Мэри Стюарт - Людо и его звездный конь
Людо посмотрел туда, куда был устремлен взгляд Льва, вверх, и снова увидел, как вырвалась из-за горизонта — вперед, в ясное великолепие неба, Колесница Солнца.
На сей раз сомнений не оставалось — она приблизилась, так близко, что Людо разглядел золотые бока квадриги лошадей и их нежно-золотые гривы, развевающиеся по воздуху, и сверкнувшие, как вспышка, поводья, и огромные колеса, вращающиеся на своих пылающих осях. Мчащиеся лошади тянули колесницу все выше и выше, вверх, по крутому пространству неба, и из-под горячих подков сыпались искры, а вокруг них разливался свет и заполнял собой летний мир по мере того, как колесница поднималась в небо. В колеснице сидел Некто. Но когда Людо захотел взглянуть на него, ему пришлось моргнуть и отвернуться, а когда он снова посмотрел на небо, колесница уже исчезла, став тем великим миром света, который мы называем Солнцем.
Мальчик обернулся и посмотрел на Льва — тот следил за ним мягким взглядом.
— Старый Ренти… Он — один из них? — прошептал, ужаснувшись, Людо.
Лев снова улыбнулся.
— А почему бы и нет? Ты же сам сказал, что он — Звездный Конь, и если Кузнец его подкует и Весы правильно его взвесят, почему бы, после такого путешествия ему и не сделаться Звездным Конем в самой колеснице Солнца? Не думаешь ли ты, что оказался с ним здесь случайно и помогаешь ему благополучно пройти этот путь? Случайностей не бывает, Людо. Ренти нужен на полях Солнца, вот ты и привел его сюда, а теперь мы с Девой проводим тебя до последнего отрезка пути. Веди его. Теперь на него уже никто никогда не сядет.
Людо послушно взял повод и пошел за Львом и Девой вниз, по холму, через летние поля.
Глава 15. ВЕСЫ
Кузница находилась у реки, и тропа, по которой они шли, вела прямо в воду и исчезала в мелком броде. За рекой поднимался густой хвойный лес — такой Людо видел и дома. Лес взбирался круто вверх, к холмам, покрытым лиственными деревьями, а за ними высились горные пики — опять же такие, как дома. Они были знакомы ему до мелочей — до снега на вершинах. Воздух у кузницы сделался прохладнее, чем у колодца, и на траве, растущей вдоль тропы, лежала паутина и большие капли росы.
Но в кузнице было жарко, очень жарко. Кузнец, смуглый старик с бычьими плечами и хромой ногой, раскалял в печи железный полоз. Печь кипела, как внутренности вулкана. Все это очень напоминало кузницу дома, в деревне: большая открытая печь с горящими углями и огромными кожаными мехами, к которым крепилась длинная труба, через нее-то и раздували меха, такое же ведро с водой для охлаждения железа и деревянная коробка, беспорядочно набитая гвоздями всех диаметров и размеров. На стене висели подковы для лошадей всех сортов — от ломовых до самых малюсеньких пони, каких только можно себе представить, а за мехами, у стены — вязанка железных прутьев и стальной лемех.
Но одна вещь отличалась от кузницы дома. Под единственным маленьким оконцем, выходившим на реку, висела полка, и на ней — чудесные маленькие поделки из дерева и статуэтки — такой красоты, какой Людо никогда не видел и даже не мог представить. Там были гномы и карлики из хвойного дерева, какие мастерил и отец, но даже более живые и разнообразные. Еще там стояли олени, серны и фавны из кедра и березы; статуэтки из металла, еще более искусные, — фавны, морские существа и дети; модель колесницы с квадригой из блестящего металла — она смотрелась прямо как золотая, но вряд ли могла быть золотой. Лошадиные шкуры сияли и переливались в отсветах огня, а колесница — столь тонкой работы, что казалась сделанной из шелковой узорчатой ткани. Колесница была пуста.
Но внимательно Людо рассмотреть не мог. Кузнец стоял у печи, к ним спиной. Он обернулся, не выпуская из рук щипцов на длинных ручках, в которых мерцал раскаленный железный полоз, и увидел в дверях Льва, Деву, Людо и Ренти. Он никак их не приветствовал, но Лев и Дева, казалось, и не ждали от него приветствий. Они не вошли внутрь, а продолжали стоять по обе стороны дверного косяка и как будто чего-то ждали.
Кузнец задержал взгляд на Ренти, потом сердито посмотрел на Людо из-под черных бровей.
— Ну, мальчик, — сурово сказал он. — Веди его сюда. Времени мало. Эти подковы трудно приладить, а работать нужно быстро, ведь скоро стемнеет. Веди же его сюда.
И вот уже Ренти стоит тихо, как мышка, а кузнец поднимает его ноги одну за другой и подрезает копыта для новых подков. Людо хотел было предложить помощь — мехи раздувать, он ведь часто помогал кузнецу дома, но, взглянув в сторону мехов, увидел двух мальчиков, которых не заметил раньше. Они сидели в тени и ждали, когда можно будет начать раздувать. Тогда Людо тихонько прошел к полке, где лежали поделки из дерева, и, пока кузнец работал, разглядывал вырезанные фигурки.
Клин-клэнг, клинг-клэнг — шипел остывающий металл, когда подкову бросали в ведро с водой. Свистящий вдох и выдох мехов и рев огня в просторной трубе. И еще более громкое шипение, когда дымящаяся подкова накладывалась на копыто Ренти. Запах горящих копыт, который, как это ни удивительно, не замечал сам Ренти, затем режущий скрежет и стук молотка, и — клинг-клэнг — все повторялось снова.
Работа шла небыстро, и тени снаружи удлинялись, но Людо не замечал времени. Он не заметил, как ушли, очень тихо, Лев и Дева, — так хороши были маленькие поделки. Он изучал каждую линию, каждую отметку инструмента и всей душой желал, чтобы однажды он, Людо, смог бы вырезать хотя бы в половину так искусно.
Он, никчемный Людо, который ничего в жизни не умел делать хорошо, только помогать отцу смотреть за животными и матери — по дому. Никогда-никогда не сможет он так мастерски резать! И больше никогда даже не увидит таких поделок, когда покинет эту Странную Прекрасную и Ужасную Страну…
Смуглая мозолистая рука легла на плечо Людо, отчего он подпрыгнул. Кузнец взял лошадку, вырезанную из вяза, и вложил в руку мальчика.
— На, подержи! Посмотри, как она сделана. Потри дерево большим пальцем, вот так.
Большой лопатовидный палец любовно погладил дерево. Мозолистая рука нежно обвилась вокруг искусно вырезанной фигурки. Казалось, такие грубые руки не могли сделать чудесную маленькую скульптурку. Людо погладил дерево, и в этот момент огромная рука Кузнеца легла на кисть Людо и крепко сжала руку мальчика, держащего поделку, — так, что ему стало больно. Потом кузнец разжал руку. Ладонь у Людо саднило, кисть свело судорогой, и когда мальчик посмотрел на свою руку, он увидел, что на ладони отпечаталась лошадка — ее покрасневший контур вдавился в плоть.
Кузнец взял у него поделку и поставил ее обратно на полку.
— Больно? — спросил он с улыбкой, которую вряд ли можно было бы назвать доброй.
Людо кивнул, растирая ладонь
— Значит, запомнишь, — сказал кузнец. — И если ты все-таки доберешься до дома и будешь резать кусок дерева, ты почувствуешь его форму, ту форму, которой он хочет стать.
При этих словах он пронзил Людо своими тревожными черными глазами. полуприкрытыми кустистыми бровями.
— Запомни, мальчик. У всего есть душа. Даже кусок сухого дерева, что ты подбираешь с земли в лесу, где-то в глубине имеет свою форму, ты только можешь срезать лишнее — это все равно, что очистить орех — и найти душу дерева и ту форму, какой оно хочет стать. Ты порежешь руки, и они будут болеть, но не останавливайся, пока не найдешь душу дерева. И не думай — легко тебе не будет. Ничто никогда не дается легко, если оно настоящее. Но если это твое, если оно в тебе заложено, тогда ты не посмотришь на боль, но добьешься своего. А теперь вставай на Весы и пора — в путь. Скорпион не из тех, кто будет ждать.
— Весы? — с удивлением спросил Людо.
И тут он вспомнил знак, который шел за Девой на листке Гулы. Это он и был, точь-в-точь, выжженный горячим металлом на косяке двери.
И сразу увидел сами Весы. Они были очень простые и очень большие. Такие большие, что на них можно было бы взвесить лошадь. К скошенному потолку крепился крюк, а с него свисал рычаг, служивший перекладиной, на обеих концах которой цепи держали две большие неглубокие плошки. Перекладина резко накренилась, так что одна из плошек лежала на полу. Людо с удивлением заметил, что в ней не лежало ничего, кроме истертого куска веревки, служившей поводом Ренти. Другая чаша была пуста.
Кузнец поднял повод, и чаша весов поднялась и выровнялась с другой.
— Зачем Вы его взвешивали? — с изумлением спросил Людо.
— Я взвешивал не повод, а лошадь, а повод положил на другую чашу.
— На другую чашу? — эхом повторил Людо. — Вы хотите сказать, что взвешивали повод против лошади?
Ему не вполне удалось убрать из голоса недоумение, но кузнец лишь кивнул — он уже нес повод туда, где стоял Ренти, и принялся обвязывать им шею коня.
— Это, знаешь ли, не обычные весы. — Они дают столько сведений, если, конечно, уметь их толковать, и, поверь мне, лучше не пренебрегать тем, что они скажут.
