Ирина Ставская - Чудесные каникулы
— Это тебе не игрушка. Живая душа. Играй куклами.
Отец всегда так говорит: «Это живая душа».
Мама тут же бросила все дела и принялась кормить олененка. Хорошо, что в каком-то ящике шкафа нашлась соска Виорела, братишка уже ел с ложечки. Она дала олененку молоко. Ну и сосал же он! И тут же улегся на половичок спать.
Ходила я вокруг него, поглядывала, мама прогоняла меня. В конце концов одела меня тепло и выставила из дома, чтобы я не беспокоила Зелу. Так назвала его мама.
Зелу просыпался, сосал соску и снова ложился на половичок… Когда он подрос, мама выпустила его в загон. Олененок ходил важный среди кур и поросят и только нюхал лес. Чувствовал, где его дом.
— И не убежал? — спросил Тинел.
— Сначала нет. Приходили мамины друзья, пытались дать ему что-нибудь с руки: хлеб, сахар, пучок травы. Он ни от кого ничего не брал. Даже от отца. От меня. От Виорела. Только из маминых рук.
— А ты его гладила когда-нибудь? — спросила Лина.
— Только мама… Потом у него выросли рожки… Стал совсем большой. Один раз он перепрыгнул изгородь и ушел в лес. А вечером вернулся. Потом опять ушел и вечером вернулся. А однажды ушел и остался в лесу. Отец сказал, что в тот день мимо прошло стадо оленух…
— Родственники, — заметила Лина.
— Ну да… И не вернулся больше. Нашел себе семью… Мама скучала по нему, выходила на поляну и звала:
— Зелу! Зелу! Иди к маме!
Мы стояли чуть в сторонке и смотрели издали. Раздавался треск веток, бежал Зелу! Он появлялся, как из-под земли, возле мамы и разрешал ей ласкать его, гладить по рожкам и спине. Брал из маминых рук лакомство и снова убегал в чащобу.
— А теперь она зовет его?
— Нет. Зелу стал совсем большим, и мама отпустила его на волю. Говорит: «Не надо напоминать ему ни о нас, ни о нашем доме»…
— Вот мы и дошли, — сказала Аникуца неожиданно.
За стволами открылась большая солнечная поляна, вся засаженная молодыми деревцами, еле-еле поднимающимися над бурьяном. Многие деревца даже не видны были, до того были малы.
В другом конце поляны — это и была плантация — полол какой-то человек. Дети поняли, что это отец Аникуцы, лесник.
Спустя несколько минут они уже с усердием работали. Носили к краю плантации снопы бурьяна и там складывали его в кучу. Бурьян быстро увядал на солнце.
Тинел поинтересовался:
— А обязательно надо пропалывать? Деревья могут ведь расти и так.
— А пока вырастут? Бурьян все душит. Потом они будут расти и без прополки.
Тинел подумал: «Для маленького деревца и бурьян — смертельный враг. Как дракон. Вон сколько драконов».
И старательно рвал и нес бурьян в копну.
— А почему вы посадили столько деревьев? Мало леса кругом? — спросила Лина, когда, усталые и счастливые, они сели в тени пообедать.
— Лес большой. Но мы сажаем каждый год, чтобы и через двести лет здесь был лес, — ответил лесник, нарезая хлеб большими ломтями…
Над ними поднимались деревья, просеивая сквозь листву солнечный свет, и дети чувствовали силу леса в этих верхушках, устремленных к небу, в корнях, уходящих глубоко в землю, в могучих темных стволах, стоящих один возле другого, словно древнее войско.
В воздухе над посадкой проплыла синяя птица…
— Сизоворонка! — сказал лесник, проследив за ее полетом.
После обеда отдохнули немного в тени, попили родниковой воды. Первым поднялся лесник.
— Сидите еще, отдыхайте, — сказал он детям.
Но как сидеть и отдыхать, когда ряды молодых деревцев точно зовут их! Дети поднялись и вышли на битву с «драконами», как их мысленно окрестил Тинел. Даже устроили соревнование. Каждый складывал свою копну бурьяна.
— Знайте, — сказал им лесник, — я назову ее «Дубравой Детей».
— И здесь будут жить олени?
— Олени и дикие кабаны, зайцы и белочки, и разные-разные птицы. Как же иначе? На то он и лес.
— И сизоворонка? — спросил Тинел. Ему очень понравилась птица с сизыми перьями.
— И сизоворонка.
Спустя некоторое время лесник, приставив ладонь к глазам, посмотрел на солнце и сказал:
— Все. Теперь идите домой. Чтоб не застали вас сумерки в лесу. А я еще останусь.
Дети попрощались и пошли к кордону.
Миликэ шел по тропинке, хватал высокий бурьян за «чубы» и выдергивал с корнем.
— Что с тобой? — остановила его Аникуца.
— Он воюет с драконами, — объяснил Тинел.
— Где нужно было, мы повоевали. А здесь не надо.
Миликэ ничего не ответил, но тут же угомонился.
Аникуца объяснила:
— В лесу нет ничего лишнего…
Глава VI
Однажды Теофил Спиридонович дал Миликэ и Тинелу ответственное поручение: помыть черепки двух найденных в последние дни кувшинов. После того, как мальчики хорошо вымоют черепки и те высохнут, Лина должна была их паспортизировать, то есть написать на внутренней стороне каждого, где он был найден, когда и т. д., а Теофил Спиридонович — склеить их. Он торопился, хотел при первом удобном случае поехать в Кишинев, в Академию.
Мойка черепков имела свои правила: сперва следовало уложить черепки в таз с водой и оставить так на 2—3 часа, чтобы земля, прилипшая к ним, хорошенько размокла, а потом жесткой щеткой промыть каждый в отдельности с самой большой тщательностью, чтоб на них не осталось ни комочка земли, ни песчинки.
Теофил Спиридонович, Антон, Герасим и Дэнуц с лопатами и заступами на плече ушли по новому направлению в поисках мест, где можно было бы начать новые раскопки.
Мама принялась хозяйничать на кухне.
Лина взяла книгу и ушла на берег Днестра читать и загорать на солнце, пока мальчики будут мыть. Сначала она искупалась, потом легла на плоский гладкий камень с раскрытой книгой под носом…
Миликэ и Тинел положили черепки каждого кувшина отдельно в два таза, налили воды и пошли купаться. Полежали, позагорали, потом попускали «утят»…
Вскоре все это им надоело. Миликэ встал и пошел посмотреть, который час, заглянул и в тазы: земля еще не размокла. Предстояло ждать и ждать. Он вернулся, сел рядом с Тинелом на камне, погрузил ноги в воду и шепотом сказал:
— Мы оба — дураки.
— Чего вдруг? — нахмурился Тинел. — Мы самые умные в мире, — и весело подмигнул.
— Нет, самые большие дураки! — настоял Миликэ с деланной обидой. — Ну зачем мы сидим здесь и ждем?
— А что мы можем делать? Теофил Спиридонович велел…
— Да, велел, но это не значит, что мы должны сидеть, как привязанные, и ждать.
— Надо же…
— Надо-надо! Сам знаю, что надо! Можем ведь мы ждать и в другом месте.
— Где же?
— Давай дойдем до дома лесника, возьмем Аникуцу и вместе с нею доберемся до Дубравы Детей…
— Это далеко, — испугался Тинел. — Мы не успеем.
— Или в лес пойдем поблизости.
— Угу, — улыбнулся Тинел, и Миликэ, ободренный, продолжал:
— Погуляем, соберем земляники, грибов, мало ли что, может, увидим какую-нибудь белку…
Глаза Тинела совсем загорелись: уж очень ему хотелось посмотреть на живую белку, увидеть, как прыгает она на ветках!
— А потом вернемся, вымоем черепки — большое дело! — поедим и снова в лес или на раскопки.
— Точно, — мотнул головой Тинел. Ему понравился план.
Ни мама, ни Лина не заметили, когда мальчики ушли из лагеря.
Тропинка, протоптанная день за днем Аникуцей, быстро привела их к дому лесника. Еще издали они услышали лай собаки. Но вот беда, Аникуцу они дома не застали. Дома был один Виорел.
— Аникуца пошла с мамой в село. К бабушке, — объяснил им Виорел.
— Тогда пойдем одни, — решил Миликэ.
— Куда? — поинтересовался Виорел.
— На посадку. Где вчера пололи, — ответил Миликэ.
Тинел робко ему напомнил:
— Мы же вроде договорились не идти, потому что далеко…
Виорел успокоил его:
— Так то было вчера! Сегодня отец полет в другом месте, ближе.
— Вот видишь? — обернулся Миликэ к брату. Потом снова Виорелу:
— А знаешь где?
— Знаю, — ответил мальчик с большой охотой. — Это недалеко.
— Тем лучше. Где? Или, может быть, и ты пойдешь с нами? Хочешь пойти с нами?
— Хочу.
— Тогда давай пошли.
— Я не могу так. Надо закрыть в загоне свинью с поросятами, наседку с цыплятами и гусей.
И принялся загонять их в загон. Мальчики тоже взяли в руки по хворостине, чтобы помочь ему. И все же, когда после долгой беготни Виорелу удалось закрыть калитку загона, он вдруг сказал, не глядя на них:
— Не пойду.
— Ты же сказал…
— Не могу оставить дом.
— Дверь на замке, — заметил Миликэ.
— Да. А если кто-нибудь придет к отцу? Надо сказать, где отец. Мама сказала, чтобы я сидел дома.
И по его решительному виду и неподвижной позе мальчики поняли, что не сдвинут Виорела с места ни за что на свете.
