Юрий Лигун - Боцман, бурундук, кот и крыса
– Что за чепуха?! – воскликнул Максюта. – Неужели не ясно – конечно, ты ЭТА! Ведь если бы ты была ТА, я с тобой бы не дружил.
– Я тоже так думаю, но иногда берут сомнения…
Полундра подошла к маленькому надтреснутому зеркальцу, которое боцман держал для бритья щёк, и начала внимательно изучать своё отражение. По её дрожащим усам было видно, как она волнуется. А когда Полундра волновалась, то начинала говорить стихами. Но, похоже, на этот раз волнение было очень сильным – баллов восемь, а то и девять. Не волнение, а настоящий шторм! Поэтому крыса даже не заметила, как запела. И голос у неё был в сто раз грустнее, чем бывает у оперных певиц на пятнадцатый день гастролей:
Внутри я плачу… Вслух пою…Во мне двоится дух…Когда у зеркала стою,То отражаю двух.
Одна – заклятый враг зверей,Другая – друг кота…Скажите мне, друзья, скорей —Я ЭТА или ТА?
А вдруг я ТА и ЭТА?Я жду, друзья, ответа!
У ТОЙ огнём горят глаза,И злость её пасёт,А ЭТУ от огня слезаГорючая спасёт…
Не надо лишних слов, друзья,Ведь знаю я сама:Мне ТОЙ и ЭТОЙ быть нельзя,Чтоб не сойти с ума.
Но если я не ЭТА,Считайте, песня спета…
На последней руладе Полундра залилась такими горючими слезами, что, если бы залить их в мотор, корабль пошёл бы по морю раза в два быстрее.
* * *– Хочешь сыру? У меня припрятан кусочек, – спросил кот, чтобы перевести разговор на другую тему.
– Хочу-чу-у-у! – прорыдала крыса. – Хочу-чу-у-у! А ещё больше хочу разобраться, кто я на самом де-е-еле!
– Бурун Борисович, может, ты ей скажешь, пока она потоп в каюте не устроила? – недовольно мяукнул Максюта.
– Да-а-а! Пусть ска-а-а-ажет! – вытирая лапами усы, простонала Полундра.
Но Бурун Борисович ответил не сразу. Сначала он сгрыз орешек из защёчного мешочка, потом пересчитал полоски на животике, потом поморгал глазками и только потом сказал:
– Есть одна история. Могу рассказать.
Но ответа он ждать не стал, а просто принялся рассказывать.
Глава 31
Шнырь и лосёнок
– У нас в тайге кроме разных зверей водились люди, которых называли браконьерами. Их мы боялись больше всего. Ведь браконьеры охотились в местах, где охота запрещена. Вот представьте: идёт зверь по такому месту, хвостиком машет, песенки поёт и даже по сторонам не глядит, потому что знает: никто на него охотиться не будет. И вдруг: пиф-паф, ой-ой-ой! – умирает зайчик мой!
Ох и не любили мы браконьеров! Но среди них был один, которого мы не любили ещё больше. Звали его Шнырь, потому что он и зимой, и летом по тайге шнырял, чтобы потом добычу продать и новых патронов купить. Этот Шнырь не знал жалости и наводил на всех такой ужас, что не только звери, но и деревья дрожали, когда он выходил на охоту.
Однажды он подстрелил лосиху и страшно обрадовался. Ведь она была очень большая, значит, за шкуру и мясо можно было выручить большие деньги. Шнырь погрузил лосиху на телегу и хотел было ехать домой, но тут из-за сосны вышел лосёнок. Ему было месяца два, и он уже мог обходиться без материнского молока. Поэтому браконьер решил не убивать его, а взять с собой. А зачем, и сам не знал. Может, из-за жадности, а может, потому, что лосёнок был очень симпатичным. Хотя наверняка глупым, если согласился бежать за телегой, которой правил убийца его матери.
А ещё через два месяца Шнырь заметил, что он привязался к лосёнку, а тот к нему. И такая прочная привязь получилась, что теперь на охоту браконьер ходил неохотно, да и когда ходил, всё чаще промазывал. А зимой вообще ни разу не выбрался. Сидел возле печки и кашу ел, потому что откуда мясу взяться, если на охоту не ходить? Но не только кашу ел, а ещё лосёнку всякие истории из своей жизни рассказывал, ведь надо же с кем-то говорить. А истории были такие ужасные, что Шнырь плакал, и его горькие слёзы капали в кашу, отчего она всё время горчила.
Весной, когда каша кончилась, собрался Шнырь в ближний посёлок в пяти часах ходу, если напрямик через тайгу. А лосёнок, который к тому времени стал выше своего хозяина и раза в три тяжелее, через полчаса не выдержал и пошёл следом. Да Шныря разве догонишь? Он в тайге чувствовал себя как рыба в воде, а лосёнок – наоборот, ведь его юность прошла в человеческом жилище.
Потому и людей не боялся. Потому и дал подойти к себе на расстояние выстрела…
После гибели лосёнка Шнырь так загоревал, что совсем охоту забросил. Сильно он это дело невзлюбил, поэтому даже ружьё не стал продавать, а утопил в болоте. А потом устроился в артель собирать грибы и ягоды. И с тех пор не стало в тех краях житья браконьерам. Ведь только они добычу заприметят, как из кустов Шнырь вылезает, словно медведь-шатун, с которым лучше никогда в жизни не встречаться. Посмотрит на браконьера из-под густых бровей так, что у того всё из рук валится, а потом сломает упавшее ружьё об колено, и тихонько так скажет: «Не шали!»
Скажет-то тихонько, но браконьер всё равно услышит и бежит куда глаза глядят, только пятки сверкают…
* * *– И что дальше? – спросил Максюта, когда Бурун Борисович замолчал.
– Да ничего. Я всё рассказал.
– Как – всё? – заволновалась Полундра. – Ты же обещал объяснить, кто из нас настоящая, ТА или ЭТА.
– А ты лучше скажи, когда Шнырь был настоящим: когда в лосиху стрелял или когда лосёнка воспитывал? – вопросом на вопрос ответил бурундук.
– Как по мне, то настоящий лосёнка воспитывал, – ответил Максюта.
– И по мне! – поддержала его Полундра.
– И по мне! – одобрительно кивнул Бурун Борисович. – Потому что мы настоящие, когда делаем хорошие дела, а когда делаем плохие, то это не мы, а злые духи, которые нас облепили, как гнус таёжный. Вот и надо от них отмыться водой, чтобы снова собой стать.
– А если воды нет? – спросил Максюта.
– Тогда слезами попробуй.
– Это как?
– А ты спроси у Полундры, она знает…
Глава 32
День Морского Флота
После выступления в кают-компании бурундук, кот и крыса проснулись знаменитыми. Теперь их знали в лицо не только матросы, но и командиры. Даже капитан перестал вздрагивать при виде сытой кошачьей морды или крысиного хвоста, торчащего из-за угла. Правда, коку понадобилась целая неделя, чтобы при встрече с Полундрой перестать вздрагивать и повторять, словно заклинание: «Это не ТА крыса! Это ЭТА крыса!»
Максюте и Полундре быть знаменитыми нравилось. Полундра могла теперь спокойно разгуливать по кораблю и не бояться, что за ней будут гоняться или швырять вдогонку посторонние предметы. А Максюта от резко возросшего количества сосисок резко прибавил в весе и стал похож на мотоцикл.
Что же касается Буруна Борисовича Рундука, то корабельная слава мало его волновала. Его волновали волны и манил горизонт, ради которого он проделал огромный земной путь и за которым, скорее всего, скрывалось то, что его мудрый дедушка называл смыслом жизни.
– Вот ты знаешь, что такое смысл жизни? – любил спрашивать он своего непоседливого внука.
– Ну, это… запасов на зиму запасти, – неуверенно отвечал бурундучок, поглаживая защёчные мешочки.
– Это задача жизни, а не смысл. Хотя, по правде сказать, я и сам толком не знаю, что это такое. Потому что смысла жизни во время жизни не понять… Он прячется за её чертой.
Помнишь, я показывал тебе черту, которая соединяет небо и землю. Некоторые думают, что за ней ничего нет. А я думаю, что как раз за ней всё только и начинается…
Тогда бурундучок не понимал слов деда. Но теперь, став взрослым, всё чаще вспоминал их, особенно когда глядел на ту далёкую черту, которую люди называют горизонтом.
Но нынче поглядеть не удалось, потому что на корабле началась большая драйка. Даже Максюта не сумел усидеть в шезлонге, который то и дело перетаскивали с места на место, чтобы на палубе не осталось ни одного не выдраенного пятнышка.
– Сегодня, ребятки, выступление отменяется, – сказал после вахты боцман. – Только не надо на меня так смотреть. Капитан приказал подготовить корабль ко Дню Морского Флота, чтобы всё было с иголочки. Так что прилижитесь, как следует, чтобы шерстинка к шерстинке. Но из каюты лучше не высовывайтесь. Будет сам Адмирал, который живности терпеть не может, и, говорят, сам Президент страны, про которого не скажу, но бережёного Бог бережёт.
Сказав это, Неудахин потрепал своих друзей по загривкам, выдал каждому двойную норму провианта и побежал руководить матросами.
Адмирал нагрянул внезапно, хотя его всё время ждали. Сначала в небе показалась маленькая точка, затем раздался рокот мотора, и наконец на палубу, недоверчиво пощупав её колёсами, аккуратно уселся пузатый вертолёт. Из него под музыку заранее приплывшего оркестра вышли Адмирал и Президент в сопровождении адмиральши и президентши.
