Евгений Енин - Зубная фея летает на зубной щётке
– Вот, – продолжал гном свой внезапный рассказ, – а потом зимой мы снова пошли куда подальше, и ещё с великанами познакомились. Только другими. А наших всех в пещеру подземную угнали. Там гномов было видимо-невидимо, столько, оказывается, разных деревень есть на свете. И с феями там тоже познакомились. Ну, а потом вывели всех оттуда. А потом сидеть дома надоело, вот, отправились в путешествие. Ездила когда-нибудь по железной дороге?
– Нет. Никогда. Я на самолётах летала, – про самолёты она прошептала так, чтобы гном не услышал.
– Ну да, откуда тебе на поездах ездить.
Толстый с видом превосходства облизал зефирину. Янка вспомнила, как станционный смотритель назвал гномов деревенщиной.
– Подожди, а что за феи? Ты сейчас сказал, что вы с феями познакомились.
– Феи, – пожал плечами гном, – обычные. Такие, с крыльями, вон, как у него. – Толстый показал пальцем на пролетающего фея постельного белья. – Они нас тоже летать научили. Малыш вообще лучше феев летает. У них город на деревьях.
– И что, они дикие? – Янка решила проверить информацию на всякий случай.
– Почему дикие? – удивился Толстый.
– Ну, там, они страдают? От этих, невзгод?
– Почему страдают? Ничего не страдают. Летают себе.
– А погода? – Янка помахала рукой, изображая погоду.
– А что погода? Нормальная погода.
– Ну да. Ясно.
Янка подумала, что в этой квартире сказок рассказывают многовато даже для фей.
– О, мои идут. Эй!
Толстый замахал рукой. Подошли три гнома, и Янка познакомилась с Белочкой, Профессором и Малышом. Поговорить не получилось, поезд уже отправлялся, и станционный смотритель снова позвонил в колокол.
– Ну, пока, звоните, если что, – сказала Янка по привычке.
– А? Во что звоните, зачем звоните?
Толстый непонимающе посмотрел на вокзальный колокол, звон которого ещё не затих.
– Ничего, это я так, – смутилась Янка. – Извини.
– А. Ладно, пока, может, увидимся. Если будешь в наших краях, мы с Профессором в Старой деревне живём, а Белочка с Малышом – в Новой. Ты это, заходи.
Гномы, с которыми она познакомилась, и все прочие погрузились в пассажирские вагоны. В товарные вагоны грузчики закатили последнюю катушку ниток. Паровоз загудел, станционный смотритель ещё раз ударил в колокол, и состав тронулся.
Янка помахала рукой уходящему поезду. Ей показалось, так будет правильно. Подумала, не взять ли себе сухой зефир на палочке, но не знала, тут он бесплатный, как прочая еда для фей, или только на обмен. Вспомнила, что ждёт её ночью: за болтовнёй с гномом по имени Толстый она успела забыть про свои планы. Вздохнула, и пошла домой. Полетела бы, находилась уже, но щётку, отправляясь гулять, не взяла, чтобы не таскать на плече.
За огромным окном темнело. Она шла и думала о темноте. И её колени начали чуть подрагивать. Чтобы успокоиться, Янка принялась вспоминать свои игрушки, оставшиеся дома, какие они милые и хорошие.
Стало ещё хуже.
* * *– А это куда?
Яна пыталась просунуть руку в крыло пингвина. Находясь внутри пингвина. Демьян суетился рядом.
– Давай, я подержу. Сильнее. Сильнее. Толкай. А теперь голову. Сюда. Давай.
В голову пингвина, в её верхнюю часть, была напихана вата, так что клюв оказался на уровне её лба. А под клювом обнаружилась дырка, занавешенная сеткой из старых чёрных капроновых колготок.
Янка попыталась поправить голову пингвина, тяжело давившую на её собственную, но не смогла поднять руки, вставленные в крылья, достаточно высоко. Тогда она покрутила головой, устраивая её поудобнее. Но, похоже, удобного положения внутри пингвиньей головы не существовало.
– Не видно же ничего! – крикнула она Демьяну.
Из пингвина голос Янки звучал как из-под одеяла, придавленного подушками.
– Да, это несколько неудобно, но нельзя, чтобы тебя заметили. Заметили, что ты внутри, – терпеливо объяснял Демьян.
Внутри пингвина воняло потом. Неудивительно: Янка ещё шага не сделала, а уже вспотела. Она решила, что всегда будет жалеть актёров, которые в примерно таких же куклах развлекают детей на праздниках и рекламируют что-нибудь на улицах. Но издалека, близко к ростовым куклам она больше не подойдёт.
Стараться изображать неуклюжую походку оживших игрушек не пришлось, она сама изобразилась. Ноги внутри пингвиньих лап двигались максимум на четверть шага. Янка подумала, что если понадобится бежать за кем-то или от кого-то, она не сможет. Да какое там бежать, у неё ходить-то не получается. Что под ногами, куда наступаешь, из пингвина вообще не видно. Янка представила, как она спотыкается, падает, а это всё видят зомби-игрушки. Янка вспотела ещё больше. И решила, что на улице, то есть в квартире, может быть прохладнее, чем в её домике. Да и вообще уже пора.
– Ну всё, я пошла! – крикнула Янка.
– Что? – не расслышал Демьян.
– Пошла я!
– А?
Янка вытащила правую руку из крыла и откинула сетку, прикрывавшую лицо.
– Пошла, – сказала она в дырку.
– Удачи тебе. – Демьян положил руки на то место, где у пингвина могли бы быть плечи. В глазах у него блестели слёзы. – Береги себя. Возвращайся. Обязательно. Я буду ждать.
Подъездный фей всхлипнул.
– Угу. Постараюсь.
* * *Силы на разговоры Янка решила не тратить, всё равно не слышно, что она говорит. Шагнула за порог. Сделала два шага, привыкая к жизни внутри пингвина. И замерла. Попыталась в ужасе оглянуться, но это было возможно только мелко переступая ногами и поворачиваясь вокруг своей оси.
Вроде никого не видно. Это ей очень повезло. Если бы кто-то из оживших игрушек заметил, как она выходит из домика, прогулка бы тут же кончилась. А могли бы подумать об этом они с Демьяном, и посмотреть в окна перед выходом.
Янка тяжело дышала, сердце колотилось. А воздуха внутри пингвина и так не хватало. Даже голова закружилась. Всё, надо успокоиться. Потихоньку пошла. Топ-топ. Топ-топ. Бум. Что это? Пробовала пощупать. Ага, крылом. Много так нащупаешь. Вроде, забор. Ничегошеньки не видно. Мало того, что через колготки смотрит, ещё и в квартире темно, свет-то погасили. Ладно, вот это точно дорожка.
Янка шла, стараясь не споткнуться. Заранее решила: если упадёт, пытаться встать не будет, всё равно не получится, лучше полежит до утра. Прикинется мёртвой игрушкой. То есть, не мёртвой, нормальной. Не живой. Ах, ты, забыла, она же завывать должна для маскировки. Янка подошла к ближайшему домику и потыкала крылом в дверь.
– Двай пыграем! Двай пыграем!
* * *– Двай пыграем! Ну, и хватит. Вроде похоже получается, – решила Янка.
Она пошла на ощупь, в темноту, уже жалея, что придумала себе это приключение. Пока всех приключений – жуть, мрак и духота внутри пингвина. Задула бы дома свечку и сидела там, потея в этой шкуре, так же было бы противно, и так же полезно – ругала она себя.
Отрывать полностью лапы от земли не получалось, она шоркала ими по дорожке. Янка шла, переваливаясь с боку на бок, получалось вполне натурально, по-пингвиньи. По крайней мере, ей так казалось. Наклонилась влево, шаг, наклонилась вправо, шаг, влево, вправо, вле…
Кто-то пихнул Янку в бок и она чуть не опрокинулась. И это ещё ладно. Она чуть не заорала: «Куда прёшь!»
Пока Янка восстанавливала равновесие, мимо прошагало что-то тёмное, на голову выше её. Вернее, выше на голову её пингвина, а её выше раза в полтора. Ага, медвежонок. Идёт, раскачивается, помахивает лапками. Передними. Котенку легче, он на четырёх лапах. Но тоже переваливается: лапы не сгибаются в коленях.
Так, ещё и котёнок здесь.
Янка поняла, что идёт не одна. Ой. Совсем не одна. Её окружает целая стая оживших игрушек, и, стоит ей чуть помедлить со следующим шагом, кто-то тут же толкает её в спину. Ночная демонстрация зомби. А глаза, горят у них глаза? Ну вот, всех кого видит, она видит со спины. Остановиться, развернуться, посмотреть на тех, кто пихается сзади, нельзя – повалят. Шарканье нескольких десятков плюшевых лап мелким песком засыпало темноту спящей квартиры.
Янка почувствовала, что куда-то поворачивает, вернее её поворачивают.
Несколько игрушек отделились от тёмной переваливающейся массы и увлекли её за собой. Ага, к домику подходим. Надо же, какой-то идиот свечку на ночь не погасил! Они теперь знают, что в домике кто-то есть.
Игрушки встали перед крыльцом. Несколько минут попереваливались на одном месте. Первым к двери подошёл щенок. Потыкался в неё мордой, и завыл: «Двай пыграем! Двай пыграем! Двай пыграем!» Говорит, будто рот ватой набит. А, ну да, так и есть, рот набит ватой. Щенок вернулся к топчущимся игрушкам, к двери пошёл жираф.
Янка чуть не вскрикнула.
Глаза у щенка не горели. Они светились. Тускло светились, так что днём не заметить. Светились зелёным светом.
– Зелёный, – шёпотом сказала Янка.
Почему-то ей это понравилось. Если бы глаза оживших игрушек оставались обыкновенными, она бы разочаровалась. Жирафа сменил котёнок. Потом – не пойми что, какой-то колобок.
