Элинор Фарджон - Седьмая принцесса
— Наверняка нет! — ухмыльнулся бее. — Ни за что не догадаешься! Никогда! И будешь ты моя! Моя! Моя! — И он снова сделал грудь колесом и важно прошёлся взад-вперёд, покручивая хвостиком.
— Хватит нахальничать, садись прясть. Время поджимает! — воскликнула Долл.
— Время — тьфу! — хвастливо сказал бес. — Закрой глаза и спи. Если можешь.
— Спать я всегда могу. — Долл зевнула и мгновение спустя уснула крепко и сладко.
Год ли, миг ли спала Долл, она не знала, но снилось ей жужжанье миллиона веретён, пахло свежевыстиранным бельём, и всё во сне было голубым, точно цветущий лён. Потом жужжанье вдруг прекратилось. Долл вздрогнула, очнулась и протёрла глаза. Солнечный свет струился через свободные от льна окна, а на дорого толпились люди и что-то изумлённо кричали.
— Она успела! — ойкала Полл.
— Она успела! — охала маманя.
— Она успела! — басили Эйб, Сид, Дейв и Хэл.
— Она всё спряла! — восклицала старая Нянька.
В кухню вошёл сияющий Нолличек и радостно улыбнулся Долл, которая всё позевывала да потягивалась
— Ты успела! — сказал он.
Долл огляделась, удивлённая не меньше остальных. Огромные кипы льна исчезли, а на их месте лежали аккуратные мотки тончайшей пряжи, готовые превратиться в полотно для наволочек и простыней. Ну и ну! Поганый бесёнок-то каков! Сдержал слово! И Долл сонно улыбнулась Нолличеку. И глаза у неё были голубые, точно лён в цвету.
— Значит, я успела! — произнесла она.
— Но как?! Как тебе удалось?
— Спроси чего полегче.
— Хорошо, спрошу, — согласился король, — Долл, ты хочешь стать моей женой?
— Да, Нолл, хочу.
— Венчаться! Венчаться! — воскликнула Нянька.
Пока молодые разговаривали, она перебирала мотки с пряжей, ища изъян. Но ничего не нашла. К тому же Нянька приметила, что Долл и подремать после работы успела, и всё за отведенные ей полчаса. «Раздумывать нечего, — решила Нянька. — Надо поскорее женить короля на лучшей в Норфолке пряхе».
— Под венец! — воскликнула она радостно.
И через час в Норфолке зазвонили свадебные колокола.
Глава VIII. ПОЛЛ ПРИ ДВОРЕ
Когда отыграли свадьбу и Долл стала королевой Норфолка, Мамаша Кодлинг продала мельницу и пекарню и обосновалась при дворе. За маманей последовала Полл, а за ней — Эйб, Сид, Дейв и Хэл. Целый месяц иенрикаянно слонялись они по дворцу, но не прижились.
Мамаша Кодлинг заскучала по кастрюлькам и сковородкам, поскольку на королевской кухне безраздельно хозяйничала Кухарка, — а двух хозяек, как известно, не бывает. Эйб, Сид, Дейв и Хэл заскучали по серпам и мотыгам. B конце-концов все пятеро вернулись на мельницу. Не за тридевять же земель! Всего-то несколько миль от дворца по дороге, что вдоль моря бежит. Чем скучать в чужих, немилых сердцу покоях, не лучше ли жить на любимой мельнице, а раз в неделю садиться в синюю таратайку с красными колёсами да приезжать к дочке и сестре-королеве на воскресный обед. Зимой там подавали на стол говядину и свинину с жареной картошкой и капустой, сыр и яблочный пирог. Летом угощали бараниной с мятным соусом, молодой картошкой и зелёными бобами, взбитыми сливками и пирогом с вишнями. На Михайлов день на стол ставили жареного гуся и пудинг с коринкой и черносливом. А на Рождество потчевали свиной вырезкой и сладкими пирожками. Пообедав на славу и дав хорошего храпака, семейка снова усаживалась в сине-красную таратайку, братья дружно кричали «Но-о-о!» серому ослику по кличке Доббин, который в будние дни возил тяжеленные мешки с мукой, и катили прочь. И надо признаться, что ноша у Доббина бывала по воскресеньям ничуть не легче, чем всегда: шутка ли — четверо парней и толстуха мать, да ещё с набитыми до отказа животами!
Полл же на мельницу не вернулась, прочно обосновавшись вместе с сестрой во дворце. И обе они были вполне счастливы. Долл могла бездельничать сколько душе угодно, так как добрая сотня слуг из кожи вон лезла, лишь бы предупредить любое желание королевы. Одна служанка расчёсывала ей косы, вторая — шнуровала туфельки, третья — пришивала пуговицы, четвёртая — размешивала сахар в каше. И для остальных девяноста шести тоже находилась работа: ведь мы выполняем за день ещё не меньше девяноста шести разных дел. Короче, Долл и пальцем шевельнуть не давали, и её это очень даже устраивало. Просьбы королевы слуги выполняли с радостью, поскольку она была со всеми мила, на диво хороша и всегда премного всем довольна. По утрам, когда надо было составлять меню на день, а Долл не могла выдумать ничего, кроме беляшей, Кухарка Китти помогала ей добрым советом. Садовник Джек посылал ей после завтрака самые красивые цветы, а Горничная Джен делала из них букеты и расставляла в красивые вазы в спальне королевы. Ровно в одиннадцать часов Дворецкий Джон приносил из винного погреба рюмку шерри, а Молочница Мегги прибегала с кружкой жирного молока. И чтоб никого не обидеть, Долл выпивала и то, и другое. А Нянька ежеутренне меняла простыни и наволочки на королевской постели и вешала свежие полотенца, поскольку бельевой шкаф — благодаря королеве-пряхе — был снова заполнен тончайшим льняным бельём.
Нолличек стал вдвое покладистей и добрее, чем в прежние, холостяцкие времена. Или, если угодно, он стал в два раза менее ершистым и несговорчивым, что, в общем, то же самое. В молодой жене он души не чаял, а она ему ни в чём не перечила, и тарарамы во дворце почти позабылись. Впрочем, иногда Нолличек бранился с Полл, так как оба они были отчаянными спорщиками. Порой эти споры перерастали в настоящие ссоры, и они обзывались обидными именами. Но бдительная Нянька никогда не позволяла им разругаться вконец: наказывала, разводила по углам, а потом посылала просить прощение — непременно до захода солнца, чтобы ие перенести ссору в новый день. На самом деле непримиримые спорщики, Нолл и Полл, друг дружке очень нравились, и Нолличек старался угодить не только жене, но я её сестрёнке. Долл нежилась на мягких перинах и подушках, красовалась в шёлковых платьях и в других радостях не нуждалась. Когда же король захотел порадовать Полл, она попросила подарить ей огромную птичью клетку, чтобы входить к Серебристой серпоклювке, словно в домик. И Нолличек повелел выстроить в саду, куда долетал солёный морской ветерок, огромную, выше человеческого роста, птичью клетку. Было в ней три помещения: устланная травой спальня, вокруг которой задёргивались занавесочки, ванная комната с бассейном, заполненным морской водой, и гостиная с галькой, песком и ракушками. Полл проводила здесь полдня, а то и полночи, кормила свою Серебрянку с рук, а та по-прежнему хворала, и ей не становилось ни лучше, ни хуже. Каждое утро Полл отправлялась на берег с корзинкой для свежей рыбы, мешком для песка и ведёрком для морской воды и водорослей. Уж очень ей хотелось, чтобы Серебрянка чувствовала себя в клетке как дома. От дворца до лачуги Чарли было куда дальше, чем от мельницы, и Полл встречала рыбака очень редко. А встретив, непременно спрашивала, скоро ли выздоровеет Серебрянка. Чарли же всегда отвечал одно: «Время покажет».
Полл любила свою Серебрянку больше жизни. Она мечтала её вылечить, но дня, когда крыло заживёт и птица от неё улетит, ждала со страхом и печалью. Девочка боялась, что не выдержит разлуки. В прочем, если Серебрянка так и не сможет летать, ей, Полл, будет ещё горше. Помимо ухода за птицей у Полл вскоре появилось много других занятий. Кухарка разрешала ей толочь орехи и чистить ягоды в жаркой кухне, Молочница дозволяла снимать сливки с молока в прохладной маслобойне, Садовник звал в солнечный сад полоть сорняки, а Дворецкий посылал в полумрак погреба нацедить пива на ужин королю. И все они охотно отвечали на её бесчисленные вопросы: отчего скорое тесто непременно сбивают на сквозняке; где у слепого червя голова, а где хвост; почему нельзя взбалтывать портвейн (а микстуру, наоборот, надо); почему сливки всегда оказываются поверх молока. Короче, на скуку у Полл времени не оставалось. А если приспичит ей вдруг в будний день увидеть родню, она могла оседлать королевского ослика по кличке Боббин и съездить по бережку на мельницу. Ну, а по воскресеньям маманя и братья — сами появлялись во дворце — неукоснительно, как часы.
Так, тихо-мирно шли недели и месяцы, а на исходе года Норфолкские колокола возвестили о рождении наследной принцессы. Нолличек на радостях повелел устроить ружейный салют, но Нянька сочла, что порох — детям не игрушка. Пришлось королю взять свой пугач и бабахнуть три раза с вершины утёса. А ещё через пару недель всё во дворце бурлило и кипело: здесь готовились к крестинам королевской дочери.
Кухарка испекла грандиозный пирог с ягодами, изюмом, миндалем, тмином, корицей и розовыми лепестками, покрытый сверху глазурью. Не пирог, а целое трёхъярусное сооружение. Первый, самый широкий ярус являл собой сахарный цветник, второй — голубятню с сахарными голубками, а верхний изображал часовенку, внутри которой стояла сахарная колыбель, а вокруг танцевали сахарные херувимчики. Когда Кухарка возвела наконец шпиль часовни, пирог измерили. Оказался он семи футов вышиной; а поднять его смогли только четверо здоровенных: мужчин, да и то — поднатужившись. Этой чести удостоились Эйб, Сид, Дейв и Хэл. Чтобы не опоздать на торжество, они прибыли во дворец накануне крестин.
