Якоб Гримм - Братья Гримм. Собрание сочинений в двух томах.
Когда они вошли в комнату, старуха сказала: «Вы бы могли себя избавить от дальнего пути, кабы три года тому назад не прогнали из дома свое дитя, доброе и любящее. Ей никакого зла не приключилось: ей пришлось только три года сряду гусей пасти; ничему дурному она за это время не научилась и сохранила свое сердце в чистоте. А вы сами уже достаточно наказаны тем страхом за ваше детище, который вы пережили».
Потом она подошла к двери смежной комнаты и крикнула: «Выходи, доченька!»
Дверь отворилась, и королевна вышла оттуда в своей шелковой одежде, с рассыпанными по плечам золотистыми волосами и ясными очами — словно ангел слетел с неба. Она подошла к отцу и матери, бросилась им на шею и поцеловала их, и все расплакались от радости. Молодой граф стоял с ними рядом, и когда королевна его увидала, то, сама не зная почему, зарделась, как роза.
Король сказал дочери: «Милое дитя мое, свое королевство я разделил; что могу я тебе дать?» — «Ей ничего не нужно, — сказала старуха, — я даю ей те слезы, которые она из-за вас выплакала — чистый жемчуг, даже еще получше того, что в море находят! На этот жемчуг все ваше королевство купить можно! А в награду за ее службу я дарю ей мой домишко!»
Сказав это, старуха исчезла, а в стенах раздался треск, и когда король с королевой и с графом оглянулись, то увидели, что избушка успела превратиться в великолепный дворец, в котором слуги, суетясь и бегая, накрывали и готовили королевское пиршество…
Сказка на том не кончается; но у моей бабушки, которая мне ту сказку рассказывала, память слабеть стала, она все остальное и забыла.
Я все же думаю, что прекрасная королевна вышла замуж за графа, что они вместе остались в замке и жили в полном счастье, пока Богу было угодно.
Были ли те белоснежные гуси, что паслись у домика, девушками (это я говорю никому не в обиду!), которых старуха к себе приняла, и получили ли они вновь свой человеческий образ, остались ли у молодой королевны в служанках — того доподлинно я не знаю, однако же так предполагаю.
Несомненно только то, что старуха была не ведьма, как думали люди, а ведунья. И наверно, она уже при рождении даровала королевне способность ронять из глаз не слезы, а жемчужины. Нынче этого не бывает, а то бедные скорехонько разбогатели бы.
180. Неравные дети Евы
Когда Адам и Ева были изгнаны из рая, то они должны были на неплодородной земле выстроить себе дом и зарабатывать хлеб свой в поте лица.
Адам трудился в поле, а Ева пряла шерсть.
У Евы каждый год рождалось по ребенку, и одни дети были красивы, другие же некрасивы.
По прошествии значительного времени Бог послал к Адаму и Еве ангела с известием, что он желает их навестить.
Ева, обрадованная такою милостью Господа, все тщательно в доме прибрала, украсила дом цветами, а каменный пол усыпала травами. Потом вывела детей своих, но только красивых.
Она их вымыла, выкупала, причесала их, надела на них чистенькие рубашечки и напомнила им, чтобы они в присутствии Господа вели себя прилично и держали себя смирно, кротко и разумно.
А некрасивые дети не смели Господу и на глаза показаться. Один спрятался в сено, другой — под крышу, третий — в солому, четвертый залез за печку, пятый — в погреб, шестой — под чан, седьмой — под винную бочку, восьмой — под старую шубу, девятый и десятый — под сукно, из которого шили их одежды, а одиннадцатый и двенадцатый — под кожу, из которой выкраивали им башмаки.
Едва только все было готово, Отец Небесный вступил в их дом. Красивые дети были поставлены в ряд; они кланялись ему и преклоняли перед ним колени. Господь же захотел их благословить и, возложив руки на первого из них, сказал: «Ты будешь могущественным королем!» — затем, обращаясь ко второму: «Ты — князем!» — к третьему: «Ты — графом!» — к четвертому: «Ты — рыцарем!» — к пятому: «Ты — благородным!» — к шестому: «Ты — купцом!» — к седьмому: «Ты — ученым!»
И так всех их наделил своею обильною благодатью.
Когда же Ева увидела, что Господь так благ и милостив, то подумала: «Дай-ка я выведу к нему и других моих, некрасивых, детей! Может быть, он и их не лишит своего благословения?» Побежала и вызвала их — кого из-под сена, кого из соломы, кого из-под печки и из других мест, куда они запрятались.
Вот и прибежали они все — грязные, неумытые, перепачканные сажей.
Господь взглянул на всех и сказал: «Благословлю и этих».
Он возложил руки на первого и сказал ему: «Ты будь мужиком», — потом сказал второму: «Ты — рыбаком», — третьему: «Ты — кузнецом», — четвертому: «Ты — кожевником», — пятому: «Ты — ткачем», — шестому: «Ты — башмачником», — седьмому: «Ты — портным», — восьмому: «Ты — горшечником», — девятому: «Ты — извозчиком», — десятому: «Ты — корабельщиком», — одиннадцатому: «Ты — рассыльным», — двенадцатому: «Ты — слугою на всю жизнь».
Когда Ева все это выслушала, то сказала: «Господи! Как можешь ты так неравномерно распределять свое благословение? Ведь это все мои, мною рожденные дети. Твои милости должны бы на всех излиться одинаково».
Но Господь возразил: «Ева, ты этого не понимаешь. Мне угодно и нужно весь свет заселить твоими детьми; ну, если бы они все были бы князьями и господами, то кто же стал бы поля возделывать, молотить, молоть и печь? Кто стал бы ковать, ткать, плотничать, строить, рыть, кроить и шить? Каждый должен быть на своем месте, все друг друга должны поддерживать и питать, как члены одного и того же тела».
Тут отвечала Ева: «Ах, Господи, прости, что я тебе так необдуманно поперечила! Да сбудется твоя святая воля и над детьми моими».
181. Русалка в пруду
Некогда жил да был такой мельник, который жил со своею женою в полном довольстве. И денег, и добра всякого было у них вдоволь, и их благосостояние год от года все возрастало.
Но ведь беда-то нас за углом сторожит: как пришло их богатство, так стало и утекать из года в год, и под конец мельник уж, мог считать своею собственностью только ту мельницу, на которой он жил.
Все это его очень печалило, и когда он после дневного труда ложился спать, то не находил себе покоя и озабоченно ворочался в своей постели.
Однажды утром, встав еще до восхода солнца, он вышел подышать свежим воздухом и думал, что у него от этого немного на сердце полегчает.
Когда он переходил через мельничную плотину, прорезался первый луч солнца, и в то же время он услышал какой-то шорох.
Он обернулся и увидел прекрасную женщину, медленно поднимавшуюся из воды. Ее длинные волосы, которые она придерживала на плечах своими нежными руками, ниспадали с обеих сторон и прикрывали ее белое тело.
Мельник понял, что это — русалка из пруда, и со страху не знал, бежать ли ему поскорее или приостановиться. Но русалка своим нежным голоском назвала его по имени и спросила, почему он так печален.
Мельник сначала оторопел было, но когда услышал, что она говорит с ним так ласково, он собрался с духом и рассказал ей, что некогда жил в счастье и богатстве, а теперь вдруг так обеднел, что не знает, как и быть. «Будь спокоен, — сказала ему русалка, — я тебя сделаю и счастливее, и богаче прежнего; но только ты должен обещать, что отдашь мне то, что сейчас в твоем доме родилось». — «Что бы могло это быть? — подумал мельник. — Разве котенок или щенок какой-нибудь?» — и пообещал ей дать желаемое.
Русалка опять опустилась в воду, а он, утешенный и ободренный, поспешил вернуться на мельницу.
Еще не успел он дойти до нее, как вышла служанка из дверей и закричала ему: «Радуйся, хозяин, жена тебе сыночка родила!»
Мельник стоял, как молнией пораженный: он понял, что коварная русалка все это знала и обманула его. С поникшей головой подошел он к постели своей жены, и когда она его спросила: «Что же ты не радуешься этому красавцумальчику?» — он рассказал ей, что с ним случилось и какое обещание дал он русалке. «На что мне и счастье, и богатство, — добавил он, — коли я должен потерять свое дитя? Но что же мне делать?»
И родственники, которые пришли поздравить родильницу, тоже не знали, чем беде помочь.
А между тем счастье вновь вернулось в дом мельника. Все, что он предпринимал, удавалось ему, и казалось, будто сундуки и ящики сами собою наполнялись, а деньги в шкафу вырастали за ночь.
Немного прошло времени, а его богатство возросло значительно против прежнего.
Но он не в силах был этому радоваться: обещание, данное русалке, терзало его сердце. Каждый раз, когда он проходил по берегу пруда, он так и опасался того, что она всплывет на поверхность воды и напомнит ему о его долге.
Самого сынка своего он к воде и не подпускал. «Берегись, — говаривал он ему, — если ты только коснешься воды, то оттуда сейчас высунется рука, схватит тебя и стащит вниз».
Но год уходил за годом, а русалка все не показывалась; вот мельник-то и начал уже успокаиваться.
