Льюис Кэрролл - Алиса в Зазеркалье (с Цветными Иллюстрациями)
И, пока Алиса ставила его на ноги, он, не переставая, бормотал:
— Я езжу много. Очень много!
Тут Алиса потеряла терпение.
— Нет, это просто смешно! — воскликнула она. — Вам бы ездить на деревянной лошадке! Знаете, такая… на колесиках!
— А что, у таких ход легче? — заинтересовался Рыцарь и обнял своего Коня обеими руками за шею. И хорошо сделал, а то свалился бы опять на землю.
— О, гораздо легче, — фыркнула Алиса.
— Достану себе такую лошадку, — задумчиво сказал Рыцарь. — Одну или две… Или несколько…
Наступило молчание. Немного спустя Рыцарь произнес:
— Я сделал много замечательных открытий. Ты, конечно, заметила, когда меня поднимала, что я о чем-то думал?
— Да, вид у вас был задумчивый, — согласилась Алиса.
— В этот миг я как раз изобретал новый способ перелезания через калитку. Хочешь послушать?
— Пожалуйста, — сказала Алиса вежливо.
— Вот как я до этого додумался, — продолжал Рыцарь. — Понимаешь, я рассуждал так: единственная трудность в ногах — как поднять их наверх. Голова и так наверху! Значит так: сначала кладем голову на калитку — голова, значит, уже наверху. Потом становимся на голову — тогда и ноги тоже наверху, правда? И перемахиваем на ту сторону!
— Конечно, если удастся это сделать, через калитку перелезешь, — сказала с сомнением Алиса. — Но вам не кажется, что все это не так-то просто?
— Я еще не пробовал, — отвечал серьезно Рыцарь, — и ничего не могу сказать наверняка… Но ты, пожалуй, права, это не очень просто…
Эта мысль его так огорчила, что Алиса поспешно переменила тему.
— Какой у вас шлем забавный! — весело заметила сна. — Это тоже ваше изобретение?
Рыцарь с гордостью поглядел на шлем, свисавший с седельной луки.
— Да, — ответил он. — Но я изобрел и другой, гораздо лучше этого. С виду он похож на огромную сахарную голову. Когда я падал с лошади, он упирался тут же концом в землю, так что падать мне было совсем недалеко. Одно нехорошо, конечно, было — я мог упасть и в него. Однажды так и случилось; хуже всего, что только я застрял в шлеме, как вдруг подъезжает второй Белый Рыцарь и надевает его на себя. Он думал, это его шлем…
Белый Рыцарь рассказывал все это так серьезно, что Алиса не посмела улыбнуться.
— Должно быть, шлем оказался ему до боли тесен, — проговорила она, едва сдерживая смех. — Ведь в нем сидели вы!
— Пришлось мне лягнуть его ногой, — отвечал Рыцарь без тени улыбки. — Тогда он, наконец, догадался снять шлем. Нелегко ему было вытащить меня оттуда, а ведь хватка у него крепкая, как… как… как… ром!
— Ну, это совсем другая крепость! — заметила Алиса.
— Уверяю тебя, тут были всякие крепости — и та, и эта!
В волнении Рыцарь воздел руки к небу — и тотчас вылетел из седла и шлепнулся головой в канаву. Алиса бросилась к нему. Падение было неожиданным — на этот раз ему удалось довольно долго продержаться в седле, и Алиса боялась, не ушибся ли он. Из канавы торчали одни лишь ноги, но, услышав, что он продолжает как ни в чем не бывало говорить, она успокоилась.
— Самые разные крепости, уверяю тебя! И все же с его стороны это было неосторожно — взять и надеть чужой шлем, да еще вместе с хозяином!
— Как это вы можете говорить вниз головой, да еще так спокойно? — спросила Алиса, вытаскивая его за ноги из канавы.
Рыцарь, казалось, очень удивился ее вопросу.
— Неважно, где находится мое тело, — сказал он. — Мой ум работает, не переставая. Чем ниже моя голова, тем глубже моя мысли! Да-да! Чем ниже — тем глубже!
Помолчав, он прибавил:
— Самым остроумным моим изобретением был новый пудинг! Я изобрел его, пока ел второе!
— И его успели приготовить на третье? — спросила Алиса. — Вот это быстрота!
— Нет, — протянул задумчиво Рыцарь, — на третье не успели! Не успели на третье!
— Значит, его приготовили на завтра? Вряд ли вам захотелось два пудинга в день?
— Нет, не на завтра! — повторил Рыцарь все так же задумчиво. — На завтра не успели!
Он повесил голову и мрачно произнес:
— Боюсь, что его вообще не приготовили! Боюсь, что его вообще никогда не приготовят! А какое это было остроумное изобретение!
— А из чего он делается? — спросила Алиса, желая хоть как-то его приободрить. Она увидела, что бедный Рыцарь совсем пал духом.
— В основном из промокашки, — отвечал Рыцарь со стоном.
— Боюсь, что это не очень-то вкусно…
— Одна промокашка, конечно, не очень вкусна, — прервал ее с волнением Рыцарь. — Но если смешать ее еще кое с чем — с порохом, например, или с сургучом — тогда совсем другое дело! Но здесь я должен тебя оставить…
Они вышли на опушку леса. Алиса вздрогнула от неожиданности — в эту минуту она думала только о пудинге.
— Ты загрустила? — огорчился Рыцарь. — Давай я спою тебе в утешение песню.
— А она очень длинная? — спросила Алиса.
В этот день она слышала столько стихов!
— Она длинная, — ответил Рыцарь, — но очень, очень красивая! Когда я ее пою, все рыдают … или…
— Или что? — спросила Алиса, не понимая, почему Рыцарь вдруг остановился.
— Или… не рыдают. Заглавие этой песни называется «Пуговки для сюртуков».
— Вы хотите сказать — песня так называется? — спросила Алиса, стараясь заинтересоваться песней.
— Нет, — ты не понимаешь, — ответил нетерпеливо Рыцарь. — Это заглавие так называется. А песня называется «Древний старичок».
— Мне надо было спросить: это у песни такое заглавие? — поправилась Алиса.
— Да нет! Заглавие совсем другое. «С горем пополам!» Но это она только так называется!
— А песня эта какая? — спросила Алиса в полной растерянности.
— Я как раз собирался тебе об этом сказать. «Сидящий на стене»! Вот какая это песня! Музыка собственного изобретения!
С этими словами он остановил Коня, отпустил поводья и, медленно отбивая такт рукой, запел с выражением блаженства на своем добром и глупом лице.
Из всех чудес, которые видела Алиса в своих странствиях по Зазеркалью, яснее всего она запомнила это. Многие годы спустя сцена эта так и стояла перед ней, словно все это случилось только вчера: кроткие голубые глаза и мягкая улыбка Рыцаря, заходящее солнце, запутавшееся у него в волосах, ослепительный блеск доспехов, Конь, мирно щиплющий траву у ее ног, свесившиеся на шею Коня поводья и черная тень леса позади — она запомнила все, все до мельчайших подробностей, как запоминают поразившую воображение картину. Она прислонилась к дереву, глядя из-под руки на эту странную пару и слушая, словно в полусне, грустный напев.
— А музыка вовсе не его изобретения, — подумала Алиса. — Я эту музыку знаю. Это песня «Я все вам отдал, все, что мог…».
Она стояла и внимательно слушала Рыцаря, но рыдать — не рыдала.
Я рассказать тебе бы мог, Как повстречался мнеКакой-то древний старичок, Сидящий на стене.Спросил я: «Старый, старый дед. Чем ты живешь? На что?»Но проскочил его ответ Как пыль сквозь решето.
— Ловлю я бабочек больших На берегу реки,Потом я делаю из них Блины и пирожкиИ продаю их морякам — Три штуки на пятак.И в общем, — с горем пополам, Справляюсь кое-как.
Но я обдумывал свой план. Как щеки мазать мелом,А у лица носить экран. Чтоб не казаться белымИ я в раздумье старца тряс. Держа за воротник:— Скажи, прошу в последний раз, Как ты живешь, старик?
И этот милый старичок Сказал с улыбкой мне: —Ловлю я воду на крючок И жгу ее в огне,И добываю из воды Сыр под названьем бри.Но получаю за труды Всего монетки три.
А я раздумывал — как впредь Питаться манной кашей.Чтоб ежемесячно полнеть И становиться краше.Я все продумал, наконец, И, дав ему пинка, —Как поживаете, отец? — Спросил я старика.
— В пруду ловлю я окуньков В глухой полночный часИ пуговки для сюртуков Я мастерю из глаз.Но платят мне не серебром. Хоть мой товар хорош.За девять штук, и то с трудом, Дают мне медный грош.
Бывает, выловлю в пруду Коробочку конфет,А то — среди холмов найду Колеса для карет.Путей немало в мире есть. Чтоб как-нибудь прожить,И мне позвольте в вашу честь Стаканчик пропустить.
И только он закончил речь, Пришла идея мне:Как мост от ржавчины сберечь, Сварив его в вине. —— За все, — сказал я, — старикан, Тебя благодарю,А главное — за тот стакан, Что выпил в честь мою.
С тех пор, когда я тосковал, Когда мне тяжко было,Когда я пальцем попадал Нечаянно в чернила,Когда не с той ноги башмак Пытался натянуть,Когда отчаянье и мрак Мне наполняли грудь,Я плакал громко на весь дом И вспоминался мнеСтарик, с которым был знаком Я некогда в краю родном,Что был таким говоруном, Таким умельцем и притомНезаурядным знатоком — Он говорил о том, о сем,И взор его пылал огнем, А кудри мягким серебромСияли над плешивым лбом, Старик, бормочущий с трудом,Как будто бы с набитым ртом, Храпящий громко, словно гром, Сидящий на стене.
Пропев последние слова своей баллады, Рыцарь подобрал поводья и повернул Коня.
