Мэри Нортон - Добывайки

Наступило молчание.

— Ну и скажи ей! — произнес мальчик через минуту.

— Но ее здесь нет! — воскликнула Арриэтта. — И не было. Я уже забыла, на что она и похожа!

— Берегись! — сказал мальчик. — Сюда кто-то идет.

Арриэтта обернулась, но было поздно прятаться: перед ней стоял Под: в одной руке мешок, в другой — булавка. Он стоял на пороге классной комнаты, его силуэт четко вырисовывался на фоне освещенного коридора, перед ним на полу лежала его крохотная тень. Он увидел ее.

— Я слышал твой голос, — сказал Под, и спокойствие, с которым он это произнес, показалось ей страшнее всего на свете, — когда выходил из Её комнаты.

Арриэтта, не опуская глаз, глядела на отца и глубже запихивала письмо под кофточку. Видно ему или нет, что там за ней, в темноте. Видно или нет огромную фигуру, закутавшуюся в одеяло?

— Пошли домой, — сказал Под и повернул обратно.

11 ИЮЛЯ «Нет розы без шипов»

СКАЖИ ТВОЙ ТЯТЕ ЛУПИ ВЕРНАТЬСЯ ДОМОЙ

Глава четырнадцатая

Под не раскрыл рта, пока они не оказались дома. И ни разу не взглянул на нее. Арриэтте приходилось пробираться позади него как она могла. Он не обращал внимания на ее попытки помочь ему запереть ворота, но когда она вдруг споткнулась и упала, он стоял, пока она не поднялась и не отряхнула ко­лени, глядя на нее без всякого, казалось ей, интереса.

Ужин ждал их на столе, Хомили отложила глажку и выбежала из комнаты им навстречу; на ее лице было написано удивление, она никак не ожидала увидеть их вместе.

Под скинул на пол мешок и поглядел на жену.

— Что случилось? — произнесла тревожно Хомили, переводя взгляд с мужа на дочь.

— Она была в детской, — тихо сказал Под, — разговаривала с мальчишкой!

Хомили наклонилась вперед, судорожно стиснув руки поверх передникa, глаза ее испуганно забегали по сторонам.

— Ой, — простонала она.

Под сел. Провел усталой рукой по глазам и лбу; лицо его выглядело тяжелым и бледным, как кусок теста.

— Что теперь? — сказал он.

Хомили стояла, не трогаясь с места, согнувшись, стиснув руки и не сводя глаз с Арриэтты.

— Как ты могла… — прошептала она.

«Они напуганы, — подумала вдруг Арриэтта, — они вовсе не сердят­ся… они очень, очень напуганы». Она сделала шаг вперед..

— Все в порядке… — начала она.

Хомили вдруг опустилась на катушку; она начала дрожать.

— О! — простонала она. — Что нам делать?!

И Хомили принялась тихонько раскачиваться, вперед-назад, вперед-назад.

— Мамочка, не надо, — взмолилась Арриэтта. — Все не так уж плохо, как тебе кажется. Право, не так.

Она пошарила на груди под кофтой. Сперва она не могла нащупать письмо, оно соскользнуло за спину, но наконец вытащила его, правда, очень измятое.

— Погляди, — сказала она, — это письмо от дяди Хендрири. Я ему написала, и мальчик отнес письмо, и…

— Ты ему написала! — раздался приглушенный крик Хомили. — О-о, — простонала она и закрыла глаза. — Что теперь будет? Что нам де­лать? Что нам делать? — И она принялась обмахиваться своей костлявой, но сейчас словно совсем мягкой рукой.

— Принеси матери воды, Арриэтта, — резко сказал Под. Арриэтта принесла воду в скорлупе от ореха; острый кончик скорлупы был отпилен, и она была похожа на бокал для коньяка.

— Как тебе пришло в голову, Арриэтта, сделать такую вещь? — спро­сила Хомили немного спокойнее и поставила пустую чашку на стол. — Что на тебя нашло?

И вот Арриэтта рассказала им о том, как ее «увидели» — в то первое утро, под вишней. А она решила им об этом не говорить, чтобы зря их не волновать. И как мальчик сказал, что они «вымирают». И как не просто важно, а жизненно, неотложно важно было выяснить, что семейство дяди Хендрири цело и невредимо.

— Ну поймите, пожалуйста, поймите, — молила их Арриэтта, — я ста­ралась спасти нас всех от вымирания!

— Ну и слова она употребляет! — не без гордости сказала Хомили Поду, конечно, потихоньку от Арриэтты.

Но Под не слушал ее.

— Спасти нас! — сурово повторил он. — Вот как раз такие, как ты, дочка, которые делают все с бухты-барахты, без всякого уважения к тра­дициям, и погубят нас всех раз и навсегда. Неужели ты не понимаешь, что ты натворила?

Арриэтта встретила его укоризненный взгляд.

— Да, — запинаясь, проговорила она, — я… я… написала письмо единственным из добываек, кто остался в этих краях, и получила ответ. И теперь, — храбро продолжала она, — мы можем держаться все вместе…

— Держаться вместе! — сердито повторил Под. — Неужели ты дума­ешь, что Хендрири и его семейство вернутся и станут жить здесь? Или что мать переселится в барсучью нору за два поля отсюда, чтобы жить на открытом воздухе… без горячей воды…

— Никогда! — вскричала Хомили громким голосом, таким громким, что они оба обернулись и посмотрели на нее.

— Или воображаешь, что мать отправится через два поля и сад, — продолжал Под, — где полно ворон, и коров, и лошадей, и чего-чего там еще нет, чтобы выпить чашечку чая с твоей тетей Люпи, которую и рань­ше-то не очень жаловала? Погоди, — сказал он, увидев, что Арриэтта хо­чет его прервать, — но дело даже не в этом… дело совсем в другом, — он наклонился к ней, и в голосе его послышалась необычайная серьез­ность, — в том, что теперь мальчишка знает, где мы живем!

— Нет, не знает, — сказала Арриэтта. — Я ему не говорила. Я…

— Ты рассказала ему, — прервал ее Под, — о том, как в кухне лопнул котел и нас залило горячей водой, ты рассказала, как все наши пожитки снесло к решетке… — Он снова сел, сердито глядя на нее. — Тут только надо немного подумать, и сразу догадаешься, — сказал он. Арриэтта про­молчала, и Под продолжал: — Такого еще никогда не случалось, никогда, за всю долгую историю добываек. Их «видели» — да, их ловили — возмож­но, но ни один человек никогда не знал, где мы живем. Мы в очень большой опасности, Арриэтта, и навлекла ее на нас ты. И это факт!

— Ах, Под, — жалобно сказала Хомили. — Не пугай ребенка!

— Да, Хомили, — сказал Под мягче, — бедная моя старушка! Я никого не хочу пугать, но дело серьезное. Представь, я бы сказал тебе: собирайся, укладывай пожитки, нам надо сегодня же выбираться отсюда… Куда бы ты пошла?

— Только не к Хендрири, Под! — вскричала Хомили. —Только не ту­да! Я ни за что не уживусь в одной кухне с Люпи…

— Верно, — согласился Под, — не к Хендрири. И знаешь, почему? По­тому что, где он живет, мальчишка тоже знает!

— Ах, ах! — запричитала Хомили, окончательно впадая в отчаяние.

— Да, — продолжал Под, — парочка шустрых терьеров или хорошо натасканный хорек — и всему семейству Хендрири конец!

— Ах, Под! — воскликнула Хомили и снова задрожала. Мысль о том, что ей придется жить в старой барсучьей норе, была достаточно ужасна, но мысль о том, что даже там им нельзя укрыться, оказалась ужаснее во сто крат. — А я, пожалуй, сумела бы там в конце концов неплохо устроить­ся, — сказала она, — конечно, если бы мы жили отдельно от Люпи…

— Ну, теперь бесполезно об этом думать, — сказал Под и обернулся к Арриэтте. — Что пишет дядя Хендрири в этом письме?

— Да! — воскликнула Хомили. — Где его письмо?

— Из него не очень-то много узнаешь, — сказала Арриэтта, передавая им бумажку, — тут написано только: «Скажи своей тете Люпи, чтобы она вернулась домой».

— Что?! — воскликнула Хомили, глядя на перевернутое «вверх но­гами» письмо. — «Вернулась домой»? Что он хочет сказать этим?

— Видно, то, что Люпи отправилась к нам и с тех пор не возвращалась.

— Отправилась к нам? — повторила Хомили. — Но когда?

— Откуда мне знать, — сказал Под.

— Тут об этом не говорится, — сказала Арриэтта.

— Но это могло быть много недель назад.

— Вполне, — сказал Под. — Во всяком случае, достаточно давно, раз он захотел, чтобы она вернулась.

— Ах! — воскликнула Хомили. — А как же бедные малютки?

— Ну, малютки за эти годы порядочно подросли, – сказал Под.

— Верно, с ней что-нибудь случилось! — сказала Хомили.

— Да, ты права, — согласился Под. Он обернулся к Арриэтте. — Ви­дишь, что я имел в виду, девочка, когда говорил об этих полях?

— О Под, — сказала Хомили, и глаза ее наполнились слезами, — вер­но, никто из нас никогда больше не увидит бедную Люпи…

— Кто-нибудь, может, и увидит, но не мы, — ответил Под.

— Под, — сказала Хомили серьезно, — я боюсь. Столько всего сразу случилось. Что нам делать?

— Ну, сегодня мы ничего уже не сделаем, — ответил Под. — Это точ­но. Можем только поужинать и лечь спать, — он встал.

— Ах, Арриэтта, — разрыдалась вдруг Хомили. — Гадкая, непослуш­ная девочка! Как ты могла?! Как ты могла разговаривать с человеком… Если бы ты не…

— Меня «увидели», — сказала Арриэтта. — Я не виновата, что меня «увидели». Папу тоже «увидели». И дядю Хендрири. И я вовсе не считаю, что все так ужасно, как вы говорите. Я не считаю, что человеки такие уж плохие…