Анна Сазонова - Тайны Чернолесья. Пробуждение

4

Я проснулась оттого, что солнце светило мне в глаза. Оно было еще невысоко, но его рассветные лучи проникали на нашу стоянку и тепло трогали мою щеку. Когда я пошевелилась, что-то упало с моего одеяла. Резко присев на своей лежанке, я увидела какую-то маленькую вещицу, лежавшую на траве, рядом со мной. Подняла. Цветок на шнурке, искусно вырезанный из дерева, уютно лег мне в ладонь. От него явно веяло силой. С улыбкой я оглянулась, осматривая наш лагерь в поисках Касса. Наверняка он резал по дереву ночью, во время разговора с Сенькиным отцом, и решил подарить мне результат своих трудов на память. У костра сидел дядька Феодий и задумчиво смотрел на огонь, рядом спал Сенька. Барда не было видно. Кузнец обернулся на шорох и улыбнулся мне:

— Доброе утро, соня. Выспалась?

— Угу, — сладко потянулась я, — когда отправляемся?

— Да вот сейчас соберемся и пойдем, Сенька уже просыпался, когда бард уходил, тот ему перевязку делал, а потом заснул снова, больно рано было идти.

— Касс ушел?! — я ужасно расстроилась. Я не ожидала, что больше его не увижу. — Давно? И даже не попрощался?!

— Ушел, как засветало, пожалел тебя будить. Он и так задержался с вами. Торопился на какую-то встречу.

— Мог бы, и разбудить, — разочарование мое было глубоко. «Как он мог вот так уехать, даже не попрощавшись, не сказав, увижу ли я его снова…» — я не могла понять. И тут мой взгляд упал на плащ, которым я укрывалась ночью, все еще лежащий на моей импровизированной кровати. — Он плащ забыл! Он вернется за ним, да?

— Не знаю, вряд ли, малышка, лето же, он и без плаща не замерзнет. Ну, будь умницей, вставай, умывайся.

Когда я привела себя в порядок и вернулась в лагерь, кузнец уже разбудил сына. Сенька радовался присутствию отца, сообразив, что наказывать его никто не будет и взахлеб рассказывал о своих приключениях в лесу. Чувствовал он себя уже совсем хорошо, и даже смог сам встать и подойти к бревну, на котором ночью сидели у костра мужчины.

Отец и сын разговаривали, а я, присев рядом, уныло ковыряла завтрак. Только теперь, с уходом воина, я поняла, что мое приключение окончательно закончилось. Я была растеряна и не представляла, как мне быть дальше. Касс сказал, что придет какой-то учитель… «Когда он придет? Куда? Как он найдет меня? Как узнает? Каким он будет? Понравится ли мне? Заберет ли меня из селения, или будет приходить иногда учить? Отпустит ли меня Баськина тетка? Кто вообще отвечает за меня, кому я нужна?» — вопросы, вопросы… и ни одного ответа… Я жутко завидовала Сеньке, который беззаботно рассказывал отцу об этих двух днях, как наверняка всегда делился своими проблемами, крупными или мелкими, без боязни, зная, что его поймут, поддержат, и дадут разумный совет. А я хранила тайну, с которой не знала, как быть, и о которой никому не могла поведать. Никто не мог посоветовать мне, что делать дальше и как себя вести. Никто бы просто не поверил мне. Все, чем я располагала, это парой советов человека, понимающего мои проблемы, но он ушел, пообещав, что придет добрый дядя и возьмет на себя ответственность за мою жизнь. Я всей душой потянулась к первому, кто проявил участие ко мне, кому, как мне казалось, была небезразлична моя судьба, кому я могла бы довериться, а он просто выполнил свой долг и ушел, не попрощавшись. Обида во мне разрасталась все больше и больше. И не столько на барда, сколько на судьбу, так распорядившуюся моей жизнью и, сделавшую меня никому не нужной со смертью матери.

— Леся! — я опять ушла в свои переживания так глубоко, что не слышала, как мне что-то говорили. И, судя по всему, окликают меня уже не в первый раз. Я подняла голову от своей еще полной плошки и посмотрела на Сенькиного отца.

— Леся, пора идти, я уже лагерь почти свернул, а ты еще завтрак по тарелке размазываешь. Ну, что с тобой, все уже позади, девочка, мы идем домой, — сочувственный бас кузнеца был последней каплей, и я разревелась, как дурочка.

— Лесенька, не надо плакать, я понимаю, что тебе досталось переживаний за эти два дня, но все уже хорошо, — он приобнял меня за плечи и сел рядом, бормоча всякую утешительную ничего не значащую ерунду. Как и большинство мужчин, он не знал, что делать со слезами, вызванными непонятной ему причиной, и растерянно гладил меня по спине ладонью, пытаясь утешить. А мне, видимо, надо было выплакать свою обиду и одиночество, и какое-то время мы просидели так, пока я не успокоилась. И, как всегда, мне было очень стыдно за эти глупые слезы и за жалость к себе.

Перебрались через речку мы быстро и без происшествий. Феодий нес сына, а я плелась сзади, нагруженная плащом и прочими мелочами, которые оставил воин в лагере. Только теперь я поняла, что где-то потеряла свое лукошко с обелен-травой, скорее всего оно отлетело в овраг у алтаря, когда я споткнулась о камень и повредила ногу. С тех пор я в первый раз о нем вспомнила, но возвращаться и искать было поздно.

Мы как то очень быстро дошли до селения, я пошла в трактир, а кузнец понес сына домой. Обычно Сенька жил с нами при трактире и помогал Баськиной тетке по хозяйству, когда не был занят с отцом в кузне. Сенькина мать и ныне покойный муж тетки были братом и сестрой, а молодая жена кузнеца Сеньку не сильно жаловала. Не желая мешать отцовской новой семье, мальчишка перебрался к нам, заключив с теткой сделку. Он вообще был весьма самостоятелен. Но сейчас, пока мой друг был еще не совсем здоров, отец не захотел оставить его.

Первая, на кого я наткнулась в трактире, была наша кухарка, шедшая с дровами для печи.

— Лесенька, — запричитала Ксавия, роняя из рук свою ношу, — нашлась, девочка ты наша, — голосила кухарка, притискивая меня к своей объемной груди. И вдруг внезапно отстранившись, схватила меня за руку и потащила в общие комнаты, крича на весь дом:

— Анисия, она пришла! Как тот бард вчера и говорил! — я волоклась за ней, вяло сопротивляясь, как коза на веревке.

Баськина тетка Анисия сидела в зале трактира за конторкой и что-то считала в своих расходных журналах. При нашем появлении она вскочила и всплеснула руками:

— Леся! Светлая Дева, куда тебя понесло! Мы так переживали эти два дня, пока не пришел тот милый молодой бард и не сказал, что с тобой все в порядке! Как ты могла так со мной поступить? Как ты не понимаешь, что я несу за тебя ответственность… — тетушка забегала взад-вперед по комнате, шурша юбками и читая один из своих обычных монологов «Как должна поступать приличная девочка», наводящих на меня сон и тоску. Я уныло стояла рядом с кухаркой, думала о своем, и только обрывки тетушкиных фраз достигали моих ушей. — … Да-да, только послушание и труд, труд и послушание, помогут тебе избежать врат огненных, только они сохранят добродетель в сердцах юных и необузданных… — монотонный голос Баськиной тетки, вычитывающий мне свою любимую лекцию, разносился, как мне казалось, по всему трактиру. — И я, со своей стороны, просто обязана принять меры по вашему воспитанию. С завтрашнего дня, место вашего свободного времени, которое вы проводите неизвестно где, гоняя собак по оврагам, вы, все, мои подопечные, будете заниматься рукоделием, как положено приличным девочкам.

Мне стало нехорошо. Сидеть с Баськой в одной комнате, в четырех стенах, и вышивать ненавистным крестиком или заниматься еще каким-нибудь шитьем — это была нешуточная угроза. Мне и так хватало времени, проведенного с ней за совместной работой, а теперь еще это.

— И никаких гуляний, и беготни по подружкам. Только работа. Я, пожалуй, отправлю вас к жене старосты. Она как раз недавно приглашала наших мастериц, обновить ковер с ликом Светлой Девы, для приемной Управы, и, думаю, что от помощи они не откажутся, — тетка сияла. — Какая замечательная идея! Эта работа научит вас терпению и послушанию.

— Но тетя… — пролепетала я. — Я ничего не имела против Светлого лика Богини, но перспектива вышивать его на огромном ковре в течение нескольких месяцев в компании Баськи с подружками, меня как то не вдохновляла. Даже учитывая личное знакомство с Девой.

— И не спорь. Басия уже второй день как наказана. Я совсем вас разбаловала и вы творите, что пожелаете. Только работая вместе, вы сможете наладить добрые дружеские отношения, какие бывают между сестрами. И наконец-то в этом доме наступят мир и согласие.

— Но как же Сенька? Он ранен, мой долг навещать его… — я пыталась найти доводы, которые позволили бы мне получить хоть немного свободного времени.

— У Есения есть свой отец. Вот пусть он его и воспитывает. А в лечении и без тебя обойдутся, или ты что же, великой лекаркой заделалась?

Я примолкла и опустила взгляд.

— Вот то-то же, — тетка погрозила мне пальцем, — я вас насквозь вижу. Иди наверх и приведи себя в порядок. А то, как побродяжка нищая, оборвалась вся, — и, глядя на кухарку, добавила: — А ты, чего встала? Обед сам не приготовится. Уйдите обе, вы меня утомили.