ты.
— Видишь ли, Мони, — начал Вожак, — нельзя верить акуле и ей подобным, Особенно, когда они что-нибудь говорят, когда сыты. Сытый думает одно, голодный — другое.
Синяя акула уже проголодалась и, ручаюсь, вертится возле Лисенка, намереваясь его съесть.
— Не дожидаясь дня рождения?.. Но ведь это нарушение традиции!
— Традиций придерживаются только сытые, они-то их и придумали. Синяя акула сейчас думает только о том, как-бы приступить к делу… Если только не поживилась крупной жертвой.
— А возле Ныряющей скалы не водится крупных обитателей, — дополнил Ловкий. — Конечно, порой туда заплывает крупная рыба, но акула не может сейчас гоняться за ней. Она должна стеречь Лисенка… У меня такое предчувствие, что твоего друга сегодня проглотят.
— Тогда и моя жизнь кончена!.. Это я во всем виноват… Что вы медлите? Нельзя ли что-нибудь предпринять?
Все повернулись к Вожаку.
— Это мы сейчас обсудим, — сказал он. — Надо очистить наше море от акулы. Каждый день мы даем все новые жертвы.
— Наступило время решительных действий! — крикнул Ловкий.
— Раздавим проклятую! — поддержал его Смелый.
— Как? — спокойно осведомился Вожак.
— Что-нибудь придумаем, — прошептал Длинный.
— Должны же мы с ней разделаться, — откликнулся Толстяк.
— Наступило время! — повторил Ловкий. — Пусть у нас будут жертвы, но мы одолеем ее!
— Да, без жертв не обойдется, — сурово произнес Вожак. — Не забывайте, что Синяя акула — непревзойденный пловец. Кто может настигнуть ее?
— Тогда давайте ждать и ничего не делать! — недовольно буркнул Ловкий.
— Нет! Мы начинаем бороться, пути назад нет! — Вожак задумался. — Мы или спасем Лисенка, или отомстим за него.
— Надо спасти его! — заволновался Мони.
— Это зависит от многих вещей. А вот и Серебряная кефаль.
Известная своей мудростью, Серебряная кефаль приплыла к месту встречи, как и обещала Мони. Она и в самом деле была очень мудрой, если ее сравнивать с рыбами, однако дельфины — другое дело. Но что она могла предложить? Правда, со вчерашнего вечера она думала только о том, как спасти пленника.
— У тебя есть предложение? — спросил Вожак.
— Есть у меня одна идея… Может, она не слишком удачна, но поскольку ничего другого мне в голову не пришло, изложу вам ее, — скромно произнесла кефаль.
— Догадываюсь, — произнес Вожак. — Я тоже подумал об этом. Ты имеешь в виду Глагоабазубадузу, да?
— Вот именно! Но как ты догадался?
— Она все время у меня на уме. При желании она могла бы помочь одолеть Синюю акулу.
— Эта напыщенная корзинка? — удивился Ловкий.
— Эта слизкая… — даже не могу найти подходящего слова, — присоединился к Ловкому Смелый.
— Только ОНА может помочь.
— Но как?
— Она и ее кочующая империя.
Представьте себе удивление Дельфиньего совета, а я представляю себе ваше удивление. Но Мечтатель, который уже начал кое о чем догадываться, добавил:
— Ее кочующая империя насчитывает три миллиарда медуз.
Наступило молчание. Члены совета один за другим начинали понимать, к чему клонит Вожак. Они один за другим поднимали головы, давая понять, что им все ясно. А вы еще не догадались, правда?
— Чего же мы ждем? — спросил Ловкий. — Поплыли!
— Гениальная идея! — подпрыгнул Смелый. — Вперед! Где Глагоабамуза?
— Глагоабазубадуза! — поправил его кто-то.
Никак не могу запомнить ее имя… Давайте… ее разыщем!
