Войцех Жукровский - Похищение в Тютюрлистане (Художник Ю. Киселев)
Мыши окаменели. Они не смели бежать, впрочем, я мог каждую из них пригвоздить к полу лапой. Впереди стояла старшая мышь, на ней была серая шубка. За спиной, съёжившись от страха, притаился какой-то франт в светлых перчатках и котелке. Дальше — небольшая толпа празднично одетых гостей.
Стоило мне только моргнуть глазом, — и все побледнели. Из рук франта выпала бамбуковая палочка, но он не посмел нагнуться за ней. Сверху я видел, как озорной мышонок, шагавший позади всех, воспользовался испугом своей бабки и принялся связывать гостям хвосты.
Неожиданно мышь в шубке выступила вперёд.
— Благородный господин Мяучура, — проговорила она дрожащим голоском. И тут я увидел, что она прижимает к груди маленький свёрток, закутанный в кружева, — наш бесценный тиран!
Я расправил усы. Этот жест перепугал мышей. Чуть слышно пискнув, зверюшки бросились было врассыпную, но тотчас замерли на месте: их не пустили связанные хвосты. Шалун от радости перекувырнулся через голову, а бабка, схватив мышонка за ухо, дала ему такую затрещину, что над ним поднялось облако пыли.
Я был не в состоянии сохранить серьёзность и рассмеялся. Впрочем, я не мог бы обидеть кого-нибудь в эту ночь.
— Ну, говори, малышка, — мяукнул я тихо.
Видя, что я милостив, все легко вздохнули. Франт приподнял котелок и украдкой вытер вспотевший лоб.
— Мы все шли к тебе, суровый Мяучура, просить твоего великодушного соизволения быть крёстным отцом моего первенца. — Мышь так близко подошла ко мне, что я ясно ощутил запах надушенного меха. Она подала мне завёрнутого в пелёнки мышиного младенца.
Что было делать? У меня мягкое сердце, и я согласился.
Когда с новорождённым на руках под радостные крики я пировал на мышином празднике, — на небе мои благородные предки, наверное, рвали на себе усы и проклинали меня. Ведь еще никогда с тех пор, как стоит мир, не было такого братания между кошкой и мышами.
— Ну, а в Ноевом ковчеге? — спросила Хитраска.
— Даже и там коты были на носу, а мыши на корме, и, если бы не морская болезнь, кто знает… С тех пор, сколько я ни ловил мышей на воровстве зерна, всегда оказывалось, что это дядя или тётка моего крестника, и я должен был, извинившись, отпустить вора.
Мой малыш вырос порядочным разбойником, и мать часто приводила его ко мне, чтобы я поиграл с ним. Она была этим очень горда, впрочем, она и сама происходила из благородного рода, в ее жилах текла королевская кровь.
— Не может быть! У мыши? — обиделась королевна.
— А как же, где-то в далёкой стране, кажется, в Польске, мыши съели некоего короля Попеля, да в его собственном замке!
— Ну и дела, — удивилась Хитраска.
— А что же смотрела полиция?! — возмутился капрал Пыпец.
— Пока я играл с мышонком, его родственники шныряли углам, — они ссыпали зерно и муку в кожаные мешки. Дело дошло до того, что мыши заставили меня стоять на страже и предупреждать их о приходе мельника. Мало того, — они уговаривали меня самого таскать из кладовой солонину, якобы для моего крестника, который был болезненным ребёнком и родители старались кормить мышонка получше.
Однажды я не выдержал и задремал. Подумайте, днём у меня была работа, а ночью приходилось заботиться об этих пройдохах-мышах; они так осмелели, что шныряли во время ужина по столу, и часто, доставая из кармана ключи, я находил там спящего мышонка.
В ту памятную ночь я крепко уснул и не слышал шума, разбудившего моего хозяина. Сито в удивлении стал протирать глаза, — по самой середине комнаты передвигался огромный мешок пшеницы.
Старику показалось, что он спит, но нет, мешок двигался прямёхонько к порогу, и при этом старик отчетливо услышал писк стаи мышей. Они тащили мешок на своих спинах. Тут мельник вскочил — с грохотом перевернулась лавка; стало серым, повсюду задвигались стаи мышей, они десятками выскакивали из кринок. Ошеломлённый хозяин стоял, растопырив руки, три волоса на его голове поднялись дыбом, желая посмотреть на это исполненное ужаса зрелище.
Потом Сито кинулся на меня. Прежде чем я очнулся, он уже тащил меня за хвост.
— Позор кошачьего племени, выродок, — визжал он, — ты не кот, ты мышиный брат!
Он ударил меня ниже спины и швырнул в снег. Я долго ждал, когда остынет гнев хозяина.
Мне было видно, как двигался по кладовой огонёк. Слышались душераздирающие вопли, — это мельник подсчитывал убытки.
Я не уверен, расстались ли мы навсегда, но так как я до сих пор хромаю, то думаю, что он был мною недоволен.
Работы я нигде не нашёл, но и не голодал, потому что за мной шла слава мышиного опекуна — и всегда какие-нибудь, дальние родственники моего крестника приносили мне несколько кусков сала, героически украденных из мышеловок. «Для нашего дорогого Мышибрата», — говорили они, печалясь над моей недолей и поблёскивая при этом влажными от слёз глазами.
— Ты славный кот, — потрепал его по плечу петух.
Неожиданно над их головами повисла, словно ягодка рябины, возвратившаяся Точка.
— Смотрите, наша божья коровка!
— Тише… Замолчите…
— Торопитесь! Торопитесь! — кричали куропатки в полёгшей от зноя пшенице.
— Смотрите, какой-то фургон едет, — мяукнул Мышибрат.
Было так тихо, что звери слышали, как сыплется песок с медленно вращающихся колёс, как скрипят ремни и храпят кони.
Взметнувшаяся пыль, будто хвост дракона, двигалась тёмной полосой за колымагой.
— Бежим, — крикнули друзья, — это цыган Нагнёток!
Свернув с дороги, раздвигая колосья, звери помчались ближней межой, под защиту дремучих чащ Столесья.
— Вот они, совсем рядом! — послышался радостный голос цыгана.
— Не бойтесь, я помогу вам, — шепнула Точка на ухо Хитраске.
Братство отравителей
Высвободив штанину из острых шипов ежевики, цыган вырвался, наконец, из чащи цепких кустарников и, сунув нож за пояс, вышел на поляну.
— Эй, Друмля!
Издалека он услышал голоса дочери и сына. Еле переводя дух, они вернулись с пустыми руками.
— Мы не найдём их, папа, в этих дебрях, — сказала цыганка, вытаскивая из волос запутавшиеся листья.
— Если б здесь были мои блохи, — в раздумье почесал шею Нагнёток; и вдруг, дёрнув себя за бороду, он прошептал:
— Какая мысль! Станьте на одной ноге!
— Зачем? Какой от этого прок?
— Становись, не разговаривай. Я знаю, что делаю! — Он с трудом закинул ногу за пояс и стоял так, скорчившись и бормоча заклятья в травы и папоротники:
«К вам пришёл я в тёмный дол,На одной ноге пришёл.Жду при солнце и луне,Отравители — ко мне!Ну, а тот,Что на зов мой не придёт,Пусть состарится скорей,Умирая от червей — О! О! О! О!»
Услышав эти заклятья, деревья задрожали; дольше всех колыхался плющ на старом дубе, словно у него была одышка. Сквозь листья блеснул круглый глаз петуха, и потянула острым носом Хитраска.
— Мы погибли, — простонал Мышибрат, отпрянув вглубь дупла, где, съёжившись, сидела перепуганная Виолинка.
На полянку со всех сторон высыпали мухоморы и быстро построились в шеренги.
Мухомор — странный гриб. Он стоит себе в красной шляпке, заломленной на затылок или надвинутой на глаза, в белом чулке, такой скромный и невинный. Но всегда вокруг него странная тишина и пустота. Не пролетит бабочка, не прожужжит муха. Он стоит и копит в себе смертоносный яд. Вы заметили, — у молодых мухоморов шляпка сплошь красная, а у старых множество точек, похожих на кусочки белого пластыря. Но вы не знаете, верно, о том, что это особые знаки. За каждую умерщвлённую муху — одна точка. Стоит ей только лизнуть сока, напоминающего по цвету молоко, как она тотчас умирает от яда.
Больше всего мухоморы ненавидят людей, потому что человек, отыскав съедобный гриб, похвалит его, соскоблит с ножки землю, положит в корзинку, а мухомору даст палкой по башке, собьёт с него шляпку, раскрошит, растопчет. Поэтому мухоморы вступают в особые братства, где обсуждают новые способы применения ядов.
Они действуют так: идёт по лесу какой-нибудь старичок или полуслепая бабка, срывает мухомор, варит его дома вместе со съедобными грибами, а потом, отравившись, засыпает вечным сном.
— Чего ты хочешь от нас? — кричали мухоморы, нетерпеливо подпрыгивая на месте. — Зачем ты нас вызвал?
— Я хочу, чтобы вы нашли, где спрятались лиса, петух и кот. С ними маленький человеческий ребёнок; тех троих вы можете отравить, но не смейте прикасаться к девочке! Я хочу взять живьём! Если вы не найдёте мне их, я превращу вас в поганок.
— Ох, не делай этого, господин! Мы добудем беглецов из-под земли, эти трое будут извиваться со вспухшими животами. Когда они заснут, мы смочим ядом их губы! Завтра же мы приведём к тебе девочку.
— Хорошо, я буду ждать до рассвета, только начинайте поиски сейчас и ищите получше, или… — Он вырвал из-за пояса бич и взмахнул им над мухоморьим войском.
