Туве Янссон - Волшебная зима
Муми-троллю не удалось на этот раз перепрыгнуть на новую льдину, и он упал, по уши погрузившись в море, и маленькая веселая льдинка неустанно толкала его в затылок.
Отпустив уши Муми-тролля, малышка Мю прыгнула на берег. Гоп-ля! Удивительно, до чего легко со всем справляешься, если тебя зовут Мю!
— Держи! — сказала Муми-троллю Туу-тикки, протянув ему свою крепкую лапку. Она лежала животом вниз на стиральной доске Муми-мамы и смотрела в его взволнованные глаза. — Так, так… — сказала она.
Туу-тикки медленно вытащила его на край льдины. Он вскарабкался на берег и сказал:
— Ты даже не вышла посмотреть…
— Я видела тебя в окошко, — огорченно сказала Туу-тикки. — А теперь иди в купальню и согрейся.
— Нет, я пойду домой, — ответил Муми-тролль.
Встав на ноги, он, ковыляя, отправился к дому.
— А подогретый сок?! — закричала ему вслед Туу-тикки. — Не забудь выпить чего-нибудь теплого!
Дорога была мокрой от тающего снега, и Муми-тролль ступал на корни деревьев и хвойные иголки; его трясло от холода, а ноги по-прежнему противно дрожали.
Он едва повернул голову, когда прямо перед ним перебежал дорогу маленький бельчонок.
— Счастливой весны! — рассеянно сказал бельчонок.
— Не очень-то она счастливая! — ответил Муми-тролль и пошел дальше.
Вдруг он резко остановился и уставился на бельчонка. У бельчонка был длинный пушистый хвостик, блестевший в лучах заходящего солнца.
— Это тебя зовут — бельчонок с хорошеньким хвостиком? — медленно спросил Муми-тролль.
— Ясное дело, меня! — ответил бельчонок.
— Так это ты! — воскликнул Муми-тролль. — Это и вправду ты? Тот, что повстречал Ледяную деву?
— Не помню, — сказал бельчонок. — Ты ведь знаешь, я такой забывчивый.
— Постарайся вспомнить, — умолял бельчонка Муми-тролль. — Разве ты не помнишь хотя бы тот уютный матрасик с клочьями шерсти?
Почесав себя за ушком, бельчонок задумался.
— Я помню много всяких разных матрасиков, — сказал он, — с клочьями шерсти и без них. Лучше клочьев шерсти я не знаю ничего.
И бельчонок беспечно поскакал дальше в лес.
«Ну, это надо будет выяснить позднее, — подумал Муми-тролль. — Мне сейчас слишком холодно, мне надо домой…»
И он чихнул, так как впервые в жизни сильно простудился.
Котел парового отопления в погребе остыл, и в гостиной было очень холодно.
Дрожащими лапами Муми-тролль накладывал на живот и грудь один коврик за другим, но никак не мог согреться. Ноги болели, в горле саднило. Жизнь внезапно стала такой горестной, а мордочка казалась чужой и слишком большой. Муми-тролль попытался свернуть свой холодный как лед хвост, но тут он снова чихнул.
И тогда его мама проснулась.
Она не слыхала залпов канонады во время ледохода, не слыхала она и снежного бурана, завывавшего в изразцовой печи. Ее дом был полон шумных гостей, а будильники звонили всю зиму, так ни разу и не разбудив ее.
Теперь же она открыла глаза и, окончательно проснувшись, посмотрела в потолок.
Потом, усевшись на кровати, она сказала:
— Ну вот, ты и простудился.
— Мама, — стуча зубами, ответил Муми-тролль, — если б я только был уверен в том, что это тот самый бельчонок, а не какой-нибудь другой.
Мама тут же направилась в кухню подогреть сок.
— Там грязная посуда! — несчастным голосом закричал Муми-тролль.
— Ничего, — сказала мама. — Все уладится.
Она нашла несколько поленьев за помойным ведром. А из своего потайного шкафа вытащила смородиновый сок, какой-то порошок и фланелевый шейный платок.
Когда вода закипела, она смешала порошок — сильное средство от простуды — с сахаром, имбирем и ломтиками высохшего лимона, который лежал за грелкой для кофейника, почти на самой верхней полке.
Но грелки для кофейника теперь уже больше не было. Не было даже кофейника. Однако Муми-мама этого не заметила. На всякий случай она пробормотала маленький волшебный стишок над лекарством от простуды. Стишку этому она выучилась у своей бабушки, маминой мамы. Потом она пошла в гостиную и сказала:
— Выпей лекарство, пока оно теплое.
Муми-тролль выпил лекарство, и нежное тепло заструилось в его промерзший живот.
— Мама, — сказал он. — Я должен тебе столько всего объяснить…
— Сначала ты должен выспаться, — прервала его мама, обмотав ему вокруг шеи фланелевый платок.
— Только одно, — сонно сказал он. — Обещай, что ты не затопишь печь, там живет наш предок.
— Конечно, не затоплю, — ответила мама.
Внезапно ему стало совсем тепло, и он почувствовал, что спокоен и ни за что больше не должен отвечать. Тихонько вздохнув, он зарылся носом в подушку. И тут же уснул, позабыв обо всем на свете.
Мама сидела на веранде и жгла киноленту увеличительным стеклом. Лента дымилась и горела, а едкий приятный запах щекотал маме нос.
Солнце было жарким, так что от мокрой веранды шел пар, но в тени за крыльцом стоял ледяной холод.
— Вообще-то надо бы просыпаться чуть раньше по весне, — заметила мама.
— Это так правильно! — согласилась с ней Туу-тикки. — Он еще спит?
Мама кивнула.
— Ты бы видела, как он прыгал по льдинам! — гордо сказала малышка Мю. — Это он-то, который прохныкал пол зимы и приклеивал к стенам глянцевые картинки.
— Знаю, я их видела, — ответила мама. — Наверно, ему было страшно одиноко.
— А потом он пошел и отыскал какого-то древнего предка, — продолжала малышка Мю.
— Пусть сам расскажет все, когда проснется, — решила Муми-мама. — Вижу, здесь произошло немало событий, пока я спала.
С кинолентой было уже покончено, а кроме того, мама умудрилась выжечь на веранде круглую черную дыру.
— Следующей весной я должна проснуться раньше всех, — повторила мама. — Чтобы пожить немного спокойно и делать все, что захочется.
Когда Муми-тролль наконец проснулся, горло у него больше не болело.
Он увидел, что мама сняла с люстры тюлевый чехол и повесила занавески. Мебель стояла на своих прежних местах, а вместо разбитого стекла был вставлен лист картона. Все хлопья пыли исчезли.
Но хлам, который предок набросал возле печки, лежал нетронутым. На красочном плакате мама написала: «Трогать запрещается!»
Из кухни доносился успокаивающий звон посуды, которую мыла мама.
«Рассказать ей о том, кто живет под кухонным столиком? — подумал Муми-тролль. — А может, не надо…» Он раздумывал, надо ли ему еще немножко притворяться больным — пусть за ним поухаживают. Но потом решил, что будет еще интереснее позаботиться о маме, развлечь ее. Тогда он вышел на кухню и сказал:
— Пойдем, я покажу тебе снег.
Мама тотчас же бросила мыть посуду, и они вышли на солнце.
— Снега осталось не так уж много, — объяснил Муми-тролль. — Но ты бы видела, сколько его зимой! Весь дом был завален сугробами! Можно было провалиться до самого носа. Понимаешь, снежинки падают с неба, словно маленькие-премаленькие холодные звездочки, а наверху, в черном небе, висят голубые и зеленые занавески, которые так и колышутся.
— Как красиво! — сказала мама.
— Да, а потом можно еще кататься по снегу, — продолжал Муми-тролль. — Это называется — кататься на лыжах. Съезжаешь прямо вниз, как молния, в огромном облаке снега, и если быть невнимательным, можно даже разбиться насмерть!
— Что ты говоришь?! — удивилась мама. — И для этого-то пользуются подносами?
— Нет, на них лучше кататься по льду, — обиженно пробормотал глубоко задетый Муми-тролль.
— Подумать только, подумать только, — сказала мама, щурясь от солнца. — Жизнь все-таки по-настоящему волшебная. Думаешь, что серебряный поднос годится только для одного дела, а оказывается, для чего-то другого он еще удобнее. И все мне твердили: «Незачем варить столько варенья», — а оказалось, что оно все съедено.
Муми-тролль покраснел.
— Мю рассказала тебе… — начал он.
— Конечно, — сказала мама. — Спасибо! Хорошо, что ты позаботился о гостях, так что мне не пришлось краснеть за тебя. И знаешь, дом стал теперь гораздо просторней без всех этих ковров и безделушек. Кроме того, не придется так часто убирать.
Взяв немного снега, мама слепила снежок. Она бросила его, как обычно это делают мамы, довольно неуклюже, и он — бац! — плюхнулся неподалеку от них.
— Вот так так! — рассмеялась мама. — Юнк и то сделал бы лучше.
— Мама, я ужасно тебя люблю, — признался Муми-тролль.
Они медленно двинулись дальше по склону к мосту, но в почтовом ящике было пусто, письма еще не пришли. Длинные вечерние тени ложились на долину, и повсюду царили мир и удивительная тишина.
Мама села на перила моста и сказала:
— А теперь наконец я хочу чуточку больше услышать о нашем предке.
