Майкл Бонд - Паддингтон путешествует
— Ничего себе, сто лет! — удивился Джонатан. — Вот это возраст!
— У медведей годы по-другому считают, — напомнила миссис Бёрд.
— Начнём с того, что у них по два дня рождения в году, — добавила Джуди.
— Как бы то ни было, Паддингтон, — продолжал мистер Браун, — не важно, сколько именно ей исполняется, главное, что она уже в очень преклонном возрасте и празднует очень почтенный юбилей, вот мы и подумали, не захочешь ли ты на него съездить?
— Речь! — выкрикнул кто-то из дальнего конца комнаты.
Паддингтон замялся.
— А мне опять придётся плыть через океан в спасательной шлюпке и питаться мармеладом, как по дороге сюда? — спросил он.
— Нет, — успокоил его, среди всеобщего смеха, мистер Браун. — Я специально сходил в большую пароходную компанию, и они пообещали дать тебе отдельную каюту по специальным медвежьим расценкам, а в придачу стюарда,[27] который понимает в медведях и будет за тобой присматривать.
Паддингтон сел на стул и крепко задумался. Всё это случилось так неожиданно, что мысли у него совсем закрутились и запутались, и он даже не знал, что сказать и кого первым благодарить.
— А ничего и не надо говорить, — выручила его миссис Бёрд. — Лучше съешь вместо этого кусок торта. Я его специально испекла.
— На нём написано: «Воп voyage»,[28] — пояснила Джуди. — Это значит: все мы желаем тебе счастливого пути.
— А ну-ка, — предложил торговец уценённой бакалеей, когда Паддингтон принялся разрезать торт, — крикнем-ка в его честь троекратное «Ура!».
Следующие несколько минут, пока Паддингтон раздавал всем тарелочки с тортом, в доме номер тридцать два по улице Виндзорский Сад дрожали все потолки и стены, причем было замечено, что даже мистер Карри кричит ничуть не тише других.
— Скучновато без тебя будет, медведь, — проговорил он хмуро, когда, выходя через некоторое время на улицу, задержался у дверей, чтобы пожать Паддингтону лапу. — И кто же, интересно, будет исполнять мои поручения?
— О господи, — вздохнула миссис Браун, когда гости понемногу разошлись и остался один только мистер Крубер. — Как вдруг тоскливо сделалось. Надеюсь, мы правильно поступили.
— Зато никаких больше мармеладных пятен на стенах, — попробовал пошутить мистер Браун, но шутка никого не развеселила. Паддингтон убежал к себе, а остальные уныло поплелись в гостиную.
— Я пятна не стану смывать, — решительно заявила миссис Бёрд. — Никогда, ни за что на свете.
— Я думаю, вы приняли абсолютно правильное решение, — рассудительно произнёс мистер Крубер. — В конце концов, Тётя Люси ведь вырастила и воспитала Паддингтона, и если бы она не отправила его в Англию, мы бы никогда с ним не познакомились.
— Я знаю, о чём ты думаешь, Мэри, — сказал мистер Браун, беря жену за руку. — Но если Паддингтон решит остаться в Перу, мы не имеем права его отговаривать.
Брауны примолкли. Когда из Перу пришла телеграмма, мысль отправить Паддингтона на родину на день рождения тёти Люси показалась им просто великолепной, но теперь, когда всё уже было решено, им вдруг сделалось невероятно грустно.
За годы, проведённые в их доме, Паддингтон стал неотъемлемой частью семьи, и представить жизнь без него было почти невозможно. При мысли, что они, чего доброго, никогда больше его не увидят, Брауны все ниже и ниже опускали головы.
Но вдруг тишину нарушил знакомый топоток лап по лестнице, а потом бухнула, открываясь, дверь гостиной и вошёл Паддингтон, волоча свой кожаный чемодан.
— Я уже собрался, — доложил он, — только мочалку не упаковал, на случай, если решу принять ванну перед дорогой.
— Уже собрался? — не поверила миссис Бёрд. — Погоди, а все остальные твои вещи…
— Для них целый контейнер понадобится, — добавила Джуди.
Паддингтон страшно удивился.
— Я собираюсь взять только самые важные вещи, — пояснил он. — А остальные, если можно, оставлю здесь, для сохранности.
Брауны и мистер Крубер переглянулись.
— Паддингтон, — заговорила наконец миссис Браун, — подойди сюда и сядь. Может, ты и не очень складную речь произнёс на своём торжестве, но сейчас сказал именно то, чего мы все от тебя и ждали. Ты, наверное, и сам не понимаешь, что значат для нас твои слова.
— Для меня они значат только одно, — заявила миссис Бёрд. — Я могу со спокойной совестью смыть со стен все мармеладные пятна. Ведь нам же, в конце концов, понадобится место для новых, когда Паддингтон вернётся. Это самое главное.
Все с энтузиазмом поддержали миссис Бёрд, причем громче всех звучал голос медвежонка.
А потом он уселся в своё кресло, и на мордочке у него появилось очень довольное выражение. Да, будет ужасно здорово снова увидеть тётю Люси, и всё-таки он уже думал о том, как замечательно будет вернуться потом сюда. А ещё у него не было никаких сомнений, что по дороге в Перу и обратно он соберёт целую коллекцию самых необычайных пятен.
Привидения на палубе
Паддингтон вздрогнул, проснулся и несколько раз моргнул, чтобы глаза попривыкли к вечернему свету, а потом с озадаченным видом осмотрел палубу теплохода «Карения».
Не знай он, что это совершенно невозможно, потому что судно по-прежнему было в двух днях пути от Англии, а от дома тридцать два по улице Виндзорский Сад в Лондоне и ещё намного дальше, он готов был поклясться, что его только что окликнули по имени, причём довольно громко, и окликал не только голос мистера Брауна, но и голоса всех остальных — миссис Браун, Джонатана и Джуди, не говоря уж о миссис Бёрд.
Вообще-то Паддингтон любил смотреть сны. Иногда во сне показывали ужасно интересные вещи, особенно после плотного ужина, приготовленного миссис Бёрд. Но теперь, оглядывая пустынную палубу огромного теплохода, он пришёл к выводу, что этот сон как-то уж слишком подозрительно похож на реальность.
Был тот предвечерний час, когда лучи заходящего солнца придают теням разные причудливые формы, и поскольку почти все остальные пассажиры ещё сидели за ужином и поблизости не было даже ни одного дружелюбного стюарда в форменной белой куртке, Паддингтон пожалел, что съел целых две порции сдобного пудинга, который шеф-повар приготовил специально для него в этот вечер.
Быстренько обмакнув переднюю лапу в стоявшую рядом банку с мармеладом, Паддингтон поплотнее натянул на голову капюшон своего пальтишка, поудобнее устроился на раскладном стуле и пододвинул поближе большую жестянку с надписью: «Печенье с маком. Собственность П. Брауна, эсквайра. Ручная кладь».
Паддингтон любил печенье с маком, особенно то, где сверху ещё толстый слой мармеладных корочек, и вскоре тихий ночной воздух огласило негромкое размеренное чавканье.
Путешествие в Дремучее Перу, в Дом для престарелых медведей в Лиме, для участия в торжествах по поводу дня рождения тёти Люси было долгим и интересным, и все же теперь, когда оно уже совсем подходило к концу, Паддингтон всё с большим нетерпением ждал, когда же снова увидит всех своих старых друзей; немного подумав, он решил, что именно этим и навеян его удивительно яркий сон.
Постепенно сочетание обильного и очень вкусного ужина, морского воздуха и мерного гудения машин далеко внизу оказало на него успокаивающее действие. Через некоторое время он уже снова сладко спал и не проснулся даже тогда, когда одно печенье выпало у него из лапы и покатилось по палубе к борту.
Паддингтон так и не понял, когда это случилось и как долго продолжалось, но вдруг, ни с того ни с сего он обнаружил, что ему снова снится сон, и, что самое удивительное, это ещё один сон про Браунов.
Причём этот сон был похож на правду ещё сильнее, чем предыдущий.
Начинался сон с того, что он уронил ещё одно печенье, причём уронил на самой вершине крутого холма неподалёку от улицы Виндзорский Сад. Вместо того чтобы надломиться или просто упасть, печенье встало на ребро и покатилось за ним вдогонку. Хуже того, с каждой секундой оно становилось всё больше и больше, и чем больше оно становилось, тем быстрее катилось, и вот уже Паддингтон улепётывал от него по улице Портобелло со всех лап, лавируя между киосками и лотками торговцев.
И всё это время он отчётливо слышал, как Брауны окликают его по имени, хотя видеть их и не мог.
А потом случилось самое худшее. Только что он бежал по улице, пыхтя и тревожно оглядываясь через плечо на преследовавшее его печенье, а гут на пути ему будто бы встретилась широченная лужа варенья. Чем отчаяннее он пытался шевелить лапами, тем безнадёжнее они застревали, и вот наконец он, вздрогнув, проснулся и обнаружил, что сидит на палубе, окутанный и опутанный своим пальтишком.
Паддингтон не без труда высвободился, и оказалось, что, во-первых, лапа у него застряла в банке с мармеладом, а во-вторых, что он, брыкаясь во сне, опрокинул жестянку и почти всё печенье рассыпалось по палубе.
